Крис Чибнелл - Убийство на пляже
— Марк, у вас есть лодка?
— Да.
Уже в коридоре Харди проходится по своему списку доводов, почему это должен быть Марк.
— Лодка. Отпечатки пальцев на месте преступления. И алиби, которое он соорудил себе за ночь.
— Вы не можете этого знать, сэр, — возражает Элли, но уже не так уверенно, как прежде. — Посмотрим его лодку, поговорим с Найджем и получим подтверждение, работал ли Марк в той хижине.
— Спросите у Пита, что Марк говорил Бэт насчет ночи в четверг, и посмотрим, как это будет стыковаться. Пока мы будем все проверять, Марк останется здесь.
Желудок Элли со скудным завтраком тоскливо сжимается. Она-то надеялась, что им удастся докопаться до истины без того, чтобы приводить Бэт в состояние полной боевой готовности.
— Вы понимаете, что будет с его семьей, со всем городом, если это был Марк?
— А чего вы ищете, Миллер? Легких ответов? Минимальной боли? Эти вещи так не делаются.
— Я знаю, — с несчастным видом говорит она.
Она уже начинает смотреть на себя глазами Харди, упрямо сохраняя в веру в то, что могло никогда и не быть правдой.
Начальник порта везет их на лодке мимо пристани. Спасательный жилет тяжело прижимается к груди Харди и шелестит бумагой письма в его внутреннем кармане, как будто напоминает о его содержании.
Миллер очень уверенно держится во время качки — наверное, это у нее врожденное, — и мелкие капельки дождя скатываются с ее оранжевого плаща, когда она стоит на носу, высматривая лодку Марка Латимера. Харди же ненавидит находиться на воде. Волны — жестокая пародия на симптомы его болезни. Перед ним опасно качаются из стороны в сторону мачты. Миллер наклоняется и стаскивает с лодки брезент цвета морской волны. «Старый Бойлер» — это же надо было так пошутить с названием! — выкрашен в желтый цвет и, насколько может понять Харди, находится в хорошем состоянии. Он покрупнее большинства хваленых местных шлюпок, на нем есть своего рода ветровое стекло с козырьком и какая-то штуковина, чтобы рулить. Харди даже кичится тем, что не знает правильного названия всех этих вещей.
Миллер перепрыгивает в лодку и протягивает руку, чтобы он последовал за ней. Харди отказывается. В голову приходит мысль, что он уже и не помнит, когда в последний раз держал женщину за руку. Все это так неожиданно, неудобно, болезненно…
— Там нужен только один из нас, — бодро заявляет он. — Чтобы поменьше оставлять следов на месте преступления. Известно, когда ее брали в последний раз?
Миллер не отвечает. Она стоит на коленях в передней части лодки.
— Черт… — говорит она.
Харди смотрит в направлении ее взгляда. Высохшие капли красной жидкости стали коричневыми. Это кровь.
18
— Сегодня утром я покупаю кофе, — говорит Олли. — Моя очередь, сколько можно!
Карен оценивает его жест и, если честно, не против поберечь свои деньги. Ее вклад в экономику Бродчёрча растет с каждым часом, а она до сих пор понятия не имеет, компенсирует ли Данверс в конечном итоге ее расходы. Ей нужна ниточка, и побыстрее.
Олли переходит дорогу к ближайшему банкомату, но возвращается с пустыми руками. Карен сразу узнаёт униженное выражение лица человека, кредитную карточку которого не приняли.
— Автомат не работает, — говорит он, явно не догадываясь, что как раз в этот момент у него за спиной машина выдает пачку хрустящих десяток следующему клиенту. — Может, завтра.
Карен расплачивается наличными за напитки и прячет в карман чек, после чего они вдвоем идут в гавань.
— Я смотрел «Геральд», — говорит Олли. — Вы еще ничего не написали.
У нее было время подготовиться к этому вопросу.
— Не хочу этого делать, пока не соберу полностью всю фоновую информацию. Я думаю об этой семье, поэтому хочу все сделать правильно.
Очень важно, что Олли не понимает: он нужен Карен точно так же, как она нужна ему. Может, у нее и есть прямой выход на издание национального масштаба, но ей все равно необходимо, чтобы на ее стороне был местный репортер, для которого здесь открывались бы двери. И возможно, им еще удастся воспользоваться его связями с тетей Элли — детективом-сержантом Миллер.
— Так ты сможешь помочь мне в этом? — давит она. — Расскажи, с кем мне лучше всего поговорить.
— Думаю, смогу. — Олли выглядит смущенным. — Я знаю этих людей. Вы не можете их подставлять.
— Ты же читал мои материалы. И знаешь, что я показываю людей такими, какие они есть. У меня нет никаких скрытых планов.
Он все еще не уверен.
— Но… Ведь Дэнни умер.
Терпение не относится к числу достоинств Карен, но она все же пытается сдерживаться.
— Послушай, Олли. То, что ты сделаешь на этой неделе, определит твою карьеру. Я знаю, что ты считаешь меня слишком жесткой и прагматичной, но такие возможности появляются нечасто. Неважно, как это происходит и что ты при этом чувствуешь. Ни у кого нет лучших шансов правильно раскрутить сюжет с Латимерами, чем у тебя. — Она видит, что почти достала его. — Я тебе заплачу. Комиссионные. По нормальной ставке.
Этот аргумент становится решающим.
— О’кей. Сейчас мне нужно бежать в «Эхо», а в обед могли бы мы сравнить наши наброски?
В голове у Карен уже разворачивается план на этот день. Где-то здесь прячется хороший сюжет. Для нее это дело принципа — распутать эту загадку быстрее, чем Алек Харди.
Первым пунктом ее посещения является газетный магазин. Она берет какой-то журнал наугад и батончик «Марс» с полки. На лице у мужчины за прилавком полностью отсутствующее выражение, которое не меняется даже тогда, когда она улыбается ему своей самой широкой улыбкой.
— Вы ведь мистер Маршалл, верно? Командуете Морской бригадой. Я Карен Уайт, «Дейли геральд». — Она прячет сдачу в карман и достает из сумочки свою визитку. — Я здесь, чтобы освещать смерть Дэнни Латимера.
— Я с прессой не общаюсь, — отвечает Джек Маршалл.
Карен докручивает свою улыбку до предела.
— Вы держите газетный киоск и при этом не хотите разговаривать с людьми, которые делают то, что вы продаете?
— Я газеты продаю. И не хочу в них попасть.
— Но почему?
От напряжения этой бесконечной улыбки у нее уже начинают болеть щеки.
— Не приставайте ко мне.
— Я просто пытаюсь выяснить все насчет Дэнни. Он ведь разносил по домам ваши газеты, так?
— Вы по-хорошему уйдете или мне позвонить в полицию? Я вел себя с вами обходительно.
Она все равно оставляет ему свою визитку.
— Вдруг вы передумаете…
Как и предвидела Карен, ее карточка тут же отправляется в мусорную корзину. Уже на выходе она слышит, как Джек Маршалл называет ее паразитом. Впрочем, она слыхала в свой адрес вещи и похуже.
На улице у нее звонит телефон. Это с работы, седьмой вызов со вчерашнего дня. Этот она тоже пропускает и удаляет последующее сообщение на голосовой почте. Что они могут сделать? Технически они не могут отстранить ее от этого сюжета, учитывая, что она поехала сюда без их разрешения. Еще денек, и Лен Данверс будет умолять ее по телефону дать ему к сроку материал на двойной разворот.
Она еще проявится. У нее это всегда получалось.
Британское лето оправдывает свою репутацию: мягкий легкий дождик превращается в проливной дождь. На сержанте Миллер ярко-оранжевый плащ, а в руках зонтик. Харди уже промок, хотя ноги в новых ботинках, которые ему принесла Миллер, остаются совершенно сухими. Она постоянно смотрит под ноги на лужи и украдкой самодовольно усмехается.
Здесь, на парковке для трейлеров у подножия скалы, несмотря на дождь, упорно продолжают оставаться несколько семей, хотя родители детей на улицу не выпускают.
Они подходят к убогому домику на колесах, где живет Сьюзен Райт. Улыбка не сходит с губ Миллер, словно приклеенная, даже когда Сьюзен вместо приветствия упрекает их, что они разбудили ее собаку.
— Вы его еще не поймали? — говорит она Харди. — Дети здесь не чувствуют себя в безопасности.
По крайней мере, с ней не нужно терять времени на всякие любезности.
— Марк Латимер чинил прорыв трубы в хижине на Брайар-Клифф несколько недель назад? Он говорил, что брал у вас ключи.
— Нет. У нас наверху никогда трубу не прорывало.
Харди чувствует, как Миллер рядом с ним напрягается, и ощущает новую волну раздражения по поводу ее отказа серьезно рассматривать Латимера как возможного подозреваемого. Что ж, чем раньше придут результаты анализа крови с его лодки, тем лучше.
— Когда вы там в последний раз убирали?
— Десять дней назад. С тех пор там никого не было.
— У кого еще есть ключи? Мы рассматриваем этот домик как вероятное место совершения преступления.
Она странно смотрит на них — с таким видом, будто подозреваемыми являются они.