Дик Фрэнсис - В мышеловке
В его голосе звучала надежда, что мы быстренько уберемся отсюда, чувствовалось, что туристы надоели ему до чертиков. Маленький и бледный человечек с длинными волосами и большими темными глазами с тяжелыми веками. Он был того же возраста, что и мы с Джиком.
— У вас есть еще какие-нибудь картины?
Он бросил взгляд на нашу одежду. На нас были брюки и рубашки, в которых мы ходили на скачки. Без видимого энтузиазма он откинул занавеску из пластика и пригласил нас войти.
Внутреннее помещение было отлично освещено благодаря прозрачной крыше. Стены оказались завешанными десятками картин, у нас даже глаза разбежались.
На первый взгляд казалось, что тут огромное количество голландских натюрмортов, пейзажей, французских импрессионистов и портретов кисти Гейнсборо. Но, присмотревшись более внимательно, мы поняли, что, хотя это оригинальные, писанные маслом полотна, все они далеко не шедевры. Такие картины обычно продают с пометкой «школа», так как сами художники даже не подписывают их.
— Здесь европейцы, — пояснил смотритель, и в его голосе звучала неприкрытая скука.
Я заметил, что он не австралиец и не англичанин. Может, он американец?
— Есть ли у вас картины с лошадьми?
Он смерил меня довольно дружелюбным взглядом.
— Да, есть. Но в этом месяце мы выставляем работы австралийцев и второстепенных художников из Европы. — В его произношении ощущалось едва заметное пришепетывание. — Но если вы хотите посмотреть картины с лошадьми, то они стоят там, на полках, — указал он на еще одну занавеску из полосок, висевшую напротив первой. — Вы ищете что-нибудь конкретное?
Я пробормотал фамилии нескольких австралийцев, чьи картины я видел в Мельбурне. И его тусклые глаза оживились.
— У нас есть кое-какие их работы.
Он провел нас в третью и, на наш вкус, наиболее интересную комнату. Половину ее занимали двухъярусные стеллажи, а на другой половине размещалась контора. Здесь же картины упаковывали. Застекленная дверь вела в запыленный и словно высушенный садик. И в этой комнате свет падал сверху через крышу.
Возле двери стоял мольберт, а на нем повернутое к нам тыльной стороной небольшое полотно. Принадлежности свидетельствовали, что над полотном недавно работали.
— Тоже пробуете свои силы? — поинтересовался Джик и подошел, чтобы поглядеть.
Бледный смотритель дернулся, будто хотел остановить Джика, и тут вдруг что-то в выражении лица моего приятеля потянуло меня к нему словно магнитом.
Гнедой конь в повороте на три четверти. Его элегантная голова поднята — он явно к чему-то прислушивался. На заднем плане — гармоничные контуры усадьбы. Остальное — отлично скомпонованные деревья и луг. Работа уже более или менее закончена.
— Чудесно! — воскликнул я в восторге. — Она продается? Я хотел бы ее купить.
Поколебавшись мгновение, смотритель ответил:.
— Простите, но писалось на заказ.
— Жаль! А вы не могли бы продать эту картину мне, а заказчику нарисовать еще?
Тот с сожалением улыбнулся:
— Боюсь, что не смогу.
— Назовите вашу фамилию, — попросил я.
Моя просьба понравилась ему.
— Меня зовут Харли Ренбо.
— А здесь есть еще ваши работы? Он показал рукой на длинные полки:
— Одна-две. А картины с лошадьми находятся в нижнем ряду, против стены.
Мы втроем принялись вытаскивать их.
— Вот хорошая, — сказала Сара, разглядывая маленькую картину, изображавшую серого толстого пони и двух сельских парней в старомодной одежде. — Вам нравится?
Она показала ее нам. Мы бросили свое занятие и посмотрели на картину.
— Очень красиво, — сказал я со снисходительным одобрением. Джик отвернулся, словно полотно не заинтересовало его, а Харли Ренбо молча стоял возле нас.
— Ладно, — заявила Сара, — просто я думала, что она хорошая. — Она поставила ее на полку обратно и вытащила следующую. — А как вам эта кобыла? Мне кажется, славная.
— Сентиментальная мазня! — едва сдержался Джик, но Сара все-таки обиделась.
— Может, я ничего не понимаю в искусстве, но мне просто нравится. Потом мы нашли еще одну работу с причудливой подписью: «Харли Ренбо». Большое полотно, покрытое лаком и без рамы.
— О! — сказал я тоном ценителя. — Ваша!
Он молча наклонил голову. Мы смотрели на работу, которую смотритель признал своей.
Явное следование Стаббзу. Удлиненные лошади вписаны в загадочно-унылый пейзаж. Приличная композиция, скверная анатомия, хорошее исполнение и нуль оригинальности.
— Чудесно, — сказал я. — Где вы рисовали?
— О… прямо здесь.
— По памяти? — восхитилась Сара. — Сколько умения!
Харли Ренбо, видя наш интерес, принес еще две свои картины. Они были не лучше первой, но одна из них намного меньше по размеру.
— Сколько стоит меньшая? — спросил я. Джик взглянул на меня, но промолчал.
Харли Ренбо назвал такую сумму, что я сразу затряс головой.
— Жаль, — вздохнул я. — Мне очень нравится ваша работа, но… Началась вежливая и нудная торговля. Однако, как водится, мы сошлись на цене более высокой, нежели хотел покупатель, но более низкой, чем надеялся продавец. Джик покорно достал свою кредитную карточку, и мы забрали трофей.
— Боже милостивый! — взорвался Джик, когда мы отошли на такое расстояние, что смотритель не мог нас слышать. — Ты еще в нашем колледже рисовал лучше! Зачем тебе понадобилась эта мерзость?
— Затем, — ответил я удовлетворенно, — что Харли Ренбо — копиист по натуре.
— Но ты купил не копию известного произведения, а его собственную картину! — Он ткнул пальцем в сверток, который я нес под мышкой.
— Это вроде отпечатков пальцев? — спросила Сара. — Чтобы найти другие его творения?
— О, у моей жены варит голова! — восхитился Джик. — Но эта картина — а он, кстати, еще ерепенился и не хотел сбавить цену, — она ни капельки не похожа ни на одного известного мне Маннинга.
— Потому что ты вообще избегаешь смотреть на изображения лошадей.
— Такой никчемной мазни я насмотрелся под самую завязку!
— А как насчет Рауля Милле? — спросил я.
— О Боже! Ты прав…
Мы шли по раскаленной улице, почти не ощушая жары.
— Не знаю, как вы, — вдруг выпалила Сара, — а я сейчас куплю себе бикини и остаток дня проведу в бассейне.
Мы все купили себе купальные принадлежности, досыта наплескались в воде и улеглись на полотенца сохнуть. В тенистом саду стояла тишина. Кроме нас, здесь больше никого не было.
— А что касается той картины с пони и двумя парнями… — обратился я к Саре.
— Она и вправду славная, — повторила она, защищаясь. — Мне она понравилась.
— …так это был Маннинг.
Она резко поднялась и села.
— Почему же ты не сказал мне об этом?
— Я ждал, пока это скажет наш друг Ренбо, но он почему-то промолчал.
— Настоящая или копия? — спросила она.
— Настоящая, — ответил Джик, щуря глаза от солнца, пробивавшегося через пальмовые листья.
— Она, — подтвердил я, — из старых работ. Тот серый пони долго жил у молодого Маннинга, художник десятки раз рисовал его. Он — тот самый пони, которого ты видела в Сиднее на полотне «Перед бурей».
— А вы оба так много знаете… — заметила она, вздыхая и снова ложась.
— А инженеры знают все про гайки и болты, — сказал Джик. — Здесь ленч дают?
Я взглянул на часы. Почти два.
— Пойду узнаю. — Я надел рубашку, натянул штаны на высохшие плавки и нырнул в прохладу вестибюля. Портье сказал, что ленча не бывает. Мы можем купить неподалеку еду на вынос и съесть все в саду.
Выпить? То же самое — купить бутылку на вынос. Автомат с мороженым и пластиковыми стаканчиками за дверью.
Выходя, я посмотрел на автомат. Рядом с ним висела аккуратная табличка: «Мы не купаемся в вашем туалете. Пожалуйста, не писайте в наш бассейн!» Я засмеялся, вернулся к Джику и Саре и объяснил им, как обстоят дела с питанием.
— Пойду, — сказал я. — Что вы хотите?
— Сам решай.
— А пить что будете?
— Чинзано, — заказала Сара, а Джик добавил:
— Только белое сухое.
Я поднял с полотенца ключ от номера и отправился за деньгами — поднялся по лестнице на два этажа и повернул на балкон.
По балкону мне навстречу шел мужчина моего возраста и сложения. И еще я услышал, как сзади кто-то поднимается по лестнице.
У меня не возникло никаких мыслей. Такие же обитатели мотеля. А кто бы еще?
Я совсем не был готов ни к самому нападению, ни к той жестокости, с которой оно было совершено.
Глава 10
Они одновременно приблизились ко мне — один спереди, другой сзади, схватили за руки и ноги и, предварительно вырвав из рук ключ, вышвырнули с балкона. Вся процедура заняла около пяти секунд.
Полет с третьего этажа длился и того меньше. Я успел подумать, что мое тело, пока еще совершенно целое, сейчас разобьется вдребезги.
Я ударился о молодое деревце, которое росло возле лестницы. Ветки, согнувшись, треснули, и я пролетел сквозь них на дорогу.
