Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

— Словом, — подытожил Базофон, — вы не имеете ничего особенного, чтобы мне предложить.

На этот раз Гермоген рассердился.

— Маленький наглец, да как ты смеешь разговаривать таким тоном с самым знаменитым учеником Трижды Великого! Ну, так и быть, отдай мне палку, и я открою тебе секрет шестой категории.

— Какой?

— Узнаешь. Давай палку.

— Сначала секрет.

Гермоген понял, что ему никогда не удастся уговорить молодого человека согласиться на столь желанный обмен. Он пожал плечами и ушел, оставив Базофона одного во дворе. «Этому философу надо задать хорошую трепку», — подумал юноша. Но прежде чем что-либо предпринять, он решил дождаться, пока они прибудут на место назначения. Ведь кошелек, из которого они брали деньги на дорожные издержки, принадлежал александрийцу.

Глава десятая

На следующий день, с самого утра, Гермоген и Базофон отправились в дорогу, по направлению к порту Пафос. Абраксас еще спал, прикованный к ложу чрезмерным количеством выпитого вина. Когда он проснулся, был уже полдень. Он тотчас же бросился к каморкам, где ночевали путники, и поняв, что они уехали, поднялся в воздух, чтобы первым оказаться в порту. Общеизвестно, что крылья чертей, перепончатые и очень сильные, дают им возможность во мгновение ока преодолевать огромные расстояния.

Поэтому, когда Гермоген и Базофон, усталые до изнеможения, притащились в порт Пафос, Абраксас уже успел устроить там большой скандал, чтобы задержать корабль, готовый к отплытию на Родос и в Эфес. Вот что он затеял. Выяснив, что многие матросы с этого корабля развлекаются в кабаке, он, пробравшись туда, подмешал к их вину яд, отчего у них началась рвота и прочие неприятности. Потом он распространил слух, что на борту корабля чума. И через час туда уже никого не пускали.

— В таком случае, — решил Гермоген, — нам остается только отправиться в Саламин. Я найму двух ослов, которые нас туда и доставят.

— Ого! — воскликнул Базофон. — Да ведь нам придется тащиться через весь Кипр?

— Неужели ты предпочитаешь остаться здесь и околеть от чумы?

Они покинули Пафос в тот же вечер, присоединившись к каравану, который, двигаясь вдоль моря и делая два больших перехода в неделю, собирал путников со всего восточного берега. На этот раз, однако, там было настоящее столпотворение. Напуганное ложным известием о чуме население толпами покидало город. Нашим путникам пришлось передвигаться в самой гуще этого потока, посреди толкотни и давки.

Над морем людей величественно возвышался ехавший верхом на крупном осле человек огромного роста с голым черепом и черным ожерельем бороды, который, поравнявшись с Базофоном, обратился к нему со словами:

— Слава непобедимому солнцу!

Гермоген находился на некотором расстоянии, вовлеченный в беседу с римским воином, который ехал на апатичной, можно сказать, полумертвой, кляче.

— Ты прав, — отозвался сын Сабинеллы. — Ведь каждое утро оно восходит на востоке, чтобы нам светить.

— Так ты наш? — спросил великан.

— Я ученик Иисуса из Назарета.

— А он верует в господа нашего Митру?

— Не думаю. Он сам Бог.

— Бог какого разряда?

— Ты ничего не понял, — отвечал Базофон. — Существует единственный Бог, хотя и в трех лицах.

— Нет, нет! — воскликнул великан. — Когда Ахура отделился от Мазды, он породил Митру, но их не трое. Митра пришел на смену двум другим.

«Какая неразбериха!» — подумал юноша. Он ведь не имел ни малейшего представления о религиях, которые воевали между собой в ту эпоху, когда единственная святая истина еще не прорвала завесу тьмы. И когда поклонник Митры начал рассказывать ему о похождениях своего бога, он решил позвать на помощь Гермогена.

— Вот человек, который очень желает подискутировать с вами, — сказал он с лукавством в голосе.

Великан снова воспел славу непобедимому солнцу и добавил, что кровь первобытного быка разогрела дневное светило, как это всем хорошо известно, но если, к великому сожалению, ему прекратят подносить жертвы, оно остынет, после чего гибель Земли неизбежна.

— Доказательством служит тот факт, — добавил он, — что солнце склоняется все ниже и ниже, пока не скрывается, войдя в одни из двух ворот, но потом, омытое кровью принесенных ему жертв, оно оживает и победоносно взмывает вверх, возвращаясь к другим воротам года.

— Ты говоришь о зимнем и летнем солнцестояниях, — сказал Гермоген. — Но знай, что быки не имеют ко всему этому ни малейшего отношения.

— А что, по-твоему, имеет? — спросил великан с раздражением в голосе.

— Мировая душа. Это она создает порядок во вселенной. Разве мир — это не тонко отлаженный механизм, одухотворенный этой вечной сущностью, принципом гармонии?

— О чем ты говоришь? Две противоположные силы борются между собой, и эта борьба приводит мир в движение.

Громкие голоса спорщиков привлекли внимание римского воина, который, пришпорив свою издыхающую клячу, сумел их догнать.

— Что вы тут болтаете? — рявкнул он громовым голосом. — Разве кто-нибудь возвратился из могилы? Кто нам может рассказать, что там происходит? Никто. Поэтому все религии — это лишь вымыслы жрецов и философов, которые умышленно пичкают народ предрассудками, чтобы сподручнее было им править.

Теперь Гермоген и великан временно объединились, чтобы выступить против римлянина.

— А откровение? А богоявление? А сновидения?

Римский воин рассмеялся так громко, что его кляча шарахнулась в сторону и чуть не упала на обочине дороги.

«Вот оно — состояние умов, — думал Базофон. — Надо хоть немного навести здесь порядок. Разве мне не представился случай живым посетить Небо и собственными глазами увидеть вещи, в которые другие верят, не имея никакой возможности убедиться в истинности своей веры? Я должен выступить как свидетель, а если мне не поверят, я пущу в дело палку!»

И он заговорил, чеканя каждое слово и обращаясь к троим спорщикам, которые внезапно притихли.

— Я, Базофон, сын наместника Марциона, имел честь подняться в небесные сферы и там убедиться, что ваши религии и ваши философии выеденного яйца не стоят. Я видел и Святого Духа, и Богородицу. Я мог бы встречаться с Мессией, но Он постоянно был занят. Что касается Бога-Отца, то лишь архангелам дозволено к нему приближаться, при этом им приходится оборачиваться к Нему спиной, чтобы не ослепнуть и беспрерывно махать своими огромными крыльями, чтобы не обжечься на жгучем жару, который исходит от божественного Очага.

Гермоген очнулся первым.

— Что за чушь ты нам рассказываешь? Все ли у тебя в порядке с головой?

Потом опомнился римлянин и страшным голосом заорал:

— Это жид! И даже еще хуже — это фанатик из секты так называемого Христа! Я встречал таких в Афинах. Они похваляются, что только им известна дорога к спасению. Они устроили заговор против императора. Рассказывают даже, что они разбивают статуи богов и насмехаются над нашими древними традициями.

Великан скорчил гримасу, которая выражала глубочайшее презрение, и бросил:

— Никто не может сравниться с непобедимым Солнцем. Иудеи со своими верованиями не имеют никакого будущего, оно принадлежит богу Митре.

— Чепуха, — сказал Базофон, — я был на Небе, и вашего Митры я там не встречал. А если уж говорить о непобедимом Солнце, так это будет Мессия, воскресший из мертвых. А все эти Орфеи, Озирисы, Гермесы, Митры — лишь плоды досужих вымыслов, созданных истощенным умом ваших философов!

Ответом ему был настоящий содом. В один миг караван распался. Ослы и кони понеслись галопом в разные стороны, а их всадники истошно орали, пытаясь их остановить. Гермоген прошептал на ухо сыну Сабинеллы:

— Все это может окончиться для тебя очень плохо. Ты сам убедился, что последователей твоего Христа не любят. Поменяй веру, так будет лучше!

— То, что я видел, — я видел. А с теми, кто мне не верит, я готов сражаться!

Суматоха прекратилась. Римский воин и великан, поклоняющийся Митре, привязали своих коня и осла и подошли к Базофону, который все еще сидел верхом на осле… Они были разъярены.

— Как римский гражданин и, более того, как воин непобедимого войска божественного императора Траяна, я не потерплю, чтобы какой-то сопляк публично поносил религии, признанные сенатом. Это богохульство, и посему ты должен быть наказан.

И с этими воинственными словами он обнажил меч, висевший у него на бедре. А Базофон тем временем спешился со своего осла.

— Сейчас он выбьет из тебя спесь, — поддержал легионера великан. — Посмотрим, спасет ли тебя твой распятый на кресте раб от римского могущества, которое гарантирует нам порядок и мир.