Дэвид Моррелл - Изящное искусство смерти
Тела к этому времени убрали, но в магазинчике еще стоял отвратительный, тяжелый запах. Райан оглянулся на Эмили, опасаясь, что она может упасть в обморок. Однако, к его удивлению, девушка, хотя и сильно побледнела и поднесла ко рту носовой платок, казалась скорее заинтересованной, чем шокированной.
Беккер закрыл дверь, и холодный туманный воздух остался снаружи.
— Если не считать убранных трупов, здесь все так же, как оставил убийца? — поинтересовался Де Квинси.
«Или, возможно, как оставили вы и ваш сообщник», — подумал Райан, а вслух ответил:
— Нет.
— И что же изменилось?
— Когда я согласился приехать сюда вместе с вами, я предполагал, что это вы будете отвечать на мои вопросы, а не наоборот, — сообщил Райан.
— Но все-таки что изменилось? — настаивал Де Квинси. Он указал на открытую дверь слева от прилавка. — Я вижу на полу в коридоре большое количество засохшей крови. Насколько я могу судить, кровь натекла с лежавших там тел. Куда они делись?
— После того как художник все подробно зарисовал, тела перенесли в подвал.
Де Квинси кивнул. В 1854 году в Лондоне еще не существовало похоронных контор, и тела умерших находились в доме до самых похорон. Члены семьи клали омытое и одетое тело дорогого родственника на кровать — так, как будто человек не умер, а просто заснул. Иногда с лица покойника снимали посмертную маску, а с развитием дагеротипии стали делать и фотографии на память. Затем в спальню умершего разрешался доступ друзей. Посещения могли продолжаться до пяти дней, пока не становилось ясно, что тело требуется захоронить.
После соответствующей религиозной церемонии, проводившейся в доме покойного, тело грузили на похоронные дроги и везли на кладбище. К середине девятнадцатого века из-за стремительного роста населения лондонские кладбища перестали справляться с нагрузкой. Рассчитанные на три тысячи погребений, они вынуждены были принимать до восьмидесяти тысяч, и в итоге приходилось опускать в одну могилу по десять, двенадцать, а то и пятнадцать гробов, установленных один на другой. Нижние ряды постепенно разрушались, и кладбищенские работники ускоряли этот процесс: разрывали ямы и прыгали на гробах, чтобы уплотнить содержимое могил и подхоранивать все новые и новые тела.
Новые кладбища возникали на больших расстояниях от центра Лондона, и похоронной процессии «на конной тяге» приходилось тратить большую часть дня на то, чтобы достичь места последнего упокоения умершего. Но буквально за месяц до описываемых событий, в ноябре 1854-го, все изменилось с началом работы железнодорожного вокзала Некрополис. Теперь гроб с телом покойного и все желающие проводить его в последний путь грузились в специальный похоронный поезд, который следовал на недавно открытое кладбище Бруквуд, расположенное в двадцати пяти милях от Лондона. После погребения тот же поезд доставлял родственников и друзей усопшего обратно в город — таким образом, вся церемония укладывалась в один день, о чем раньше нельзя было и помыслить.
Не успел Де Квинси задать следующий вопрос, как из глубины здания раздался шум. И это был не скрип деревянных балок, сжимающихся на морозе. Кто-то поднимался по лестнице.
Беккер быстро встал перед Эмили и положил руку на дубинку.
Из ведущего в подвал люка показалась человеческая фигура.
Беккер услышал, как за его спиной Эмили негромко вскрикнула от страха.
Неизвестный поднялся по ступенькам и, обходя лужи крови, направился к застывшей группе людей.
Беккер узнал этого человека крепкого телосложения. Накануне вечером он ломился в закрытую дверь лавки, чтобы передать одеяло для простудившейся племянницы. И он же возглавлял толпу, преследовавшую чужака, который, по мнению озлобленных и испуганных соседей, совершил это жуткое преступление.
Мужчина остановился и мрачно уставился на констебля и его спутников. Волосы у него были взъерошены. На грязном, небритом лице виднелись дорожки засохших слез.
Разглядев, что один из чужаков одет в полицейскую форму, мужчина расслабился.
— Я брат Джонатана.
— Это инспектор полиции Райан, — сообщил Беккер.
Мужчина кивнул.
— Я вас видел.
— Да, во время потасовки.
— Констебль у входа разрешил мне войти.
— Конечно, — кивнул Райан.
— Я сделал для них все, что мог. Бедняга Джонатан. Не надо было ему уезжать сюда из Манчестера. И всем нам. Я поставил в подвале козлы, набил на них толстые доски. Положил тела на них. Постарался сделать так, чтобы они выглядели нормально, но… Да поможет им Господь! — Голос его дрогнул. — После того, что сотворил с ними этот педик… простите меня, мисс… как они могут выглядеть нормально? Гробовщик просит за похороны шестнадцать фунтов. Говорит, для детишек нужны белые гробы. Младенец… — Из глаз несчастного брызнули слезы. — Даже за младенца надо платить деньги. А где я найду ему шестнадцать фунтов? Я пропал. Этот педик уничтожил семью Джонатана, а теперь и я погиб.
Из носа у него тоже потекло. Он горестно покачал головой.
— Мне очень жаль.
Беккер с удивлением посмотрел на сказавшую это Эмили.
А потом она еще больше удивила констебля, так же как и Райана, — и особенно убитого горем мужчину, — когда быстро прошла через комнату и взяла последнего за руку. Единственным, кто, кажется, воспринял это как должное, был Де Квинси.
— Я всем сердцем сочувствую вашему горю, — сказала Эмили.
Мужчина, явно непривычный к такому искреннему проявлению чувств, моргнул.
— Спасибо, мисс.
— Мистер…
— Хейуорт.
— Мистер Хейуорт, когда вы спали последний раз?
— Спал по паре часов, урывками. Не было на это времени. По правде сказать, я и не могу спать.
— А когда вы последний раз ели? Я чувствую по запаху, что вы пили спиртное.
— Вы уж простите, мисс. Меня сломило то, что произошло, и я…
— Вам нет нужды извиняться. Все-таки когда вы ели последний раз?
— Может быть, утром.
— Вы живете поблизости?
— В пяти минутах отсюда.
— У вас есть семья?
Хейуорт утер слезы.
— Да. Жена и сынишка.
— Инспектор Райан найдет кого-нибудь, кто проводит вас до дому.
Райан от неожиданности открыл рот.
— Мистер Хейуорт, вы просто обязаны известить своих родных, что с вами все в порядке.
— Обязан?
— Да. Ваша жена и сын наверняка ужасно волнуются. А учитывая, что тут произошло, они еще и, должно быть, очень боятся. Они всецело зависят от вас.
— Вы правы, мисс, — смущенно пробормотал мужчина.
— Поэтому я хочу, чтобы вы немедленно пошли домой и чего-нибудь поели. Затем вам просто необходимо дать отдых мозгу. Даже если вы не сможете заснуть, просто полежите — и вам обязательно станет лучше. Человек, который вас проводит, потом расскажет мне, где вы живете. Когда у меня будет возможность, я к вам зайду. И если я узнаю, что вы не выполнили мои указания, — рассержусь. А вы ведь этого не хотите?
— Нет, мисс. Я обещаю, мисс.
Райан незаметно кивнул констеблю.
— Я все устрою, — сказал Беккер. — Кто-нибудь проводит мистера Хейуорта домой.
— Спасибо, — кивнула Эмили полицейским.
— Это вам спасибо, мисс.
Хейуорт громко шмыгнул носом и утерся рукавом.
— А мы подумаем, как можно уменьшить ваши расходы на похороны, — прибавила Эмили. — Но сейчас для вас на первом месте семья, пища и отдых.
Хейуорт кивнул. Он по-прежнему выглядел совершенно измотанным, но на лице появилась тень надежды. Он снова шмыгнул носом и вместе с Беккером вышел на улицу.
— Мы подумаем, как уменьшить его расходы на похороны? — спросил Райан у Эмили, после того как Беккер вернулся из холодного туманного вечера и закрыл за собой дверь.
— Да. Я уверена, мы найдем какое-то решение, — ответила девушка.
— Мы? — удивился Райан. — Управление полиции не может взять на себя такие обязательства.
— Манчестер, — вмешался Де Квинси. — Убитый был родом из Манчестера. А фамилия его — Хейуорт.
— Ну да, так он нам сказал. И что? — не понял инспектор. — Вы, кажется, находите эти подробности важными?
— Возможно. Могу я взглянуть на рисунки трупов?
— Вы по-прежнему сами задаете вопросы, вместо того чтобы отвечать на них. Откуда вам столько известно об убийствах на Рэтклифф-хайвей? Сколько вам было лет в восемьсот одиннадцатом?
— Двадцать шесть. Достаточно взрослый, чтобы совершить те убийства. Правда, силой я и тогда не отличался. Дальше вы должны спросить: «Где вы были той декабрьской ночью сорок три года назад?»
— Именно.
— Я находился в Грасмере, в Озерном крае. Обитал в «Голубятне», бывшей усадьбе Уильяма Вордсворта. В те годы, чтобы попасть оттуда в Лондон, необходимо было несколько дней трястись в карете. Впрочем, думаю, я бы мог выдержать такое путешествие, если бы горел желанием убить семейство на Рэтклифф-хайвей. Вот только меня тогда не было в Лондоне. Как раз в это самое время я вел затянувшуюся полемику с Уильямом Вордсвортом и его семьей касательно зарослей кустарника в их бывшем саду — я пожелал их вырубить. Жена Уильяма Мэри и его сестра Дороти были сим обстоятельством очень расстроены. Поверьте, они бы точно заметили мое отсутствие. Уильям и Дороти уже отправились в лучший из миров — Господь благослови их, — но Мэри еще жива и сейчас готовит новое издание стихотворений мужа. Не могу сказать точно, где она проживает, но, вероятно, она не забыла нашу тогдашнюю ссору.
