Совок 13 - Вадим Агарев
Минула секунда-другая и она наконец встрепенулась своим пышным телом. А далее, не проявив какого-то либидо-корыстного умысла или кокетства, растерянно захлопала своими синтетическими ресницами.
— Вы с ума сошли, молодой человек? — довольно быстро пришла в себя прошедшая Крым и Рим заслуженная торговка, — С какой это стати я Николаевна? И почему это вдруг я для вас Наталья⁈ Вы кто такой вообще? Вы идиот?
Задавая последний вопрос, слегка обескураженная дама посмотрела на меня с затаённой надеждой. Будучи женщиной многоопытной во всех смыслах, в том числе и приличных, она уже начала что-то подозревать. Но надежда на русский «авось», с мордовским упорством продолжала перечить житейской мудрости. А заодно и недюжинному интеллекту ветерана советской торговли. Тётка всё еще лелеяла наивную мысль, что перед ней подучетник психо-неврологического диспансера.
— Вы, Наташа, совершенно напрасно от меня таитесь, я же вас сразу узнал! — не пошел я на поводу у завзалом, — Да и как не узнать главную красавицу страны и звезду советского экрана Наталью Николаевну Кустинскую? — по-свойски подмигнул я разоблаченной и опознанной артистке кино, а также больших и малых театров. — Зря вы так, я далеко не идиот, как вы изволили выразиться и догадываюсь, что вы здесь входите в образ своей новой роли. И не говорите мне, что я не угадал! — я еще раз, но уже самодовольнее и более развязно подмигнул окончательно охреневшей женщине.
Мне даже почудилось, что упитанная негоциантка, переполняемая противоречивыми чувствами, стала еще пышнее. И теперь она больше напоминала не батон докторской колбасы синего цвета, а средних размеров батискаф. Вполне возможно, что причиной тому послужил лишний объём воздуха, который тётенька несколько раз отправила в себя своей ёмкой ротовой полостью.
— Я не Кустинская, я Семеникина! — с плохо скрываемым сожалением, призналась бедняжка приглушенным голосом, — И зовут меня не Наталья, а Тамара! — с такой же тихой грустью добавила она. — А ты точно, не сумасшедший? Нет? — лже-Кустинская Тамара всмотрелась в мои честные глаза пронзительным торгашеским взглядом.
И я снова разочаровал её молчаливым покачиванием головы. А всё же неплохо, что директор этой дровяной шараги в данный момент отсутствует. Без прелюдий мы бы со Стасом самых жирных сливок здесь не сняли.
— Тогда говори, чего тебе от меня надо? — поджав пухлые губы, еще не коснувшиеся увяданием, жестко процедила завзалом Семенякина. Взбодрившись недоверием, она полностью овладела своими эмоциями и уже вернулась в состояние адекватного цинизма. — Ты только не ври мне, что тебе ничего не надо!
Нет, как ни крутись, и будь ты хоть трижды самым изворотливым опером, но обмануть в подобной ситуации даму бальзаковского возраста не под силу даже Путину. Надень он для того хоть самые высокие свои каблучки и освежи физиономию новым ботоксом. Да я, собственно, и сам не собирался продолжать этот водевиль. Торговую женщину я расшевелил и из величественной спячки её вывел. Значит, к конструктивному диалогу она почти готова. А мне от Семеникиной Тамары и надо-то всего лишь немного косвенной и не очень секретной информации. И для её получения осталось совсем чуть-чуть. Доброжелательно и необидно спровоцировать звезду мебельного магазина на возмущенную откровенность. И только!
— Какая же вы всё-таки умная и проницательная женщина, Тамара! — восторженно поцокав языком, восхитился я, — Такие сказочные красавицы, как вы, обычно не бывают такими рассудительными и прозорливыми. А у вас всего в достатке! Красоты божественной, и рассудительности мудрой, и не по-женски деловой! Ответьте, как на духу на самый главный мой вопрос, вы замужем? — закусив губу, я демонстративно затаил дыхание.
— Нет, не замужем! — после длительной паузы снизошла с ответом на моё неделикатное любопытство Тамара, — Но мужчина у меня есть! — кокетливо заправила она непокорную прядь от перманентной завивки за ухо. И поощрительно улыбнулась. — Ты не ответил, говори, что тебе надо? В ресторан пригласить хочешь?
Настала пора излить на размякшую барышню холодный душ и выдать ей полной мерой очередную порцию доказательств того, что все мужики козлы. Циничные, корыстные, ну и просто козлы.
— Вот этот гарнитур хочу купить! — кивнул я ей за спину, — И даже сверху за него приплатить готов! И для кухни что-нибудь приличное возьму. Но тоже импортное и не из стружек!
Поддельные ресницы сомкнулись на три секунды и на всю длину. До этого мгновенья завзалом Семеникина так отчаянно ими не рисковала. Когда она с трудом расклеила свои густо намарафеченные тушью опахала, щеки её были краснее пожарной машины. Тамара пребывала в таком смятении, будто она не зрелая женщина, прошедшая огонь и воду, а скромная нецелованная восьмиклассница. У которой прямо посреди школьного коридора, да еще во время большой перемены прилюдно выпала самопальная прокладка. Второпях, перед выходом из дома, скрученная из разодранной отцовской майки.
Глава 9
Обозвать меня козлом и еще до кучи сволочью, у Тамары получилось только с третьего раза. И причиной речевой пробуксовки вдрызг разобидевшейся дамы послужила вовсе не её профессиональная вежливость. Обязательно присущая всем без исключения работникам советской торговли. Особенно по отношению к не менее советскому покупателю. Который, как известно, переступив порог магазина, становится всегда и во всём прав. Нет, гражданка Кустинская-Семеникина дико возмутилась резким превращением моего романтизьма в циничную меркантильность. До такой степени разгневалась, что первые два вдоха из атмосферы для разъяснения меня, как патологического мерзавца, она хапнула и тут же вернула назад в магазин вхолостую.
И да, во всём правым покупателем мадам Семеникина меня как раз не посчитала. Категорически! Как потом много позже она мне мотивированно объяснила, ну не мог нормальный мужик, за секунду до того, как заявить о своей материальной корысти, так изощренно бередить душу приличной и почти одинокой женщине. По её неоспоримому дамскому мнению, для начала мне следовало бы её улестить. Сводить её и в пир, и в мир. Например, в какую-нибудь благопристойную ресторацию первой наценочной категории. Чтобы скатерти с салфетками были белыми и хрустели крахмалом. А у вилок не были бы загнуты зубцы об кариес посетителей. И это еще по самым щадящим мой карман и трепетные чувства затратам. Затратам тех самых моих временных и денежных ресурсов. И еще потом, то есть, уже следующим утром, как человек частично считающийся порядочным, я был обязан проснуться с ней нос к носу на одной подушке. А уже только после всего этого обязательного джентльменского минимума, мои прежние душещипательные реверансы не были бы ею восприняты, как подлое вероломство. Вероломство жутко оскорбительное, да еще
