Он и она минус он и она - Лариса Павловна Соболева
– Как себя чувствуешь? – решил он поинтересоваться.
– Как можно чувствовать после всего?
– Понимаю.
– А миксер есть у вас? – Видя, что отец в затруднении ответить, пояснила: – Это такая длинная штука с крестовиной, чтобы взбить яйца.
– Что такое миксер, я в курсе, наверняка он здесь есть… Посмотри по шкафам, где-нибудь лежит… думаю.
Камилла неспешно приступила к изучению многочисленных шкафов, открывая верхние и нижние, попутно разговаривая с отцом, правда, сдержанно, что легко принять за нежелание, а это не так. В отличие от темпераментной материи дочь уравновешена, а мягкие интонации никак нельзя отнести к резким выпадам, впрочем, Надежда Артемовна в своей резкости умудряется не превратиться в злобную бабу – тоже талант. Сейчас Георгий Глебович думал, каким образом не потерять контакт с Камиллой, возможно, он спешил, но кто знает, сколько у него времени, чтобы приручить родную дочь:
– Ты, наверное, сердишься на меня, Камилла? Понимаешь, твоя мама не пускала меня к тебе, потом и к внуку, чес-слово я пытался прорваться. Потом не хотел ее лишний раз злить. Прости, дочка. Но ведь и ты отказывалась встречаться со мной…
Последнюю фразу отца Камилла промахнула:
– Я знаю маму, она… все равно она самая лучшая.
– Не спорю. Пойми, я вовсе не настраиваю тебя против матери, нет-нет! Всего лишь хочу, чтобы ты не сердилась на меня.
Поставив перед ним тарелку с омлетом, приборами и нарезанные овощи, Камилла ушла к плите, вернулась со своей тарелкой и, сев напротив отца, сказала:
– Я не сержусь. Приятного аппетита.
Георгий Глебович подбодрил ее кивком головы, некоторое время она ела, а он снова смотрел на нее, конечно, Камилле стало неловко:
– Что-нибудь не так?
– Все хорошо, – с жаром заверил Георгий Глебович. – Просто мы никогда вот так не сидели… Тебе ни разу не хотелось познакомиться со мной поближе?
– Хотелось.
Бесспорно, краткость – сестра таланта, но в другом жанре. Не удавалось ему получить от Камиллы развернутых ответов, замкнутая она какая-то, в то же время не бука, не забитая, общалась без напряжения, легко и… через невидимую стену.
– Не могла бы ты обращаться ко мне на «ты»? – предложил он и, не услышав ответа (не рискнул услышать отказ), продолжил: – Все-таки перед тобой твой отец. Не моя вина, что ты отказывалась со мной встречаться, когда я пытался…
– Я помню, – перебила его Камилла, опустив глаза.
Видимо, воспоминания об этих эпизодах, когда отец добивался встреч, были ей неприятны, говорить на эту тему она несомненно не готова. Что ж, время все раскладывает по полочкам, нужно лишь уметь ждать. Камилла возила вилкой по тарелке, подперев подбородок кулаком, вся натянутая, спина выпрямлена, Георгий Глебович уже хотел извиниться за напоминания, но дочь неожиданно подняла на него глаза, улыбнулась и спросила:
– Хотите, сделаю бутерброд с маслом?
– Хочу. И с сыром.
Спустя полминуты Камилла протянула бутерброд отцу и вдруг одернула руку, вытаращив глаза и глядя за его спину. Георгий Глебович оглянулся, его изумлению не было границ:
– Папа?! Ты?! Как, уже? Ты ведь панировал вернуться…
В дверном проеме стоял мощный старик, пристально разглядывая Камиллу, ответил Георгию Глебовичу небрежно:
– Я решил уехать домой, потому что мы поссорились. Это кто? – указал он подбородком в сторону Камиллы.
– Это твоя внучка, папа, – представил дочь Георгий Глебович. – Неужели не узнаешь ее?
Камилла выдержала взгляд деда из-под одной опущенной, а второй приподнятой брови. Грозный старик. И могучий. Рост, плечищи, ручищи, глазищи, губищи и усищи – вот и готов портрет. Что еще добавить? Волосы серебряные и волнистые, как у отца, одежда в стиле милитари, включая кепку с козырьком, патронташ – вид, как у заправского террориста. Глеб Егорович отодвинул стул ногой, сел рядом с сыном, снова уставившись на Камиллу, спросил:
– Что у нас подают на завтрак? Где эта противная рыжая морда?
– Я отпустил Марика и… кажется, поторопился, – задумчиво произнес Георгий Глебович, поднимаясь. – Нет, папа, твои капризы взвалить на Камиллу я не могу, боюсь, она сбежит от нас. Вы тут поболтайте, а я позвоню Марку, отменю отпуск.
– Но… у нас обстоятельства… – робко напомнила Камилла.
– Знаю, знаю. Верь мне, все будет хорошо.
Георгий Глебович вышел из кухни, а она снова перевела взгляд на старика, кажется, внучка ему не очень понравилась, ибо остался он хмур и подозрителен, судя по взгляду исподлобья. А болтать с ним о чем? Лучший способ уйти от неловкой ситуации – занять себя делом, она спросила:
– Что вам приготовить?
– Глазунью с помидорами. Сегодня я у меня разгрузочный день, поэтому… шести яиц будет достаточно.
Семьдесят семь лет? Да чтоб все так жили в его возрасте! А разгрузочный день просто отпад, но ему видней. Камилла принялась готовить, в то время как старикан раскинул ручищи на спинки соседних стульев и строго эдак внучке:
– Ну-с, малышка, отвечай, почему не навещала деда?
Она не знала, какой ответ устроит его, не хотелось бы рассердить ей и без того грозного дедушку. Спас ярко-огненный сеттер, влетевший в кухню и, водрузив лапы на стол, пес принюхивался, чем тут можно поживиться.
Поворачиваясь на одном месте, Павел…
…осматривал просторную гостиную, словно искал то, чего не заметила ни полиция, ни группа Феликса. Здесь обозначили мелом местонахождение вещей, Феликс все равно указал по очереди на овальные круги на паркете, пояснив:
– Там и там валялись домашние туфли, не дававшие покоя Сорняку. Он как маньяк вокруг них ходил, вычисляя, каким образом они оказались там, где лежали.
– Сбросила, – предположил Павел, эти детали его не занимали, слишком незначительные. – Может, подпила, пошла танцевать и сбросила, чтоб не мешали. Потом поднялась наверх… Пойдем, хочу посмотреть спальню.
Фотографии Вениамина он видел в подробностях: ступни, сам труп, следы от пуль на спине, столик, за которым пили вино, разбросанные домашние туфли… Но вживую воспринимается виденное на снимках совсем иначе, если детали встраивать в интерьер. Осмотрев спальню, он остановился у сейфа.
– Ограбление при обыске исключили, да?
– Угу, – ответил Феликс. – Несколько ценных вещей лежало на виду, их убийцы не взяли… Это что-то значит.
– Наверняка что-то значит… Намек на исключительно личные мотивы? Ладно, идем к Пешковым.
Выйдя из квартиры, заперли входную дверь, прилепили ленту и спустились в лифте. Логичней было бы зайти сначала к Пешковым, при въезде в жилой комплекс их дом первый, но Терехов изъявил желание посетить квартиру Лукьяновых, почему –
