Он и она минус он и она - Лариса Павловна Соболева
– Не скажи, – возразил Павел. – Что-то в ней есть… магическое, может, даже роковое. Этим качеством обладает далеко не каждая красавица. Итак, между супругами большой и прекрасной любви не наблюдалось в обеих парах.
– Ну, тут я понимаю Камиллу Пешкову, – снова подал голос Женя. – Ее муж ни то ни сё, а Лукьянов вон какой… будь я женщиной, тоже клюнул бы на него.
Терехов пропустил реплику Сорина мимо ушей:
– Знаешь, Феликс, с Ирэной надо бы поговорить, когда она трезвой будет, а потом сравнить показания, понаблюдать за ней.
– Думаешь, водила меня за нос? – озадачился опер. – Я бы заметил… А ты по каким признакам определил?
– Думаю, пьяная Ирэна дала не совсем точные сведения и, главное, маловато. Понимаешь, обычно пьяных несет – не остановить, а тут событие, сбивающее с ног, в подобных обстоятельствах человек говорит и говорит о почившем, тем более убитом, а не о себе любимой трещит. Тебе не кажется?
– Не знаю, выпила она прилично…
– Для тренированных людей не так уж и много, – заметил Вениамин. – Я согласен, Павел Игоревич, маловато она трещала, у нас в деревне, когда мужики наберутся, поговорить для них – это ж святое. А тут женщина, к тому же хлопнула почти стакан огненной воды, не свалилась, но и не разговорилась.
– К тому же раз она была вхожа в дом, то обязательно должна знать тайны, – развивал мысль Терехов, – которые в подобных семьях, как правило, имеются. Одну мы знаем: Лукьянов и Пешкова любовники, но чтобы Ирэна не сунула нос в чужое белье… глядя на нее, не верится в лапшу, которую она вешала на уши нашему супермену Феликсу. А еще больше меня удивляет, что она, явно одинокая и, стало быть, жаждущая большой и чистой любви, как в кино, не рисовалась перед ним. Это же чисто женская черта – видеть перед собой красавца и подать себя с лучшей стороны.
– Мозгов не хватило у нее подать себя, – заметил Женя.
– Отсутствие мозгов не гарантирует отсутствие гормонов, – возразил Павел и снова взял в руки фото Камиллы.
– Не понял. Выходит, я лох? – На лице Феликса появилось неподдельное изумление пополам с разочарованием. – Только не говори, Паша, что ты подозреваешь это чучело. Хоть оно и отдыхало на нарах полгода, но хладнокровно завалить двух человек… не-а! Максимум, что она может – это стырить лопатник.
– Видишь ли, – поспешил успокоить его Павел, – я после нашего «Арабского дела» предпочитаю всех брать на учет, кто попадает в пространство жертв. Причем с равными правами на главный титул – убийцы. Вот просмотрел материалы и знаешь, что меня смущает? Само по себе двойное убийство в одно время и в одном месте шаг довольно опасный, все-таки место густонаселенное, мало ли кто может случайно встретиться, увидеть, а потом и опознать. Риск огромный… Странное преступление.
– Давай без лирики? – предложил Феликс. – У нас самая прозаичная работа, поэтому… с чего начнем и когда?
– Результатов экспертиз сегодня и завтра мы точно не получим. Кто такая Никитка, которая шьет или не шьет, предстоит вычислить… Может быть, ее знает артистка оперетты, раз обе были подружками убитой? Вот с нее-то и начнем, но! Сначала выясним, когда она будет на службе…
– Ты сегодня собираешься с ней встретиться?
– Не паникуй, как вы спланировали, так и будем отмечать день рождения Настеньки в деревне. Жека, сгоняй к секретарше, пусть позвонит в театр.
– Так сегодня суббота… – не горел желанием бежать Сорин.
– Она здесь, я видел ее, – сказал Павел.
Нехотя Женя двинул к двери, что-то ворча под нос, видимо, опять ему не нравилось поручение, но тут уж выбирать не приходится. Некоторое время сидели молча, собственно, мысли у всех сейчас работают в одном направлении, Павел очнулся первым и заполнил паузу:
– Как Настя?
– Я сдуру подарил ей швейную машинку, теперь она любит ее больше, чем меня, – пожаловался Феликс.
– А я не о тебе спросил, – рассмеялся Павел. – Ты переживешь любую напасть, швейную машинку в том числе. Настя отошла после провала в институт?
– Конечно! Я убедил, что поступать она может хоть двадцать раз, а еще можно учиться заочно – эта идея ей понравилась, жена у меня, знаешь ли, домоседка.
Вернулся Женя и сообщил:
– Заслуженная артистка Горлинская сегодня и завтра не занята в спектакле, а в понедельник выходной у них, будет только во вторник на утренней репетиции. Ее нет и в городе, она улетела к сестре.
– Ладно, тогда встречаемся на выезде. Женя едет с Вениамином, а мы с Феликсом съездим на место преступления, потом заберем женщин и подъедем.
– Может, мы не будем вас ждать, а поедем в деревню? – предложил Веня. – Вы дорогу знаете, сами доберетесь.
– Разумно, – согласился Павел, поднимаясь со стула.
Камилле показалось, она проспала все на свете, но…
…спустившись вниз, быстро поняла, что в доме остались она и Платон, поняла по атмосфере пустоты, которую ощутила. Хотелось есть. Нехорошо заглядывать в чужой холодильник, хотя хозяин и разрешил готовить, она не рискнула без его ведома что-либо взять оттуда, позволила себе только кофе сварить. Налив в кружку, Камилла постояла перед холодильником с двойной дверцей, раздумывая – прилично ли взять немного молока, если есть? Все же отошла, села за стол и пила горячий кофе, отчего голод обострился еще больше, да вдруг вздрогнула от голоса Георгия Глебовича:
– Доброе утро, дочь. Вошел в дом, а тут аромат стоит.
– Здравствуйте. Извините, я тут немного… кофе сварила…
– Почему смущаешься? – Он подошел к столу, сел напротив. – Ты здесь хозяйка, а не гостья, да и гостям не возбраняется пить-есть. А мне не нальешь немного кофейку?
– Конечно, – поднялась Камилла.
– А Платон что?
– Спит. Два дня у него были тяжелыми… Не думаю, что станет легче, но пусть поспит, голова будет лучше работать, нам ведь нужно как-то выбираться из этого капкана. Скажите, а молока нет у вас?
– Наверняка есть, молоко, сметану, творог из деревни привозят… Да вон же холодильник, что тебе мешает туда заглянуть? Ааа… понял. Ты, как мама, щепетильность на первом месте, да? Кстати, ты завтракала? О, что я спрашиваю! А ну-ка, живо готовь завтрак, Платона кормить собираешься? Я, между прочим, тоже только чай пил.
Сначала Камилла поставила перед ним чашку с кофе, после открыла-таки холодильник – о, чего тут только нет! Георгий Глебович наблюдал за пластичными движениями своей взрослой дочери со смешанным чувством сожаления и радости. Первое прижилось давно, второе со
