Павел Саксонов - Можайский — 3: Саевич и другие
— Ну, хватит!
Чулицкий вскинул глаза на подчиненного и, глядя на него с неодобрением, замолчал.
— Продолжайте, Григорий Александрович, — между тем, обратился к Саевичу Инихов, — заканчивайте свой рассказ о… бутоньерке!
— Барон, — незамедлительно заговорил Саевич, — буквально выхватил из рук… барышни корзинку и начал перебирать цветы. Б… — Саевич, краснея, никак не мог решиться принародно выговорить имя девушки, но вместе с тем ему неловко было и прибегать к иносказаниям. Поэтому он то и дело запинался, так что «барышня» звучало то после паузы, то превращаясь в слово с несколькими «б» вместо одного. — Барышня поневоле должна была перенести свое внимание на него.
«А если вот этот? — барон повертел в пальцах бутон какого-то незнакомого мне цветка и даже примерил его к петлице. — Вы как полагаете?»
— Барышня, улыбаясь, покачала головой и аккуратно, но твердо отобрала у барона цветок.
«Нет, господин барон, — она знала Кальберга, да-да! Что, впрочем, и неудивительно, раз уж Кальберг бывал в «Аквариуме» неоднократно. — Генциана вам не подходит!»
— Признаюсь, услышав название, я немного опешил: неужели вот это — я с сомнением посмотрел на красивый, насыщенно-синий цветок — самая обыкновенная горечавка? Барышня, как будто угадав мои мысли, заулыбалась уже и мне и, не буду скрывать, с куда большей охотой, нежели барону, хотя тогда я этого и не понял.
«Нет, нет, господин… Саевич?»
«Вы незнакомы? — барон усмехнулся. — Григорий Александрович. Григорий Александрович — …»
Саевич вновь запнулся, оказавшись перед настоятельной необходимостью назвать цветочницу по имени. Но и на этот раз он умудрился выкрутиться:
— В общем, барон, на правах равно обоих нас знакомца, представил нас друг другу.
«Нет, Григорий Александрович, это — не обычная горечавка. Такую вы не встретите в наших лесах или на наших лужайках. Вероятно, поэтому вы не сразу ее и узнали!»
— Я внимательней всмотрелся в цветок и даже взял его в руки: барышня протянула его мне. И точно: бутон был характерным, но его насыщенный цвет и даже на глаз заметная упругость вводили в заблуждение, не позволяя с первого взгляда признать в нем ближайшего родственника тех блеклых и вялых цветов, которые так обильно рассыпаны по всей европейской России! Цветок был очень хорош. Я даже отвлекся на мгновение от мыслей о девушке, о бароне, о нелепой ситуации, в которой оказался. «Вот, — подумал я, — над чем интересно было бы поэкспериментировать! Будет ли этот синий засвечивать остальные цвета? Не придаст ли белому голубоватый оттенок[44]?» Но мысли мои были быстро прерваны бароном:
«Отчего же он не подходит мне?»
«Помилуйте, господин барон, — барышня забрала у меня цветок и уложила его среди других, в корзину, — он будет теряться на черном!»
Саевич вздрогнул и замолчал. Мы тоже поразились невольно получившейся ассоциации!
— М-да… забавно, — Саевич вздохнул. — Знать бы раньше… А ведь если подумать, как предостережение свыше прозвучало!
— Ладно, будет… давайте обойдемся без мистики! — Митрофан Андреевич — человек, как и все, кому приходится иметь дело с огнем, суеверный — перекрестился. — Нехорошая это примета — в прошлом искать намеки. Всё, для чего нам нужно прошлое, — это ясное представление об ошибках и, как следствие, знание того, как можно от подобных ошибок уберечься в будущем!
— Но не станете же вы утверждать… — начал было я, желая выразить ту мысль, что в намеках прошлого нередко скрываются божественные указания, однако Митрофан Андреевич безжалостно меня перебил:
— Стану! — с неожиданным жаром обрушился он на меня. — Стану! Бесовские совпадения — вот что это такое! Отвлекающие, расслабляющие, лишающие сил — как нравственных, так и физических. Фундамент для отвлеченных умствований. Песок под шатающимся зданием. Основа фатализма: когда опускаются руки и всякая деятельность кажется бессмысленной!
Такая точка зрения поразила меня, но с ее справедливостью я был вынужден согласиться. По крайней мере, в ней прослеживалась определенная логика. Ведь и вправду сказать: нельзя быть фаталистом тому, задача кого — активное противодействие действительности. Если тот же пожарный, вместо того чтобы тушить огонь, примет разгул стихии за неизбежность, пиши-пропало!
— Ну, хорошо, хорошо, — отступился я, — обойдемся без этого!
И замолчал.
Митрофан Андреевич тоже не добавил ни слова.
Не выразили желания поддержать сомнительное направление беседы и все остальные.
Саевич снова вздохнул и вернулся к своему рассказу.
«А все же, — не отступал барон, — я бы хотел получить бутоньерку! И чтобы такую же замечательную, как у Григория Александровича. Непременно!»
— Б… барышня, окинув оценивающим взглядом элегантный, но именно в этой элегантности заурядный наряд барона, быстро достала из корзинки бледного оттенка розу и предложила ее:
«Вот этот цветок отлично вам подойдет. Красная роза смотрелась бы банально, а эта — в самый раз».
«Всецело полагаюсь на ваше мнение! — барон принял розу и быстро продел ее в петлицу. — А теперь, прошу вас…»
— Сунув руку в карман, он извлек из него портмоне и, не считая, протянул… барышне ворох ассигнаций. Денег было много. Я бы даже сказал — до неприличия, но какие приличия могут быть в кабаке, пусть и в перворазрядном? Вы же знаете, господа, что такие моменты — часть негласно ведущейся игры: в щедрость, светскость, широту натуры… Игры, в которой дающий не побеждает никогда!
«Проводите меня, окажите милость!» — барон, убедившись в том, что барышня спрятала деньги, взял ее под руку и повел прочь от моего столика. Всё, что мне теперь оставалось, это вздохнуть: с облегчением. Я и вздохнул, вот только с облегчением ли — сказать не могу!
Саевич умолк, и — по выражению его лица — было видно, что продолжать он не намерен.
— Это — всё? — с некоторой растерянностью уточнил я и был тут же поддержан другими.
— А чего же еще? — Саевич искренне удивился. — Я всё рассказал о том, почему получилось так, что б… барышня как бы и знала меня, и не знала!
— А розыгрыш?
— Подождите, Сушкин! — Сергей Ильич. — А генерал?
— Да сдался вам этот генерал! — Митрофан Андреевич пожал плечами. — Может, не надо? В конце концов, зачем мы тут собрались? Байки друг другу рассказывать?
Инихов тоже пожал плечами:
— Не надо, так не надо.
— Нет, подождите, — Можайский обвел всех нас своим улыбающимся взглядом. — Что-то мне подсказывает, что с генералом — не просто анекдот. Сергей Ильич?
Инихов подтвердил:
— Да, не совсем анекдот. К нашему делу, правда, этот не совсем анекдот прямого отношения не имеет, но история весьма поучительная!
— Выкладывайте!
Инихов улыбнулся оставшемуся в явном меньшинстве Митрофану Андреевичу и, прежде чем вернуться к рассказу о генерале, сделал попытку успокоить брант-майора:
— Не расстраивайтесь, Митрофан Андреевич: я постараюсь быть кратким.
Кирилов только махнул рукой:
— Уж будьте любезны, Сергей Ильич, постарайтесь!
— В общем, — ухватил быка за рога Инихов, — из «Аквариума» нам пришлось уйти не солоно хлебавши. И все-таки понимание того, что все, начиная с самого генерала, отчаянно врали, не только заставило нас крепко задуматься, но и придало решимости докопаться до сути. Однако получалось так, что единственным остававшимся у нас способом выяснить правду было «собеседование» с самим генералом, то есть именно с тем человеком, который — непонятно пока для чего — заварил всю эту кашу с расследованием. Мы, напомню, — Михаил Фролович и я — пришли поначалу к выводу, что нападавшие, по крайней мере, один из них, были людьми из общества, причем положение того, кого все описывали как чрезвычайно элегантного господина, было настолько высоким, что генерал не решился бросить ему вызов самостоятельно, задумав покарать обидчика руками полиции. Но так ли это было на самом деле?
Во взгляде Инихова появилась лукавая усмешка. Мы помнили, насколько убедительно он сам и Михаил Фролович обосновывали эту свою догадку, а если учесть еще и то, что нам априори было известно, кем именно оказался «элегантный господин», лукавство Инихова показалось нам странным. Я даже собрался было задать соответствующий вопрос, но меня опередил ни кто иной, как Можайский:
— Шестеро! — воскликнул он, внезапно подавшись всем телом вперед из кресла. — Этот ваш генерал заявил, что нападавших было шестеро, но по всем свидетельствам — да мы и сами об этом знаем — их было двое! В этом-то зачем генерал солгал?
— Вот! — Инихов направил на Можайского указательный палец. — Очень своевременный вопрос, Юрий Михайлович!
— Если, — продолжал рассуждать Можайский, — ему всего-то и нужно было, что не оставить обидчика без наказания, то действовать он должен был намного проще. Подкидывать вам факты, а не скрывать их. Быть максимально близким к правде, а не сочинять небылицы. А уж шестеро — вообще ни в какие ворота! Нет, Сергей Ильич: дело тут явно не в светскости «элегантного господина» и его высоком положении. Не так ли?
