Филлис Уитни - Перо на Луне
Миссис Ариес услышала какой-то звук и посмотрела в сторону двери. Крамптон уже вернулась в свой темный угол, но Диллоу по-прежнему стоял в дверном проеме и потом ступил в комнату, сделав несколько шагов к нам. Странно. Мне показалось, что миссис Ариес вдруг стало некомфортно под его прямым взглядом. Но она заставила себя встряхнуться и грозно глянула на Диллоу, напоминая, кто здесь хозяин.
— Элберт, тебе известно, что я собираюсь сделать, — сказала она.
Впервые я услышала, что она зовет Диллоу по имени, и, кажется, это имело какое-то особое значение.
— Тогда, вероятно, я должен подать заявление об увольнении. Миссис Ариес. — Было заметно, как он напряженно застыл.
— Не глупи! И вспомни о правилах, которые я установила. Мы позже это обсудим. Ты что-то хотел?
— К вам девочка, — сказал он и отступил в сторону.
Диллоу явно не хотел впускать Элис, и она просто обошла его по кругу. Миссис Ариес посмотрела на нее с большим, чем обычно, интересом.
— Входи, Элис, и расскажи мне о вашем визите к миссис Радбурн.
Элис, как всегда, подошла с таким видом, словно ожидала, что все ее слова будут оспариваться.
— Миссис Радбурн странная, но она мне понравилась. И мне нравится ее имя. Ли-ита, — с пришепетыванием сказала Элис и сделала большие глаза.
— Забудь об актерской карьере, — сказала миссис Ариес. — Чем она тебе понравилась?
— Она не забывала о моем присутствии, разговаривала как со взрослой. И еще она дала мне одну красивую штучку. — Элис повернулась ко мне. — Вы ее не потеряли?
Я открыла сумочку и сначала наткнулась на перо ворона. Под ним лежала аккуратно завернутая брошка в виде цветка лотоса. Элис взяла ее у меня из рук и нетерпеливо развернула обертку.
— Смотрите! Правда, она красивая? У меня такой никогда не было. Миссис Радбурн еще сказала, что я должна показать вам. — Элис подошла к инвалидному креслу и протянула миссис Ариес изящную коралловую вещицу.
Та с изумлением взяла брошку в руки.
— Как же… это украшение много лет назад подарил мне Льюис Радбурн. Он привез эту брошь из Индии специально для меня. Я думала, что потеряла ее. Я всегда жалела о ее пропаже, я очень дорожила этой маленькой брошкой. Не представляю, откуда она у Литы, но она принадлежит мне. И она это отлично знала, Элис, потому и предложила тебе показать ее мне.
Элис мгновенно превратилась в грозовую тучу и выхватила бы у нее свою брошку, если бы миссис Ариес не держала ее вне пределов досягаемости.
— Мама доктора Джоэла отдала ее мне! — закричала девочка. — Она сказала, что брошка останется мне на память о нашем визите. Если вы у меня украдете ее, я пойду в вашу комнату и заберу ее обратно. Она моя!
Миссис Ариес на мгновение застыла, не отдавая ей брошку, но потом внезапно сдалась.
— Прекрати это, Элис. И постой спокойно. Лита отдала тебе то, что ей не принадлежало, но я отдаю тебе то, что принадлежит мне. Давай, я прикреплю ее к твоему воротничку.
Неожиданно одержав победу, Элис остановилась и позволила приколоть украшение к своей джинсовой курточке.
— А теперь уходите, вы обе, — сказала миссис Ариес. — Я очень устала. Крамптон, принеси мне мой чай, пожалуйста.
Крамптон тут же ушла на кухню. У меня оставался свободный час перед встречей с Кирком, и я решила побыть с Элис.
— Интересно, дядя Тим еще внизу? — высказалась я.
Мы заглянули в парадную гостиную, но там было пусто. Элис направилась к черной лестнице.
— Он, наверное, пошел к себе. Но он говорил мне, что не возражает, если вы к нему зайдете…
На третьем этаже Элис прошла в глубину коридора, туда, где виднелась открытая дверь в какую-то комнату.
— Подождите здесь, — строго сказала она и пошла внутрь вперед меня.
Я увидела небольшую гостиную с простой обстановкой. Мебель, похоже, стаскивали сюда за ненужностью со всего дома. Однако книжные полки, ломившиеся от книг, были сделаны качественно и красиво. И эти книги, без сомнения, составляли жизнь Тима. Мои родители, по крайней мере, имели друг друга. Открытая дверь справа вела в спальню, а прямо передо мной находилась залитая солнцем мастерская. Она была завалена кусками дерева, инструментами и бутылочками краски.
Дядя Тим стоял в дальнем конце комнаты спиной к нам и смотрел на небо. Элис подошла к нему и подождала, пока он заметит ее. Мне очень понравилась такая тактичность. Если ты думаешь, что находишься в одиночестве, тебя может испугать даже простое прикосновение. Он заметил Элис, она показала ему на меня жестом, и он перевел на меня глаза.
— Все в порядке, вы можете войти, — сказала мне Элис.
Я прошла вперед, встала прямо перед стариком и протянула ему руку.
— Здравствуйте, мистер Радбурн. Я Дженни Торн.
Я говорила естественно, зная, что слишком усиленная артикуляция может ему помешать. Я все еще не представляла, насколько хорошо он умеет читать по губам. Об этом умении ходит много мифов, и слух оно полностью не заменяет. Имена всегда трудны для понимания, но Элис наверняка писала ему мое на бумаге.
— Вы можете называть его дядей Тимом, — сказала мне девочка. — Ему так нравится больше всего.
Старик взял мою руку в свою большую, загрубелую ладонь и чуть застенчиво произнес:
— Добро пожаловать, Дженни Торн.
— Можно, я осмотрюсь здесь? — Я обвела рукой комнату; язык тела всегда помогает общению, а некоторые жесты вообще универсальны. Слышащие полагаются на тон собеседника, даже не задумываясь об этом, а глухие лишены такой возможности. И язык тела помогает им восполнить выразительность голоса.
Тим понял меня и кивнул.
Мастерская была большим помещением, больше остальных комнат, и все здесь, даже книги, дышало личностью ее хозяина. На одной из стен висели полки с рядами резных поделок — это были миниатюрные тотемные столбы в несколько дюймов высотой, ярко раскрашенные. Казалось, Тим вырезал только их. Я подошла посмотреть на них поближе.
— Можно взять в руки? — спросила я.
У Элис был свой собственный язык жестов, и она с его помощью передала дяде Тиму мой вопрос, а на случай, если он все-таки не поймет, вопросительно подняла брови и коснулась одной из поделок. Старик наклонил голову и неуверенно улыбнулся мне. В нем уже ничего не осталось от того бесстрастного мужчины, который обратил свой внезапный гнев на Фарли Корвина.
Я хорошо понимала, какой удачей оказалась Элис для дяди Тима. Его сестра вряд ли старалась отчетливо двигать губами и наверняка бессмысленно жестикулировала. Элис стала для Тима маленьким человечком, которому небезразлично, что он думает и чувствует. И, скорее всего, это вложили в Элис мы с моими родителями, когда ей было три года! Панцирь, которым оброс Тим, появился из-за невнимания окружающих и страха, что его отправят в "плохое место". Только представьте себе, какой силы был этот страх, если он даже ни разу не попытался сломать панцирь и выбраться наружу?
Я улыбнулась ему в ответ и взяла одну из фигурок. Я не раз видела фотографии больших тотемных столбов на Северо-западном побережье и немного разбиралась в резьбе по дереву — это было еще одно хобби моего отца, помимо работы в саду. Фигурка Тима была красивой и вырезана много искусней, чем у моего отца. Ярко раскрашенные поделки со странного вида птичьими, звериными и человеческими лицами представляли собой маленькие произведения искусства. Они до мельчайших деталей отличались друг от друга.
— Дядя Тим не делает копии больших столбов, — объяснила Элис. — Он не берет чужие идеи — ему нравится создавать свои собственные. Его научили вырезать из дерева индейцы, которые делают тотемные столбы в Тандербердовском парке. Им нравится его работа, а ему нравится их. Они его друзья. Им неважно, что он их не слышит и говорит не как другие. Я иногда хожу с ним в этот парк.
— Ты молодец! — похвалила ее я и уже хотела выразить Тиму восхищение его мастерством, но он снова отошел к окну и повернулся к нам спиной. Возможно, он думал о Фарли Корвине и том, что произошло. — У Тима есть какие-нибудь друзья, которые могут его навещать — или к которым он сам может ездить? — спросила я у Элис.
— Она не позволит ему завести друзей. Только не старая Коринтея! Хотя против индейцев она не возражает. Наверное, она думает, что они не считаются за людей, а они не хотят сюда приходить.
Во мне снова поднялось до боли знакомое негодование. Я знала, как иногда могут слышащие относиться к глухим. Мой отец в молодости страдал из-за этого. И я сама видела, какими зажатыми и испуганными приходили ко мне в класс глухие дети, как они стыдились и стеснялись своей глухоты. И те же родители ненавидели язык жестов, потому что он показывал их ребенка не таким как все, неправильным. Одна из матерей совсем недавно сказала мне, что хочет научить свою дочь читать по губам, чтобы она не отличалась от других детей. Но для ребенка, который родился глухим, это трудный навык, и таких детей нужно учить всем возможным способам общения.
