Шарль Эксбрайа - Ночь Святого Распятия
Еще до ужина Мария рассказала, что донья Хосефа сообщила ей важную новость. Сеньор Персель выяснил, что Оберхнер - просто самозванец, мелкий жулик, задумавший, по всей видимости, сорвать приличные комиссионные за фиктивную сделку и скрыться с добычей. Не желая иметь дело с полицией, дон Альфонсо просто выставил наглого тевтона за дверь. Супруги благодарили меня за то, что я открыл им глаза, и приглашали прийти обедать или ужинать в любое удобное для меня время. Из всего сказанного я заключил, что, вероятно, Карл Оберхнер не питает ко мне особо теплых чувств (если, конечно, понял, что удар исходит от меня), но, в конце концов, при моем тогдашнем положении одним врагом больше, одним - меньше - не имело значения.
Мария пробыла с нами очень недолго и все это время расспрашивала Алонсо о Рут, о "сеньоре" Хосе, просила показать фотографии малыша. Но, главное, брат с сестрой хотели побольше узнать о Вашингтоне, городе, где им скоро предстояло жить. Потом девушка отправилась в церковь Сан-Хуан, а мы еще долго сидели за столом, запивая ромовую бабу мускателем. Всех троих охватило безудержное веселье, и я настолько воспарил к облакам, что готов был признать: да, кое в чем (правда, я не сумел бы объяснить, в чем именно) Вашингтон может сравниться с Севильей. Но самое занятное - что Алонсо со мной соглашался. Короче, нам так хотелось видеть все в розовом свете, что, пожалуй, никто не стал бы оспаривать возможность отправиться в свадебное путешествие на Луну, хотя мы с коллегой отлично знали, что все уважающие себя граждане Соединенных Штатов в таких случаях непременно едут любоваться Ниагарским водопадом.
Лишь около часу ночи мы наконец стали прощаться. Спускаясь по лестнице, все трое пели, а Хуан, сначала решивший проводить нас до крыльца, не пожелал возвращаться домой. Малыш дошел с нами до "Сесил-Ориента" и там предложил пропустить по последней рюмочке "У Паскуале". Я был настолько взбудоражен, что не надеялся сразу заснуть, и охотно согласился. Но Алонсо уже спал на ходу, и мы оставили его в гостинице. По правде говоря, дело не ограничилось "рюмочкой", и, когда я в свою очередь поднялся из-за стола, оставив Хуана дремать, опустив голову на скрещенные руки, в мозгу у меня изрядно шумело. Поднимаясь по улице Сарагосы, я вдруг заметил, что следом тихонько едет машина. Опьянение как рукой сняло. Неужто подручные Лажолета, как в каком-нибудь гангстерском фильме, изрешетят меня прямо посреди улицы? В полной панике я стал искать глазами возможное укрытие, но по ночам в Севилье, как и везде в Испании, двери крепко заперты, а ни единого серено* я поблизости не заметил. Машина поравнялась со мной, и я уже в полном отчаянии хотел броситься на землю, как вдруг автомобиль замер и меня окликнули по имени:
______________
* Сторож (исп.). - Примеч. авт.
- Сеньор Моралес?
Я обернулся и узнал инспектора Лусеро. Приоткрыв дверцу, полицейский сделал мне знак подойти поближе.
- Сеньор Моралес, комиссар Фернандес очень хотел бы увидеться с вами.
- Так поздно?
- Вы прекрасно знаете, сеньор, что в Испании, и особенно в Андалусии, предпочитают работать по ночам.
- Вероятно, я еще не вполне акклиматизировался, но, честно говоря, мне бы очень хотелось сейчас лечь... Будьте любезны, передайте комиссару Фернандесу мои извинения и скажите, что...
- Боюсь, это невозможно, сеньор, - мягко перебил меня Лусеро. - Мой шеф ждет вас уже много часов... Он не хотел портить вам вечер, но ведь нельзя же, чтобы его ожидание оказалось напрасным?
Несмотря на безукоризненную любезность полицейского, я догадывался, что он получил строгий приказ и ни в коем случае не позволит мне добраться до "Сесил-Ориента", минуя Фернандеса. Смирившись с неизбежным, я пожал плечами.
- Ладно.
- Благодарю, сеньор, я не сомневался, что вы поймете меня правильно.
Фернандес сидел в кресле, но заострившиеся черты лица выдавали бесконечную усталость. В кабинете тошнотворно пахло остывшим табаком. Лусеро вышел, и комиссар предложил мне сесть. Сначала он молча смотрел на меня, не говоря ни слова.
- Я уже предупредил вас, сеньор Моралес, что ожидаю первого же повода отправить вас на границу. К сожалению, вам не придется провести здесь Святую неделю... Завтра вы сядете в ночной скорый и поедете в Мадрид, а оттуда - в Ирун... Место закажут заранее, а Испании вам больше никогда не видать.
Я так удивился, что лишь с трудом выдавил из себя:
- Но... по... почему?
- Потому что я не могу позволить иностранцам приезжать к нам на праздник с револьвером в кармане!
И, повысив голос, полицейский добавил:
- Полагаю, вы не из особой преданности Макарене или Иисусу Всемогущему раздобыли пистолет системы "люгер", зарегистрированный под номером тридцать две тысячи восемьсот тридцать четыре?
Опять меня обвели вокруг пальца!
- Но как вы...
- ...оказался в курсе? Очень просто - получил анонимный звонок. Однако, судя по выражению вашего лица, это не было розыгрышем? Ну, сеньор Моралес, отдайте мне оружие!
Я протянул пистолет. Фернандес внимательно осмотрел его и даже понюхал дуло.
- Американская контрабанда... А где запасной магазин?
Я молча отдал все три. Комиссар присвистнул от удивления. Хотя, очень возможно, не слишком искреннего.
- Три магазина? Вы что же, решили учинить тут настоящую бойню?
Фернандес встал, подошел ко мне и, нагнувшись к самому лицу, проговорил:
- В последний раз спрашиваю, сеньор Моралес: кто вы такой?
Он подождал ответа, но я упорно молчал. Полицейский снова выпрямился.
- Как вам угодно... я мог бы содрать с вас очень внушительный штраф, но предпочитаю просто выслать из страны...
Я чувствовал, что комиссар принял окончательное решение и ничто не заставит его передумать, хотя... А в конце-то концов, чем я теперь рискую? Пусть сейчас Фернандес ненавидит меня всеми фибрами души, но, пожалуй, откровенность может сделать его очень ценным союзником. И я тяжело вздохнул, как человек, полностью осознающий поражение и готовый сдаться на милость победителя.
- Ладно, сеньор комиссар, ваша взяла...
Он подозрительно уставился на меня.
- И что это значит?
- Вы правильно угадали...
- То есть?
- Я действительно приехал в Севилью из-за наркотиков...
Он ударил меня так неожиданно, что я не успел среагировать. Меж тем сеньор Фернандес явно не пожалел сил и сразу же разбил мне скулу, а я отлетел вместе с креслом и больно стукнулся о шкаф-картотеку у противоположной стены. Ну и удар! Пока я тряс головой, пытаясь сообразить, что на него нашло, и вытирал ребром ладони стекавшую по подбородку кровь, полицейский сквозь зубы прошипел:
- Arriba, cobarde*.
______________
* Вставай, трус (исп.). - Примеч. авт.
Ничего себе манеры!.. Я с трудом выбрался из-под кресла, но, как только вновь принял вертикальное положение, Фернандес снова налетел, как смерч, и я едва успел парировать правым плечом новый удар. Я начал сердиться по-настоящему и в ярости крикнул:
- Basta*!
______________
* Довольно, хватит (исп.). - Примеч. авт.
Тут дверь открылась, и всегда любезный добряк Лусеро попытался сразу же двинуть меня ногой пониже пояса. И опять я не без труда успел подставить бедро. Если не навести порядок немедленно, эти два психа меня просто прикончат. Я схватил инспектора за руки и, собрав все силы, швырнул через плечо прямо на стол комиссара. На некоторое время хотя бы один утратил интерес к моей особе. Но комиссар в ту же секунду стукнул меня по голове рукояткой пистолета. Из глаз посыпались искры, и я рухнул на пол.
- Сопротивляться вздумал, а?
Фернандес презрительно хмыкнул. Лицо его кривила гримаса ненависти - я не раз видел такую у тех, кто пытался меня убить. Но я вовсе не желал окончить дни свои так по-идиотски! Я попробовал встать, но тут же снова полетел на пол, только на сей раз следовало поблагодарить за угощение Лусеро - он пришел в себя и незаметно подкрался сзади. Однако куда больше, чем вполне реальная опасность (эти чокнутые и в самом деле, похоже, вознамерились меня прикончить!), раздражало то, что я никак не мог взять в толк, откуда подобное остервенение. Словно догадавшись о моем полном замешательстве, Фернандес удержал помощника и угрожающе навис надо мной.
- Не понимаете, а, Моралес? Что ж, сейчас я вам расскажу одну историю... Жил в этом городе один государственный служащий, и было у него единственное дитя, девочка по имени Инес...
Я так ошалел от несуразности всего происходящего, что даже не подумал встать.
- Очень красивая девушка, Моралес... и отец ею безумно гордился... Так гордился, что и не следил за знакомствами дочки, как следовало бы... Несмотря на то что много лет проработал в полиции, этот отец не желал верить, что на земле так много подонков! Инес заболела... тяжко заболела и страшно мучилась... Ее отправили восстанавливать силы на шикарный курорт, потому как родители полагали, будто для их девочки никакие жертвы не в тягость... А там... какая-то подлая мразь приучила ее к наркотикам... Откройся Инес отцу сразу же, тот мог бы ее спасти... вылечить... но бедняжку наверняка слишком терзал стыд, и порок укоренился... Девочка начала красть у родителей, чтобы раздобыть отраву... наконец, подделала отцовскую подпись на чеке... а поняв, что натворила... Инес покончила с собой, Моралес... бросилась в Гвадалквивир...