Милан Николич - Современный югославский детектив
Знаю я, кто мог рассказать — Вернер Райхер! Я перебил Пьера:
— Нельзя ли поближе к делу? К чему такое вступление?
— Я считаю, что вступление необходимо, — отрезал Пьер, не смутившись моим замечанием. — Что ж, постараюсь быть кратким и не особенно вам докучать. Представьте себе, я хорошо понимаю ваше теперешнее состояние. Восемнадцать лет за решеткой, долгожданная свобода, никаких желаний, кроме тишины и покоя. Вдруг являемся мы и втягиваем вас в какую-то авантюру. Да еще шантажируем жизнью зятя. Но мы готовы вам и предложить кое-что. Например, десять тысяч долларов наличными и паспорт в Канаду или в любую другую страну, по вашему выбору…
Я опрокинул второй бокал, не обращая внимания на то, что Пьер к своему даже не притронулся.
Десять тысяч долларов и паспорт в Канаду!.. Предложение недурно!
— Если мы столкуемся, зятя вашего, конечно же, сразу отпустим…
Меня вдруг начала одолевать сонливость. Неужели я так опьянел после двух рюмок? Или их было больше?..
Голос Пьера звучал словно бы издалека:
— Два часа, и эта яхта домчит вас в Венецию… Только сначала вы должны нам помочь кое в чем… С такими деньгами в кармане начать новую жизнь с комфортом можно где угодно, только не в Югославии, сами понимаете…
В глазах у меня все поплыло. Красавчика Пьера я видел теперь словно в тумане. Он то увеличивался в размерах, то исчезал совсем… И тут, напрягая до крайних пределов помутившееся сознание, я понял — мне что-то подсыпали в виски, какой-то наркотик… Поэтому Пьер и не пил, а только потчевал меня…
Мне показалось, что я падаю в бездонную пропасть. Я попытался за что-нибудь ухватиться. Глаза закрывались сами собой. Усилием воли я сумел их открыть на мгновенье. Вокруг чьи-то смутные лица, меня куда-то несут… Последнее, что я успел увидеть, — светловолосая голова, склонившаяся надо мной… Вернер Райхер, да, Вернер Райхер… Значит, он все же здесь, на яхте…
После этого я окончательно потерял сознание…
XII
Искать что-нибудь в кемпинге не имело смысла. Я поговорил с управляющим, с милиционерами, с немецкими туристами, у которых угоняли машину, кое с кем из обитателей кемпинга. Вучко, обнюхав черный «фольксваген», рванул к домику под номером девять, а затем, отмахав по взятому следу несколько сот метров, вывел меня на пустынную часть берега.
Опрошенные в один голос утверждали, что ничья машина не покидала кемпинга с тех пор, как нашелся украденный «фольксваген», и все лодки, принадлежащие кемпингу, на месте. Никем также не было замечено, чтоб в интересующее меня время какая-нибудь моторка отошла от берега в районе кемпинга.
И все-таки я был убежден, что Црнковича увезли по морю. Вучко со своим непогрешимым нюхом был для меня куда авторитетнее беспечных туристов, не имевших причины вглядываться в происходящее вокруг. То, что Вучко вывел меня к берегу, где след потерялся, могло означать только одно: на этом месте похитители усадили Црнковича на свою посудину и уплыли.
Только куда? Взяли ли они курс на Италию или укрылись где-то на нашем берегу? Так или иначе, в данный момент мне не оставалось ничего другого, как проследовать в свою «джульетту» и поскорее связаться по радио с Коперским управлением внутренних дел. Известив дежурного о похищении Црнковича, я попросил предупредить сторожевые катера, в обязанность которых входило следить за тем, чтобы чужие суда не заплывали нелегально в наши воды. Я понимал, конечно, что принимать подобные меры поздновато: пока предупрежденные сторожевики прибудут в район кемпинга, судно с похитителями может оказаться далеко за пределами югославских территориальных вод. Разумеется, если по чистой случайности оно само не наткнется на наш постоянный морской патруль и не вызовет чем-либо его подозрений.
Если похитителям удастся переправить Црнковича через границу, у меня не останется никаких шансов их поймать. Разве что проверить, какие туристические суда за последние несколько часов зарегистрировали у портовых властей свое отбытие из Югославии. По правилам каждое иностранное судно, будь то яхта или моторка, обязано отметить в порту свое прибытие и отбытие. Видимо, нашему управлению придется снестись с итальянскими властями и обратить их внимание на подозрительных мореходов. Разговаривая с Копером, я попросил приготовить мне данные такой регистрации. Они пообещали сделать, но не раньше завтрашнего утра.
Надо было связаться с Младеном и известить его о полном провале операции, в котором виноват был один только я. Нельзя было ни секунды оставлять Црнковича без надежного телохранителя. А я вместо этого сам попал впросак — подловили меня на телефонный разговор и из-под носа увели человека. Конечно, задним числом легко рассуждать о том, что следовало бы предпринять. Со злости на самого себя я стал во всем винить Црнковича. Начал подозревать, что он меня, в сущности, обвел вокруг пальца: использовал случай, чтобы улепетнуть за границу с теми, кого я считал его похитителями. Но и тут опять же виноват я — именно мне принадлежала идея через Црнковича выйти на этих людей.
Я долго колебался, сразу ли поговорить с Младеном или еще повременить. Вообще, было бы куда приятнее, если бы кто-нибудь другой сообщил ему о моем фиаско. Все же чувство долга во мне победило, и я попросил соединить меня с Загребом. Пускай накричит на меня, пускай отчитает, так мне и надо за мои промахи!..
Соединили сразу. Дежурный сообщил, что Младена нет на месте. Однако меня это не обрадовало: уж если предстоит нахлобучка, пусть это произойдет как можно скорее.
Я коротко сообщил дежурному о случившемся, попросив обо всем доложить Младену. Под конец спросил:
— Есть что-нибудь для меня?
— Есть кое-что… Товарищ Младен ждал вашего вызова. Он просил вас связаться с ним завтра в семь часов. Он будет на месте.
Закончив разговор, я выкурил сигарету, размышляя, что можно сделать в сложившейся ситуации, выискивая какой-нибудь контрход, но ни до чего путного не додумался. Позвал своего сотрудника и сказал ему, что мы возвращаемся в Порторож. Он, как и я, был подавлен неудачей. За всю дорогу мы не проронили ни слова. На развилке при въезде на пулскую автостраду мы увидели машину из управления с нашими товарищами, которых я выслал к шоссе. Они, оказывается, встретили милицейскую патрульную машину, и патрульные сообщили, что черный «фольксваген» в сторону Пулы не проезжал. Поэтому они повернули назад в надежде, что нам повезло больше. К сожалению, они ошиблись.
В Порторож я вернулся вконец расстроенным. Бору нашел у кафе «Сузанна». Хотя уже давно перевалило за полночь и кафе было закрыто, он сидел на опустевшей террасе, с понятным нетерпением поджидая меня. Ему сообщили, что Црнкович вышел из отеля, а я пустился за ним в погоню, что случилось дальше, он не знал. Я устроился рядом с ним, поблагодарил товарищей за сотрудничество и, когда мы остались одни, поведал о своем невезении.
Он не сказал ни слова. Все понятно: считает, что не его ума дело критиковать старших по званию. Я чувствовал себя подавленным и усталым после всех этих передряг. Рюмка спиртного была бы сейчас весьма кстати, чтобы успокоиться. Было уже поздновато, однако бар в отеле «Палас» работал. Я пригласил Бору составить мне компанию, но он отказался. Тогда я попросил его отвести Вучко в отделение милиции — не тащить же мне пса в гостиницу, где мне был заказан номер. Мы расстались, и каждый пошел в свою сторону.
В баре я задержался не долго. Оркестр уже ушел, и публики оставалось немного. Мое внимание привлек мужчина с непомерно длинным носом: еле держась на ногах, он тем не менее осаждал барменшу за стойкой. Изъяснялся он по-итальянски, и, похоже, они плохо понимали друг друга. Выпив свою рюмку, я вышел из бара. Утро уже потихоньку занималось. Предутренняя прохлада освежила меня, и я не спеша отправился берегом в гостиницу. Поспать мне придется совсем немного: на семь назначен разговор с Младеном. Я подумал, что, пожалуй, лучше бы вообще не ложиться, а то подниматься будет куда тяжелее. Может, погулять пока, а там уже и семь?..
Я повернулся и пошел в другую сторону. Подходя к кафе «Ядран», примостившемуся у самой воды, услышал громкие голоса: препирались двое. Сделав еще несколько шагов, я увидел красивую, довольно большую яхту, стоящую у мола. Названия я не разглядел — его скрывал парапет. Мужчины стояли возле яхты на берегу: черноволосый смуглый парень пытался утихомирить того самого носатого итальянца, которого я приметил в баре. В стельку пьяный носатый размахивал бутылкой и не хотел слушаться приятеля, который уговаривал его пойти на яхту и хорошенько проспаться.
Я вообще не охотник до подобных сцен, а в таком настроении, как сейчас, и подавно. Но ретироваться было уже поздно: носатый меня заметил и, видимо, несмотря на хмель, припомнил, что мы только что виделись в баре. Вырвавшись от приятеля, он ринулся ко мне, протягивая бутылку и вопя на итальянском:
