Галина Романова - Ты у него одна
Она отчаянно закивала головой в знак согласия, и почти тут же колени ее едва не подкосились от того, как моментально окаменело лицо продавщицы.
– Ты его жена, да?! Можешь не отвечать, и так вижу…
Эльмира стиснула зубы, чтобы удержать нижнюю челюсть, которая норовила отвиснуть. Потом попыталась выдать что-то вроде улыбки, но та скорее была похожа на болезненную судорогу. И, наконец, обретя некое подобие дара речи, пробормотала почти испуганно:
– Чья жена?
– Ладно мне дурочку тут ломать. – Девушка понимающе хмыкнула и продолжила с заметным холодком в голосе: – Того кожаного пижона, из-за кого Аленка на тот свет загудела. Я тебя, между прочим, сразу приметила. Хоть ты и тряпки почти тинейджеровские на себя напялила, но стать под ними не спрячешь.
– Какую стать? – Эмма готова была сквозь землю провалиться от стыда. Разыграла тут, идиотка, неудавшееся театрализованное представление. Срам-то какой!
– Твою стать, твою! – повысила голос девица и тут же испуганно оглянулась. – Ты же идешь, как королева, елки… У Ленки отродясь таких подруг не бывало. Кто она и кто ты…
– А кто я? – почти машинально поинтересовалась Эмма, устало опираясь о прилавок. – Я всего лишь обманутая глупая жена, от которой загулял мужик. Которая сиднем сидела дома, ждала его, а он, скотина, в это время трахал молоденькую наивную девчонку, влюбившуюся в него с первого взгляда. С первого?..
– А черт его знает. – Голос у девушки чуть потеплел да и взгляд изменился. В нем теперь отчетливо читалось что-то похожее на сочувствие. – Она ведь, Ленка-то, мутная тоже была. Все у нее смешком да отговорочками.
– Послушайте. – Эмма умоляюще посмотрела в лицо девушки. – У вас когда обеденный перерыв? Может быть, перекусим где-нибудь? Заодно и поговорим. Тошно мне, понимаете? Так тошно… Насчет денег не беспокойтесь – я угощаю, а?
– До перерыва – как раком до Пекина, но если угощаешь… – Девица покрутила носиком, размышляя, и наконец махнула рукой. – А, ладно, черт с ней, с работой. Один хрен никто ничего не покупает. Идем.
Она натянула бечевку, преградив путь к отделу. Повесила на нее дежурный лист бумаги с надписью черным маркером – «ЗАКРЫТО». Шепнула что-то коллеге, сидевшей за кассой продовольственного отдела. И вскоре они вышагивали по улице к небольшой частной закусочной с заманчиво-сладким названием «Шоколадница».
Внутри было прохладно, чистенько и аппетитно пахло ванилью и какао. Эмма со своей спутницей прошли в дальний угол и заняли столик за широкой колонной, обвитой искусственным плющом.
Молодая девушка принесла им меню и застыла чуть в отдалении, дожидаясь, пока вновь прибывшие посетительницы сделают заказ. Эльмира остановила свой выбор на шоколадном пирожном и фирменном коктейле. Ее новоиспеченная знакомая оторвалась на полную катушку. И клюквенный мусс, и половинка пирога со взбитыми сливками, и мороженое.
– Еще кофе, парочку таких же вот пирожных и… – Она оторвала свой взгляд от официантки, наткнулась на удивленный взор Эльмиры и понимающе закончила: – И, пожалуй, хватит.
Девушка упорхнула выполнять заказ, а продавщица, вытянув узкую ладошку над столом, со всевозрастающей симпатией произнесла:
– Вера. Меня зовут Вера. А ты, насколько мне известно, Эльмира. – Она еще пару раз повторила ее имя, словно пробовала его на вкус. – Красиво… В тебе все красиво. Имя, походка, фигура, лицо…
– Спасибо. – Эльмира смутилась. Подобное признание редко услышишь из уст женщины.
– Да ты не смущайся. – Вера вытащила салфетку из подставки и тщательно вытерла накрашенные губы. – Я ведь что вижу, то и говорю. А в тебе стиль за версту определяется, хоть ты пугалом вырядись. А Ленка… Она… Как бы это выразиться поудачнее. О покойниках ведь или хорошо, или ничего, но… Дешевка она была против тебя, понимаешь. Я пока тебя не видела, то и голову особенно не ломала, отчего да почему. Однажды она мне тебя со спины показала. Ты из машины своей выходила у своего подъезда. Лица я не видела, но и того, что увидела, оказалось достаточно. Я у нее и спрашиваю: как он, мол, такую королеву на такую швабру, как ты, поменял.
– Обиделась?
– А то! Надулась, покраснела вся, как рак вареный. Хотела мне гадостей наговорить, а она на них мастачка была, не сомневайся. Да тут твой благоверный из подъезда вырулил, она быстренько со мной распрощалась, улыбочку на физиономию нацепила и поплюхала к нему.
Они на время прервали беседу, потому что к столику спешила официантка. Уставив его яствами, она получила по счету и быстренько ушла, пожелав им приятного аппетита. Вера накинулась на угощение, и Эмме пришлось долгих десять минут просидеть в ожидании продолжения разговора. Ее пирожное и коктейль так и остались нетронутыми. Аппетит пропал напрочь. Чего нельзя было сказать о ее собеседнице. Та уплетала за обе щеки большие ломти пирога, пирожные, запивала все ароматным кофе и время от времени вставляла реплики типа «Какая вкуснятина», «Обалдеть можно» или что-то в этом роде. Эмма особо не вслушивалась, пытаясь сгруппироваться и преодолеть нарастающее внутри неприятное ощущение. Она понимала, что это глупо – ревновать к покойнице. Понимала, что все в прошлом, что это никогда-никогда больше не повторится, но внутри все замирало. Она тонула в вязком неприязненном чувстве ненависти к погибшей. За что она ее ненавидела? За то, что та смогла завладеть вниманием ее мужа, или за то, что с ней он обрел долгожданный покой и даже собрался завести ребенка? Или, может быть, за то, что вся эта история отчего-то казалась ей насквозь надуманной и фальшивой? Или ей просто хотелось так думать? Эмма не знала ответа на эти вопросы. Не знала и мучительно искала возможное решение, пока ее спутница с завидным аппетитом наворачивала мороженое.
– Все! Классно! – насытилась наконец Вера и, отодвинув от себя пустые вазочки и тарелочки, погладила себя по животу. – Люблю сладкое. Говорят, кто любит сладости, тот добрый. Враки все это.
– Почему вы так думаете? – вежливо поинтересовалась Эмма, понимая, что нужно поддержать беседу для того, чтобы девица вновь сделалась словоохотливой.
– Потому что я злая. Сижу сейчас, жру, смотрю на тебя и не могу удержаться от соблазна, чтобы не начать говорить гнусности в Ленкин адрес.
– Вы так не любили ее?
– Да не то чтобы… Просто она удачливее меня была, что ли. Я даже не знаю, как это выразить словами. Только стоило мне подумать, а у нее это уже на ладошке лежит. А ведь на одной улице росли. И папаши наши в одной луже в день зарплаты кувыркались с сизыми носами. С Ленкой мы вместе училище закончили. Вместе пришли в этот магазин работать. Все вроде бы поровну, а приглядишься – нет. Ее в продовольственный отдел поставили, а меня на косметику. Кто ее купит? Только люди обеспеченные, а они в наш район почти не заглядывают. Ты вон наверняка первый раз зашла.
– Ну… не первый, допустим. – Эмме стыдно было признаться в том, что сама она предпочитала отовариваться в фирменном магазине «Калинушка» в самом центре города, где витал европейский дух – и в обслуживании, и в выборе товаров, предлагаемых покупателям.
– Ладно, не это важно, а то, что у нас зарплата от выручки. Ленка целый день как заводная крутилась, денежки ей и текли, а я стою как оловянный солдатик, и все бестолку. И вот с мужиком твоим…
– А что?
– Тут целая история вышла. – Вера заозиралась по сторонам и, не заметив поблизости никого из обслуживающего персонала, вытащила из кармана пачку сигарет. – Он же мне больше понравился, чем ей. Она поначалу на него и внимания не обратила, а уж когда я ей на него кое-какую информацию скачала, то аж загорелась вся. И начала… Начала, сука, его обхаживать. Даник, Данюшка! Тьфу, до того противно было, так бы и дала в морду… Ты извини, конечно, но мне даже позвонить тебе хотелось однажды. Так сказать, глаза открыть на правду. Но потом передумала.
– Почему? – Эмма не сразу поняла, что так неприятно поразило ее в словах Веры. Что-то царапнуло и исчезло, а ощущение осталось. И оно беспокоило и беспокоило, мешая сосредоточиться. – Почему передумали?
– Жалко тебя стало, может быть. – Вера глубоко затянулась и выпустила затем струю дыма под столик. – А вру я все! Не думала я в тот момент о тебе. Просто знала, как Ленка хотела твоего мужика заполучить и всячески стремилась обнародовать их отношения, вот и смолчала. К чему мне ей помогать?! Пусть сама выкручивается. Так она что, сука такая, удумала!.. Взяла и залетела от него. Я еле-еле выдержала тогда, чтобы ей в волосы не вцепиться. Еле-еле… И самое поганое во всем этом знаешь что?!
– Что? – помертвевшими губами прошептала Эльмира, изо всех сил борясь с желанием закрыть уши и бежать, бежать отсюда, от этой грязной, болезненной правды, щедрыми порциями которой ее сейчас потчуют. Но почему-то сидела на месте и, не сводя глаз с привлекательного личика девушки, продолжала ее слушать.
