Рукопись, найденная в Выдропужске - Анна Викторовна Дашевская
– Ого! Ректор Варшавского университета, как же его сюда занесло?
Порыв холодного ветра дёрнул полу моей рубашки, влетел за шиворот и пробежал по спинет. Я поёжилась.
– Пойдём дальше? Может, в церкви кто-то появился?
Но там по-прежнему не было никого.
– Пойду к ближайшим домам, посмотрю. Спрошу, где отыскать местного священника, – сказал Сергей Михайлович. – Ты как, со мной.
– Нет, я тут поброжу. Спущусь к реке.
Говоря честно, была у меня ещё одна проблема, которую хотелось решить срочно. После завтрака прошло уже четыре часа, и желание уединиться в кустиках становилось нестерпимым. Поэтому, стоило моему сопровождающему направиться в сторону тех самых домов, где виднелся дымок и лаяла собака, я бодрой рысцой поскакала по тропинке вниз, к реке, искать подходящий кустик…
Речка Тверца здесь была неширокой, заросшей травой и кувшинками. Как и всё село, она пришла в упадок, только Выдропужск, стоявший на ямском тракте, на Государевой дороге, загубила дорога железная, а река постепенно стала пересыхать. Ещё немного, и превратится она в ручеёк…
Тропинка шла вверх, справа я увидела наконец-то довольно крепкий деревянный дом, стоящий внутри церковной ограды – дом священника? Или сторожка? Слева громоздился полуразвалившийся сарай, от которого внезапно раздалось довольно громкое, и скажу прямо, страшноватое рычание…
Собака.
Большая, даже очень, покрупнее овчарки, с широкой грудью, как у ротвейлера, и массивной головой. А сколько там зубов, мамочки мои! И понятна причина агрессии: явно кормящая сука, видимо, там в сарае у неё гнездо…
Ладно, рассудить-то я всё отлично рассудила, вот только делать что?
Замерев на месте, я разглядывала облака, берёзы по берегу реки, дорожку, стараясь даже не коситься в сторону сарая и собаки. Рычание слегка затихло, но вдруг возобновилось с ещё большей злостью, и в тот же момент спокойный голос Кузнецова произнёс негромко:
– Сделай шаг назад и встань за моей спиной.
Я так и сделала, но тут в руке «голоса разума» появился предмет, который я уж вовсе не ожидала увидеть. Небольшой никелированный пистолет.
– Нельзя её убивать, у неё дети, – сказала я.
– Я не собираюсь, просто пугну.
– Не нужно, Сергей Михайлович, – в разговор вступил новый собеседник. – Я знаком с этой собакой, правда, Белка? И она не нападёт. Иди, Белка, иди, тебя дети ждут. Ну, вот и славно… – он дождался, пока собака, рыкнув в последний раз для порядка, уйдёт в сарай, и повернулся ко мне. – Вы, я так понимаю, Елена Вениаминовна?
– Просто Алёна. А вы… здешний священник?
Что-то неуловимое в его облике наводило на эту мысль, я даже поняла, что – одежда обычная, как у всех, джинсы и футболка, серая, без рисунков; ну, борода есть, короткая и аккуратно подстриженная… Какая-то строгость во взгляде? Не знаю…
– Нет, улыбнулся мужчина. – Я… ну, скажем так, церковный староста, зовут меня Иван Константинович. Я живу вон в том доме, – и он кивнул в сторону ближайшего к церкви дома, с оштукатуренным первым этажом и деревянным вторым. – Позволите предложить вам чашку чая? Как раз и самовар поспел.
Тут я поняла разом несколько вещей.
Во-первых, есть меня не будут, и даже не покусают.
Во-вторых, мы нашли кого-то, кто существует внутри социума Выдропужской церкви, и значит, он может дать подсказку, куда двигаться дальше. А двигаться придётся, я уверена, что последний проект архитектора в церкви храниться не может.
В-третьих, сейчас дадут чаю. И к чаю, может быть, каких-нибудь сухарей насыплют, потому что я сдуру, по своей московской безалаберности, не взяла с собой даже бутерброда с сыром. На часах, между прочим, почти три, завтракали мы в восемь, и мой желудок сейчас уже начнёт переваривать меня изнутри.
Тут «голос разума» совершенно поразил моё воображение: он подошёл к машине и достал из багажника большой пакет.
– Я тут прихватил кое-что с собой, как раз к чаю и подойдёт.
Хлопнув пару раз глазами, я поспешила за мужчинами.
Из пакета появились вначале коробка конфет, потом небольшая головка сыра, несколько упаковок какой-то мясной и колбасной нарезки, жестянка с хорошим чаем, что-то ещё. Я наблюдала и корила себя за несообразительность: ведь знала же, что придётся с людьми разговаривать! Нет, привыкла кавалерийским налётом, шашки наголо… Тоже мне, охотник за книгами!
– Вот за это спасибо! – Иван Константинович вытащил из кучки продуктов чай. – Вот это отлично! А то у нас в «Магните» на том берегу сыром и колбасой ещё можно разжиться, а чай у них только в пакетиках…
На столе и в самом деле стоял самовар, настоящий, не электрический, лежали горкой пряники и стояла плошка с мёдом. Хозяин дома нарезал хлеб и разлил чай. Я впилась зубами в бутерброд и едва не застонала от счастья.
– А собака та здоровенная чья?
– Ну, вообще-то она у Марьи Николаевны жила, тут через три дома. Но тётка Марья к дочери в Торжок уехала и задержалась там, вроде заболела. А Белка ушла рожать вот туда, в сарай. Меня она признаёт, слушается, и я кормлю её, и ветеринара к щенкам вызывал.
– Ветеринара?
– А как же! За её потомством очередь стоит, охранники будь здоров какие. Вот ещё пара недель, и она их натаскивать начнёт, а к началу октября и раздадим. Вы сегодня удачно попали, – Иван Константинович перевёл разговор на другую тему. – Завтра я уеду, жену с детьми от родни забирать. А отец Игнатий может и на несколько дней задержаться в скиту. Так что, если вопросы какие про церковь нашу – задавайте.
Мы переглянулись, и Кузнецов еле заметно кивнул, мол, начинай. Я тщательно вытерла руки салфеткой, вздохнула, и рассказала Ивану Константиновичу недлинную пока историю наших поисков.
– Значит, в столицах не нашли ничего? – спросил он.
– Нет. Собственно, если бы было что-то в архивах, так мы бы сюда и не приехали. Но там имеются документы, касающиеся известных построек – Николы Морского, Фонтанного дома, других. А после 1767 года о Савве Ивановиче практически ничего не известно. Даже касательно года и места смерти есть расхождения.
– Что касается года – так вы табличку видели на церкви? Семьсот семьдесят девятый, не сомневайтесь, – Иван Константинович взял в руки пряник, покрутил и положил назад. – Умер он в Санкт-Петербурге, простыл дорогой, а поехал туда, потому как повёз в духовное управление
