Рукопись, найденная в Выдропужске - Анна Викторовна Дашевская
________
10) На усадьбу в Вешках, судьба которой неизвестна, проецируется авторской волей история усадьбы Гумилёвых в Слепнёво, которую в 1939 году разобрали и перевезли в село Градницы именно для школьного здания.
– Вот это да… – только и смогла сказать я.
Сергей Михайлович только присвистнул восхищённо.
Но оказывается, рассказчица ещё не закончила.
– Моя бабушка в той школе работала, так она рассказывала, что перевезли не только сам дом, но и мебель, что в нём была.
– Ну ясное дело, не бросать же было хорошие и удобные вещи, – я кивнула. – Удобные же?
– Наверное. Я сама их не видела, в моём детстве мы в Торжке жили, я там и училась, и училище закончила.
– Педагогическое? – спросила я почему-то.
Наверное, вчерашним разговором с тётушкой навеяло.
– Да, по истории специализировалась, а потом приехала сюда и в Слепнёво, в райцентре, в школе преподаю.
Тут наконец голос прорезался и у господина Кузнецова.
– Не далеко до Слепнёва?
– Десять километров. Ну, чуток побольше, десять – это как птица летит, а дорога петляет.
– И как же вы добираетесь?
Софья Михайловна усмехнулась.
– На машине, представьте себе. А зимой – на снегоходе, очень удобно. Ещё и соседок иной раз прихватываю.
Тут тётки в джинсах активно закивали, потом одна их них прихватила другую за локоть и сказала:
– Пойдём, Наташ, люди разговаривают, а у нас с тобой дела. До свидания, – она кивнула нам, потом повернулась к Софье. – Так ты за грибами завтра пойдёшь?
– Непременно. Зайду за тобой часов в восемь, – кивнула та.
– Вот и хорошо.
Кузнецов нахмурился и спросил нетерпеливо:
– Так что же, Софья Михайловна, в Вешках никто и не живёт?
– Ну, разве что отец Павел, – она покачала головой. – Вот только не скажу, там он, или в Выдропужск ушёл. Он раньше в тамошнем храме служил, а потом передал приход отцу Игнатию, а сам в Вешках себе вроде как скит устроил. Кажется, книгу он пишет философскую… Врать не стану, не знаю.
– Отец Павел, – проговорил Кузнецов медленно. – Скажите пожалуйста, а как же он до Выдропужска добирается?
– Тю-ю! Да тут пешком полчаса до храма-то! Через лес по тропке, и пришёл уже. Ладно, заговорилась я с вами, а дела в деревне всё не переделать, правы девки мои.
Мы попрощались и пошли к машине, но я не выдержала: бегом догнала женщину и спросила:
– Софья Михайловна, а имя Елены Вениаминовны Литвиновой вам знакомо?
– Конечно.
– Вы у неё учились?
– Ну что вы! – смешок у неё получился деликатный. – Елена Вениаминовна уехала из Торжка в пятьдесят шестом или седьмом году, а я поступила в семьдесят восьмом! Но именно Елена Вениаминовна и её муж сделали историю одним из главных предметов в нашем педучилище, и это, насколько мне известно, по сей день так. Их фото висят на втором этаже, и историческая справка. А почему вы спрашиваете?
– Я её внучка, меня и назвали в её честь…
Софья Михайловна улыбнулась.
– Что же, поздравляю, у вас хорошая наследственность. Обращайтесь, если будет нужно, всего вам доброго!
В машине господин Кузнецов дождался, пока я пристегнусь и спросил не без яда:
– Что, удачно прошли секретные переговоры?
– На высшем уровне, – сладко улыбнулась я.
– Не поделитесь?
– Не-а. Это моё личное дело, оно таким и останется.
Вроде бы ничего секретного нет в том, что мои недальние предки работали в Торжке, можно бы и рассказать. Но как же меня взбесил его тон! Вот передать не могу, насколько этот человек меня раздражает, с каждой минутой нашего общения – всё больше.
Он открыл уже рот, наверное, чтобы сцедить ещё пару капель отравы, но я его опередила.
– Предлагаю доехать до собора, это действительно недалеко. А там посмотрим, возвращаться в Торжок или попытаться найти дорогу в Вёшки, согласны?
– Целиком и полностью, – Кузнецов чему-то усмехнулся и тронул машину.
***
До церкви Смоленской иконы Божьей матери было и в самом деле рукой подать. Мы остановились на скупо усыпанной гравием площадке и вышли осмотреться. Храм… впечатлял. Его можно было брать целиком и переносить на любую площадь любой столицы мира, и не было бы стыдно тому волшебнику, который бы это сделал.
Кузнецов сдавленно выругался и тут же извинился.
– Прошу прощения, не сдержался. Но я не ожидал такой… такой мощи и величественности. И где, боже мой? Что тут есть поблизости, кроме сараев?
Я огляделась и ткнула пальцем влево:
– Вон, дома. И вроде бы даже жилые, собаки гавкают, дымок из трубы идёт. И несколько домов мы проехали. Это окраина Выдропужска, как я понимаю, если верить карте, так основная часть села на другом берегу, за мостом.
– Почему ж здесь построили?
– Потому что близко к когдатошнему имению Вёшки. А прочее население может дойти пешком или молиться в другой церкви. Тут в те времена было население под десять тысяч – а считали-то только мужчин! Или считали тогда уже по головам, а не по хозяйствам? Но, в общем, церквей должно было быть немало… – я подошла ближе к входу, и справа от двери заметила скромную табличку с надписью, высеченной на мраморе: «Здесь похоронен в фамильном склепе в 1779 году великий архитектор Савва Иванович Чевакинский».
– Орфография вполне современная, так что это недавно поставили, – сказал за моей спиной Кузнецов. – Надо полагать, склеп внутри. Войдём?
И мы вошли.
Если снаружи церковь выглядела почти отремонтированной, то внутри был разор: полы, снятые до земли, и по ним проложены дощатые мостки к простенькому столику; на столике вышитая салфетка, поверх неё раскрытая книга. Штукатурка со стен сбита до кирпича, а там, где она сохранилась, видны остатки фресок – византийские глаза святых, красные и зелёные складки тканей, дальний золотой город…
– Ты посмотри, какие потрясающие арочные конструкции! – от восторга я даже не заметила, что назвала своего спутника на ты. – Конечно, отделка вся разрушена, но за счёт этого видно совершенство замысла и исполнения.
– Крыша отремонтирована, – заметил практичный «голос разума». – А внутри… тут, конечно, начать и закончить, но если взяться, то это куда меньше работы, чем строить заново.
– Только никому не надо, – заметила я мрачно.
Положила в ящичек для пожертвований купюру и вышла. Кузнецов последовал за мной.
– Обойдём вокруг? – предложил он.
– Пошли.
За спиной церкви было кладбище, полого спускающееся к реке. Судя по крестам, прислонённым к стене возле апсиды,
