Светлана Алешина - Без шума и пыли
И все-таки…
Я не знала, нужно ли мне теперь навещать Ложкина или прямиком ехать в «Сириус»? Немного поразмышляв и выкурив сигаретку, я выбрала второе.
Время подходило к полудню, когда я, оставив машину на стоянке возле Дома молодежи, поднялась на третий этаж, где находилось агентство Киселевой. Дверь в ее кабинет была приоткрыта, и оттуда доносились звуки оживленного, мягко говоря, диалога. Один голос принадлежал Марине, второй же — сочный баритон — кудрявому шатену, римский профиль которого я увидела в щелку.
Я остановилась в пустом коридоре рядом с дверью. Не буду им мешать, пусть себе выясняют отношения до конца. Если кто-то появится, прикинусь, что просто поджидаю кого-нибудь здесь. Мне не пришлось даже напрягать слух, потому что разговор велся на повышенных тонах.
— Сколько раз тебе повторять, Лазарь? — почти кричала Марина. — Ты меня уже достал. Я же запретила тебе приходить ко мне на работу. У тебя что, дел других нет?
— У меня обед, я думал, может, сходим вместе в ресторан? — Интонация Лазаря была просительной.
— Какого черта ты думал, мог бы позвонить — я бы тебе сказала, что занята.
— Но обедаешь же ты когда-нибудь? — не сдавался Лазарь.
— У меня такая работа, — огрызнулась Марина. — Когда будет время — пообедаю. Господи, вот навязался на мою голову! Иди обедай без меня.
— Но Муза Григорьевна сказала…
— Муза Григорьевна — твоя начальница, — оборвала Лазаря Марина, — а мне она мать. Я, конечно, понимаю ее стремление устроить мою жизнь, но я уже взрослая девочка, и ее заботы действуют мне на нервы, понял?
— Значит, ты отказываешься? — В голосе Лазаря появилось какое-то подобие угрозы.
— Да, да, я отказываюсь, сколько тебе раз повторять? — Киселева снова сорвалась на крик. — Вот навязался на мою голову! У меня нет времени.
— Я подожду, пока ты освободишься, — упрямствовал Лазарь.
«Вот мужики, — недоумевала я, стоя за дверью, — их откровенно посылают, а они не имеют гордости, чтобы по крайней мере просто развернуться и уйти».
— Нет, — отрезала Киселева, — ты не подождешь.
— Почему это?
— Потому. Все. Иди отсюда — дай мне работать.
— А как же Муза Григорьевна? — видимо, уже смирившись с тем, что ему придется уйти несолоно хлебавши, спросил Лазарь.
— Я ей позвоню, — выдохнула Марина, — все. Все! Все-о!!!
Мне почему-то стало жалко этого Лазаря, несмотря на его мягкотелость, и, когда он, выйдя из киселевского кабинета, обреченно вздохнул и поплелся прочь, я почему-то двинулась за ним.
Он спустился на первый этаж, но пошел не к выходу, как я предполагала, а свернул налево к ресторану, располагавшемуся в этом же здании. Пройдя в двери из темного стекла, он устроился за столиком в самом углу почти пустого зала.
На нем был длинный белый плащ и красный шелковый шарф в мелкий горошек. Он не стал раздеваться, только расстегнул пуговицы и откинулся на спинку стула, поджидая официанта.
Не придумав ничего лучшего, я прошла к бару, стойка которого возвышалась за спиной Лазаря и, взяв стакан персикового сока, потягивала его и размышляла, чем меня заинтересовал этот человек в белом плаще? Он не был красив в общепринятом значении этого слова, насколько я успела его разглядеть, но его лицо, обрамленное мягкими вьющимися волосами, было не лишено тонкости и обаяния.
Интересно было бы с ним пообщаться по поводу Марины Киселевой. Из их разговора было понятно, что он ее знает и работает под началом ее мамочки. Подождав, пока он сделает заказ, я со стаканом в руке подошла к его столику и, как только он заметил меня, спросила:
— Не будете возражать, если я составлю вам компанию? Не люблю обедать в одиночестве.
— Пожалуйста, присаживайтесь. — Он встал и отодвинул стул, помогая мне сесть. — Только боюсь, что сегодня из меня никудышный собеседник.
— У вас неприятности? — вежливо поинтересовалась я, доставая из кармана сигареты.
— Можно и так сказать. — Он улыбнулся, глядя мне в лицо. — А вы красивая.
— Благодарю за комплимент, — кивнула я. — Вы не против, если я закурю?
— Пожалуйста, только огня вам предложить не смогу — я не курю. Уже почти два года.
— Это можно только приветствовать, — улыбнулась я, прикуривая, — а я вот начала курить в университете, за компанию, так сказать.
Подошедший официант поставил перед Лазарем графинчик с янтарно-коричневой жидкостью и салат и подал мне меню. Приняв у меня заказ, он поинтересовался, что я буду пить.
— Пожалуй, стакан чая — я за рулем.
— Может, немного коньячку? — предложил Лазарь, когда официант отошел.
— Если бы не машина… — пожала я плечами.
— А я выпью.
Он налил себе из графина полную рюмку и осушил ее до дна. Поковыряв вилкой в салате, бросил ее на стол и налил еще одну рюмку.
— Заливаете горе? — предположила я.
— Можно и так сказать. — Он выпил и замолчал, уставившись в стол. — Не угостите меня сигареткой? — спустя некоторое время спросил он.
— Берите, — я показала на пачку «Винстона», лежащую на столе. — Только стоит ли снова начинать?
Лазарь закурил и жадно затянулся, как человек, долго себя сдерживавший и наконец позволивший себе расслабиться.
— Как вас зовут? — спросил он минуту спустя. — Мы даже не познакомились.
— Ольга.
— А меня Лазарь.
«Я знаю», — чуть не сказала я, но вовремя опомнилась.
— Редкое имя.
— Да, — кивнул он. — А где вы, Оля, работаете, если не секрет?
— Я фоторепортер, — показала я на лежащий на столе «Никон».
— Наверное, интересная работа, — предположил он, — каждый день что-то новое.
— Мне нравится, — кивнула я.
— А я вот целыми днями сижу в банке, — как-то удрученно произнес Лазарь.
— Вы что, банкир?
— Можно, наверное, и так сказать, — Лазарь налил себе еще коньяка, — но вообще-то я начальник кредитного отдела.
— В каком банке?
— «Вселенский град». — Он опрокинул содержимое рюмки в рот и, подцепив на вилку салат, отправил его следом.
Официант принес дымящиеся свиные ребрышки с гарниром и зеленью и поставил перед ним. Мой заказ еще не был готов, и я допивала свой сок.
От выпитого коньяка глаза Лазаря заблестели, как две маслины, движения стали менее точными и заметно расслабленными.
— Вам не нравится ваша работа? — участливо спросила я.
— Не столько работа, сколько начальник, — он поджал губы, — вернее, начальница, председатель правления банка Муза Григорьевна Киселева.
— Вот это имечко, — усмехнулась я.
— Характерец у нее еще хлеще. — Лазарь выпил еще рюмку и принялся за ребрышки.
— Так вы из-за этого решили напиться? Простите за нескромный вопрос.
— Хм, — хмыкнул он, — если бы я стал пить из-за Музы Григорьевны, то давно стал бы алкоголиком.
— Значит, у вас есть более веская причина, — предположила я, вспомнив ссору Киселевой и Лазаря.
— Да, это из-за женщины, — грустно произнес он.
— Она вас бросила?
— Можно и так сказать, но вообще-то она не могла меня бросить, потому что у нас с ней ничего и не было.
— Безответная любовь? — Я живо сочувствовала своему собеседнику, но была не чужда легкого презрения.
И тут Лазаря словно прорвало. Не знаю, то ли это коньяк на него так повлиял, то ли просто захотелось кому-то излить душу, а может, и то, и другое вместе взятое, только он начал мне все рассказывать, как самому близкому другу, регулярно промачивая себе горло коньяком. Язык у него начал заплетаться, глаза посоловели и смотрели куда-то сквозь меня. Короче, из его длинного сбивчивого монолога я поняла следующее:
Лазарь уже несколько лет работает под началом Музы Григорьевны, которая очень беспокоится о том, как бы ей устроить судьбу своей дочери. Ей очень не хотелось, чтобы Марина нашла себе мужа из той среды, в которой она вращалась, и поэтому она постоянно знакомила ее с перспективными, с ее точки зрения, женихами. Лазарь был одним из таких перспективных. Молодой, симпатичный, в свои двадцать шесть он был уже начальником кредитного отдела не самого маленького в Тарасове банка, и Муза Григорьевна собиралась сделать его своим заместителем.
Но в случае с Лазарем Муза Григорьевна преследовала сразу две цели: кроме устройства счастья Марины, она собиралась с помощью Лазаря устроить и свое счастье. Дело в том, что у Марины в то время уже был любовник — Алексей Замуруев, к которому и Муза Григорьевна воспылала отнюдь не материнскими чувствами. Лазарь же, когда Муза Григорьевна познакомила его со своей дочерью, на свою беду, влюбился в Марину, которая не отвечала ему взаимностью. Он делал ей дорогие подарки, приносил охапки цветов, приглашал в театры и на концерты, но все было тщетно, Марина, как он выразился, втюрилась в этого хлыща Замуруева, который мало того что был женат, так еще и гулял напропалую со всеми Мариниными моделями, и не только Мариниными.
