Валерий Ильичёв - Тайны Семи грехов
Вера задорно встряхнула намокшими волосами: Вот и прекрасно. У нас есть повод зажечь свечи.
Чиркнувшая спичка приблизилась к трехрожковому подсвечнику и, потрескивая, одна за другой вспыхнули подожженные фитили. Комнату залил неестественный красно-зеленоватый свет. Вера испуганно ойкнула и, проследив за её взглядом, литератор увидел вальяжно восседающих на диване двух незваных гостей. Пожилой господин в цилиндре и лайковых светлых перчатках, держал во рту погасшую толстую сигару. Рядом с ним, с краю робко примостилось странное существо с лошадиными ногами, пятнистым туловищем огромной божьей коровки и симпатичной мордочкой мило улыбающегося пекинеса.
Стараясь придать голосу уверенность, Волин грозно вопросил:
- Кто вы такие? И как сюда попали?
Господин в цилиндре, приятно улыбнулся, показав два ряда ослепительно белых зубов: Вопросы сформулированы некорректно, поскольку ответ на первый полностью исключает интерес ко второму.
И тут же собачья головка, забавно венчающая туловище божьей коровки тонким голоском горделиво пояснила: Если вы поймете, кто мы, то наше внезапное появление здесь, в этой комнате, уже не будет выглядеть чудом.
Внезапно без всяких видимых причин сигара господина в цилиндре самовозгорелась. С наслаждением затянувшись, он выпустил изо рта клуб дыма и, привстав, галантно представился: Анатас, а моего спутника можете называть Себ.
Пекинес с туловищем божьей коровки бодро вскочил на лошадиные копытца и хвастливо пояснил: Вообще-то у нас много имен. Но сегодня называйте нас именно так.
Анатас с досадой потянул своего спутника за мохнатую лапку: Не надо ничего пояснять нашему другу. Он и так уже понял, с кем имеет дело. И я рад, что в его душе больше любопытства, чем страха. Итак, что вас интересует?
- Почему вы явились именно ко мне?
- Это хороший вопрос. Разве Великому Режиссеру не о чем поговорить с писателем? Ты такой же творец, как и я. Только я играю реальными людьми, а ты распоряжаешься судьбами выдуманных героев на страницах своих книг.
- Да, но в конце моих книг добро всегда побеждает зло, а в жизни, где действом - управляют такие, как ты, это происходит крайне редко.
- Неужели, ты всерьез считаешь, что легко можешь отличить добро от зла?
- А разве, это трудно?
- Возьмем конкретный случай. Человек, спеша на самолет, поскользнулся и сломал ногу. Оказавшись в больнице, искренне думает, что столкнулся со злом. Но узнав об авиакатастрофе рейса, на который не попал, понимает, что на самом деле несчастный случай принес ему спасение.
- Да, такое бывает.
- Но это только часть истины. Оценить добро можно лишь сравнивая его со злом. Добро без зла не стоит и ломаного гроша.
- Значит, вы причиняете зло людям, чтобы они радовались добру?!
- Слишком примитивная догадка, мой милый друг! Опять-таки ты углядел лишь жалкие крохи истины. Скажи, зачем человеку дана жизнь?
- Ты хочешь, чтобы я взял на себя смелость ответить на вопрос, над разрешением которого лучше умы человечества бились на протяжении веков?
- А разве писатель имеет право браться за перо или безрассудно играть на клавишах компьютера, не зная, что такое жизнь и смерть? Попробуй сделать свой выбор.
- Ты мне поможешь?
- Конечно. Для этого мы с Себом здесь. Жизнь - это постоянный экзамен, цена которого спасение либо гибель. Человек сам готовит своей душе вечное блаженство или нескончаемые мучения.
- Значит, ты ещё и Великий Экзаменатор?
- Да, мои соблазны и искушения всего позволяют отделить зерна от плевел?
- Получается, что вы истинные благодетели человечества.
- Так оно и есть. Творя зло, мы в конечном итоге способствуем наступлению добра.
- Так почему же люди вас боятся, ненавидят, и малюют в мрачных страшных красках?
Сидящий на краю дивана Себ негодующе завертел пучеглазой головкой и заверещал тонким фальцетом: Наветы! Сплошной наговор! Посмотрите на нас разве мы не прелесть?
И странное существо кокетливо подмигнуло своему отражению в зеркале. Анатас незаметно подтолкнул напарника локтем, останавливая готовящийся вылиться наружу поток неудержимого хвастовства. И вновь нравоучительно обратился к Волину.
- Он прав. Люди должны ненавидеть не нас с Себом, а свою собственную слабость, нежелание и неумение противостоять соблазнам.
Не выдержав запрета, Себ суетливо заерзал на диване и обиженно выкрикнул: И это правда! Постоянно бормочут в самооправдание, что бес попутал. А мы совершенно не причем. Сплошные враки, наветы и наговоры!
Анатас в раздражении надавил ногой на копытце партнера, прерывая его бурные эмоции.
Волин пожал плечами:
- Зачем вы все это говорите именно мне?
- Да потому, что писатель, не познав этого, не может создать ничего значительного.
- Ну в наши жестокие дни писать о добре - это означает писать "в стол". Такие книги не интересны широким читательским массам.
- Жестокое время? А когда на земле сей - юдоли страданий и плача оно было другим? Может быть ты хочешь оказаться рабом на галерах или поджариваться на костре инквизиции? Только скажи и мы с Себом в течение доли секунды переправим тебя в "Светлое прошлое человечества". Я вижу у тебя нет особого желания. И это - правильно.
- Если уж путешествовать во времени, то в благополучное место и в мирное время.
- Это можно. Но там ты никогда не станешь настоящим писателем.
- Почему?
- Очень просто: Всевышний честно обменивает страдания на талант. Не испытав самому гонений, разве можно описать людское горе и искренне призвать к добру?
- Значит, это хорошо, что я живу в России на переломе эпох?
Вскочив с дивана, Себ, цокая копытцами, возбужденно запрыгал по паркету: Это просто чудесно! Тебе повезло! Россия та самая страна, где таланты и гении растут гроздьями. Возлюби страдание и тебе везде и всегда будет спокойно и вольготно!
Не выдержав, Анатас схватил и силой усадил на диван не в меру разволновавшегося спутника: Не болтай лишнего. Наш друг должен многое постичь сам и тогда ему откроется Истина.
Губы Волина невольно произнесли: Что есть Истина?
И с мудрой улыбкой, Анатас поведал шепотом, словно выдавал чужую страшную тайну:
- Истина это то во что ты веришь.
- Значит истин много?
- Нет, истина одна. Но постичь её невозможно. Она бесконечна и изменчива как этот мир.
- Но разве нет ничего постоянного, вечного?
- Конечно же есть: "В начале было Слово. И слово было у Бога. И слово было Бог".
- Разве вы верите в Бога?!
- Глупец! Я не верю, а знаю, что Он есть. И в конечном итоге, мы все служим Ему. Иначе как Он без нас узнает, кто имеет право встать одесную Его?
- И задача литературы тоже служить Ему?
- Заметь, ты сам это сказал.
- А имеет ли право злой и недостойный человек взяться за написание книги зовущей к добру?
Пятнистое туловище божьей коровки затряслось от смеха: Нашел о чем беспокоиться? По всему миру тысячи служителей культа постоянно впадают в соблазн, переступают законы своих Богов, а затем с легкостью отпускают грехи прихожанам. И ничего! Так почему же погрязшему в пороках литератору не взывать к доброму и вечному?
Анатас одобрительно похлопал в ладони: Браво, Себ, лучше и не посоветуешь. К слову сказать, мы больше не станем мешать вашему любовному свиданию и сейчас удалимся.
- Подожди, Анатас, мы же должны предостеречь нашего друга и её возлюбленную о последствиях их взаимной страсти. Сейчас я раскину картины. Пусть покажут будущее.
Анатас с удовлетворением подумал: "Этот стажер талантливо разыгрывает заранее отрепетированную нами сцену. Даже мне - Великому Режиссеру трудно воскликнуть: "Не верю".
Чутко восприняв одобрение учителя, Себ окончательно вошел в роль и, ловко жонглируя картами, то рассыпал их веером на паркете, то одним ловким движением складывал в ровные стопочки на краю стола, то заставлял исчезать, испаряясь в воздухе, то вновь возвращал в реальность. И при этом, сокрушенно качая головой, жалостливо причитал: Беда, ох беда! Я такого плохого расклада ещё не видел!
Решив, что психологическая подготовка закончена, в ярости порвал карты, рассыпав клочки по полу словно разноцветный серпантин:
- Нет, не могу я это видеть! Ваша любовь несет боль и страдания. Это невыносимо!
И подыгрывая ученику, Анатас строго приказал:
- Хватит нагнетать тревогу, Себ. Поделись тем, что карты показали и пойдем. Время близится к полуночи - нам пора!
И Себ, театрально закатив глаза и подвывая, приступил к исполнению монотонного речитива: Ой, беда грядет! Вижу бурю и ненастье! Грех прелюбодеяния сулит напасти и невзгоды. Откажитесь, разбежитесь и забудьте о существовании друг друга. И тогда вас ждет успех и нечаянный интерес.
Внезапно Себ замолк и, прикрыв выпуклые смышленые глазки, начал, раскачиваться из стороны в сторону. Молчание нарушил Анатас: Себ никогда не ошибается! Ваша любовь не принесет счастья. Ну и на что вы решитесь, молодые люди?
