Фредерик Дар - Человек с улицы

Такой реакции с ее стороны я не ожидал.

— Вы играете отвратительную роль в этой комедии, мадмуазель!

Я схватил ее за руки и сильно встряхнул. Она не сопротивлялась, а только простонала:

— Отпустите меня! Отпустите меня!

Я продолжал ее держать, и она стала более настойчивой:

— Если вы не отпустите меня, я позову на помощь!

— Кого? Полицию?

Она опустила голову.

— Вам прекрасно известно, что он мертв! Неужели вы считаете, что, сыграв роль идиотки, вам удастся выпутаться?

— Этого не может быть! Это невозможно!..

— Я ехал довольно тихо. Но при падении он ударился головой о бордюрный камень. Когда ваша пневматичка была вечером доставлена мадам Массэ (тут Элен нахмурилась), меня охватили сомнения, и я отправился в Нантер, чтобы убедиться, не произошла ли ошибка. Я видел его. Он мертв.

Отвернувшись, она зарыдала и рухнула на кровать. И я сразу вспомнил Люсьенн, как она рыдала в своей спальне. Внезапно мне стало совершенно очевидно: Элен не притворяется, она и в самом деле оплакивает того мужчину, из-за которого плакала Люсьенн. Похоже, она действительно ничего не знала о смерти Жан-Пьера. Но от этого ее поведение становилось еще более непонятным!

И тогда я поступил так же, как и с Люсьенн Массэ: я присел на кровать рядом с ее кузиной и принялся гладить Элен по голове. Я, кажется, полностью вошел в роль профессионального утешителя.

— Ну же! Ну же! Доверьтесь мне, малышка!

Теперь она лишь тихонько всхлипывала. Но вздрагивающие плечи выдавали ее горе.

— Вы можете все рассказать мне, Элен!

Правильно: хорошая идея пришла мне в голову — назвать ее по имени. Нет, действительно, актер я хоть куда.

Она слегка приоткрыла свое прекрасное лицо, залитое слезами.

— На мне форма, Элен, но это не форма полисмена.

Стоп. Она прекратила плакать. Эта девушка была покрепче Люсьенн. Из породы победительниц!

— Вы любили его? — тихо проговорил я.

Она молчала и не шевелилась.

Я убрал руку с ее головы. От нее пахло так же чудесно, как и от ее кузины, только духи были другими. Наверное, Жан-Пьер совсем потерял голову, мечась между двумя такими очаровательными созданиями.

— Я знаю достаточно много, так что можете продолжать молчать, Элен. Да вы и сами видите: мне известно даже ваше имя.

— Жан-Пьер мертв. Жан-Пьер, он…

Она вскрикнула. А может, это был стон? Стон, идущий из самой глубины ее естества? Одним прыжком она уселась на кровати с ногами и посмотрела на меня. От горя она задыхалась, как астматик во время приступа. При этом она как-то странно дергала головой, чтобы восстановить дыхание. Опасаясь, что с ней может случиться истерика, я сходил в ванную комнату, намочил полотенце и приложил его к ее вискам. Ухаживая за нею, я чувствовал, что покров тайны начинает понемногу рваться, а из-под его лохмотьев показывается подлинный облик случившегося. Так бывает, когда тает снег, и из-под него проступают клочки земли, они становятся все больше, соединяются между собой… Наконец, в каком-то озарении я понял главное. Мистером X был не кто иной, как Массэ собственной персоной. На первый взгляд подобное казалось еще более невероятным, чем все остальные версии. Но мысль об этом пришла мне в голову с такой же неизбежностью, как отправленное письмо приходит к адресату.

— Скажите, Элен, вы ведь обо всем договорились с ним, не так ли?

Она по-прежнему безучастно смотрела на меня. Я тщательно подбирал нужные слова, мне следовало быть начеку, прежде всего не ляпнуть чего-нибудь опрометчивого, чтобы не поломать того хрупкого подобия доверия, которое сложилось между нами.

— Я хочу сказать… я хочу сказать, что он нарочно бросился под мою машину, так?

Я чуть было не понял все тогда, когда произошел несчастный случай. Из-за взгляда, который бросил на меня Массэ. А затем я встретился с его женой, одна за другой на сцену вышли новые тайны, и я забыл об этом взгляде.

В дверь тихонько постучали. Я ничего не ответил, и дверь отворилась, за ней показался портье. Его большой нос, плохо подстриженные усы, взгляд доброго, но перепуганного человека напомнили мне карикатуры на французов, какие рисуют в американских сатирических журналах.

А я и Элен по-прежнему сидели рядом друг с другом на кровати, и он это не мог не увидеть, как и то, что я продолжал держать полотенце на зареванном лице Элен. Портье прошептал:

— Если вам что-то нужно…

— Нет, спасибо.

Наверное, он хотел бы остаться с нами, чтобы все разузнать. И ему эта ночь не подарила никаких радостей. Всю ночь он провел за стойкой, отдавал постояльцам ключи, принимал их, набирал номера телефонов…

Я сделал ему знак удалиться, и он послушно вышел из номера.

— Послушайте, Элен, теперь мне все ясно. Массэ сделал это нарочно. Он бросился под мою машину именно потому, что я ехал медленно. Правильно?

Снег заблуждений продолжал таять, на солнце появлялась твердая земля истины.

— В его намерения входило разыграть из себя пострадавшего, чтобы его отвезли в клинику, куда вы должны были отправиться за ним. Я не ошибаюсь?

Она тихонько плакала, и если даже слышала меня, то никак не показывала этого. Мешало ли горе ей размышлять? Пыталась ли она выстроить какой-нибудь план защиты, чтобы вывернуться?

Я достал из кармана пневматичку, адресованную Люсьенн.

— Это письмо он написал задолго до несчастного случая, а вы в условленный час его отправили. Здесь-то и находится ключ к отгадке, Элен: все было рассчитано заранее. Все: место происшествия, время, клиника, час, когда вы должны были отправиться за Массэ…

Я глубоко вздохнул. Резким жестом она отстранила полотенце от своего лица. Я встал и повесил фуражку на спинку кровати. Пот ручьями тек по моему лбу. Господи Боже! Никогда в жизни не испытывал я ничего подобного, никогда мне не приходилось произносить слов, требующих подобного физического усилия.

— Что вы подумали, когда монахиня сказала вам, что Жан-Пьера Массэ нет у них в клинике?

Наконец-то Элен хоть как-то отреагировала, пожав плечами.

— Вы, должно быть, подумали, что Массэ, против его воли, отвезли в другую больницу?

— Да.

Она раскололась.

Нельзя было дать ей время собраться. Я расслабил узел галстука. В этом отеле не жалели дров, в номере можно было задохнуться. Правда, для первого января погода стояла необычайно теплая, по всем нормам полагалось быть гораздо холоднее. Я не сомневался, что завтра все газеты будут писать об удивительной оттепели, какой не припомнят с тысяча восемьсот семьдесят седьмого года! Во Франции наводнения, необычайную жару или холод всегда относят к периоду между тысяча восемьсот семидесятым и тысяча восемьсот семьдесят седьмым годами, как будто именно в это время страна познала все возможные природные катаклизмы!

— Тогда вы решили поставить автомобиль в гараж, подумав, что, в конце концов, он явится за ним сам, когда выйдет из больницы. Правильно?

— Да.

— Вы записали номер телефона отеля, потому что он не знал, где вы остановились, уйдя из его квартиры?

— Да.

Молчание. Я хотел задать ей еще тысячу вопросов, но не знал, с какого начать.

— Как это вышло? — прошептала она так тихо, как будто боялась звука собственного голоса.

— Как вышло, что я оказался в курсе стольких вещей?

— Да.

— Я отправился сообщить мадам Массэ о случившемся. Пока горничная провожала вас до стоянки такси, позвонили из Блю-бара, попросили приехать за Люсьенн.

— Люсьенн! — подскочила девушка.

— Извините меня, знаете, мы, американцы, очень фамильярны! Значит, я поехал туда. Мадам Массэ напилась пьяной и пыталась отравиться таблетками.

— Вот как?

— Я отвез ее домой.

Ее глаза заблестели. Я понял, о чем она подумала.

— Именно, — сказал я. — Именно я ответил вам по телефону, когда вы позвонили во второй раз.

Снова молчание! По улице прошла компания гуляк, распевая во все горло, но никак не попадая в лад.

— А она? — наконец прошептала Элен.

— Люсьенн Массэ?

— Да.

— Так что?

— Она… она не знает?..

— Нет. Я же сказал вам, что она слишком много выпила.

— У себя дома?

— Что?

— Она пила у себя дома?

— Да. А что?

Элен перестала плакать. Казалось, горе у нее сменилось тяжкой тревогой.

— Эй! Отвечайте! Почему вы спросили меня, пила ли она у себя дома?

— Что она пила?

— Виски.

— Со льдом?

— Да уж не помню. Но, черт возьми, вы ответите мне, в конце концов?.. О! Я все понял!

Я вспомнил о коробке с пробковой стружкой, о бачке со льдом, о пустой ампуле — и действительно все понял.

— Он отравил лед, лежавший в холодильнике? Так?

Элен не осмелилась ответить, но ее молчание было вполне красноречиво.

— А причина всей этой комбинации в том, что Массэ хотел убить свою жену?