Дерек Картун - Падение Иерусалима
Но тот, отбиваясь от ее рук, продолжал кричать:
- А если она потеряет работу - вы об этом подумали? Денег у нас нет, на что жить? Профессия моя портной, но с тех самых пор я работать не могу. Мы только на жалованье жены существуем, мы бедны. И оставьте нас в покое!
- Вам лучше уйти, - мадам Альтман старалась говорить спокойно. Извините. Не всегда можно помочь.
- Понимаю, - Шимон поднялся. - Не провожайте меня. Спасибо, что хотя бы выслушали.
Он вышел и стал медленно спускаться по лестнице, кляня себя за глупость и поспешность.
На следующее утро он все же позвонил ей на службу.
- Мадам Альтман, я чувствую себя виноватым перед вами и хотел бы выразить это лично.
- В этом нет необходимости.
- И все-таки не согласились бы вы пообедать со мной? Я не буду повторять свою просьбу, просто у меня остались кое-какие вопросы.
Наступило молчание, в трубке был слышен только стук пишущей машинки, кто-то был рядом с ней.
- Хорошо.
- Я вам очень признателен. Вы знаете кафе возле банка на улице Реомюр? Жду вас там ровно в час.
...Он поднялся ей навстречу из-за столика - она была все в том же коричневом платье и в серой вязаной кофте. Завидев его, женщина улыбнулась, и он подумал, что в молодости она была хороша собой. Когда им принесли еду, он заставил себя вернуться к вчерашнему разговору:
- Сожалею, что так расстроил вашего супруга. Я просто не подумал - мне казалось, он только рад будет участвовать в действиях, которые направлены на защиту наших людей, - ведь это ради того, чтобы не повторился Бухенвальд...
- Жак так испугался, что я потеряю работу. Это было бы катастрофой.
Некоторое время они ели в молчании.
- Вы не верующие?
Женщина покачала головой.
- Сейчас нет. До лагеря муж... Да, он раньше был верующим. Набожным даже. Но когда мы встретились и поженились, - это было в сорок шестом - он тогда все твердил: я точно знаю, что Бога нет. В Бухенвальде понял...
- За последние годы много нападений совершено на евреев. Не только на тех, что представляют Израиль. И в Париже были покушения.
- Я слышала.
- И вас это не волнует?
- Но что тут могут поделать простые люди вроде нас?
- Иной раз очень многое. Вот как сейчас.
Наступила долгая пауза, потом она спросила:
- Чем я могу помочь?
- Расскажите для начала, каков порядок действий, если поступает запрос на дубликат ключа.
- Проверяется по документам личность заявителя, и если все в порядке, глава фирмы выписывает бланк. Это мера безопасности. В мастерской не станут делать ключ, если не получат такой бланк. Хранятся они под замком в торговом отделе.
- А дальше?
- Бланк передается в мастерскую - это на первом этаже, позади демонстрационного зала. К бланку должен быть приложен номер серии данного сейфа. Заведующий мастерской сверяет его со своими списками и определяет таким образом тип ключа. Потом дает задание слесарю, и тот изготовляет ключ. Оттуда его передают в торговый отдел и, прежде чем послать заказчику, делают соответствующую запись в книге.
- А ваше рабочее место где?
- В торговом отделе.
Прежде чем задать следующий вопрос, Шимон долго собирался с духом:
- Допустим, вы согласны помочь, - могли бы вы добыть ключ?
Она заколебалась:
- Это опасно.
- Но возможно в принципе? - он чувствовал, что мало-помалу она уступает. - Что для этого придется сделать?
- Достать чистый бланк, заполнить и отправить в мастерскую, вместе с номером ключа. Номер должен быть тоже на специальном бланке - они лежат в шкафу. Главное, когда ключ передадут в отдел, надо устроить так, чтобы его никто не видел. Значит, что-то такое надо придумать, сходить за ним. Сослаться на срочность...
- Когда ваш начальник уходит в отпуск?
- Он уже в отпуске.
- Это облегчает задачу или наоборот?
Она помолчала, прикидывая что-то в уме:
- Пожалуй, без него лучше. Его заместитель не особенно следит за порядком.
- Сколько бы все это заняло времени?
- Знаете, сервис у нас отличный. Такие заказы выполняются за день ведь клиенту всегда ключ нужен немедленно.
- Мадам Альтман, вы сделаете это для нас?
Снова она умолкла - доела все с тарелки и долго рылась в сумке в поисках носового платка, будто оттягивая время.
- А что сделает для меня посольство, если я потеряю работу?
- Мы друзей в беде не оставляем.
- Это не ответ.
- Я должен проконсультироваться, но, поверьте, мы не бросим вас.
- Вы же видели, муж... - Ее голос задрожал. Шимон только кивнул молча, чувствуя, что судьба всего дела на волоске.
- Попробую, - решилась она наконец.
Он перегнулся через стол и взял ее руку:
- Благослови вас Бог.
Они условились встретиться на следующий день в бистро после конца рабочего дня. Мадам Альтман пришла все в том же платье и в той же вязаной кофте, с хозяйственной сумкой. На предложение выпить чего-нибудь ответила отказом.
- Я все сделала, что вы хотели, но это в первый и последний раз...
- Обещаю больше никогда ни о чем подобном не просить. Что, было очень трудно?
- Я прямо извелась вся. Был момент... Хотя вам эти подробности ни к чему.
Вынув из сумки маленький сверток, она отдала его Шимону, и тот на ощупь определил, что внутри длинный тонкий ключ.
- Сейф продан через нашего агента в Бейруте, но владелец живет в Дамаске.
- Благодарю. Израиль в неоплатном долгу перед вами.
- Мы, евреи, должны помогать друг другу, правда ведь? - робко сказала она. - Вот, даже таким, как я, приходится участвовать. Я бы себе не простила, если бы... - И умолкла, не закончив фразы.
- У вас есть моя визитная карточка. Если возникнут какие-то сложности, позвоните.
Она улыбнулась в ответ, и Шимон снова, будто сквозь дымку времени, увидел красивую девушку, некогда вышедшую замуж за молодого узника Бухенвальда, который хоть и уцелел в этом аду, но так и остался в нем навсегда.
В дверях бистро он наклонился, поцеловал ее на прощанье и со словами "это просто небольшая помощь" осторожно вложил ей в руку плотный конверт с деньгами.
Глава 12
Военная карьера во Франции не сулит ни престижа, ни богатства, ни даже романтической возможности стать героем - разве что война случится. Хорошее происхождение и наличие способностей вовсе не побуждают молодых людей надеть мундир - скорее наоборот. В армию стремится всякая мелкая сошка, заурядные сынки провинциальных торговцев, а то просто крестьяне - им-то заполучить офицерское звание весьма лестно. Так заведено с давних времен, и потому в армейской среде всегда царствует посредственность. Дело Дрейфуса наглядно продемонстрировало всему миру основополагающие качества французского офицера: злобность, зависть и консерватизм.
Какую бы войну ни вела Франция - взять 1870, 1914 или 1939 годы генералитет неизменно проявлял неспособность сориентироваться в обстановке и сделать разумные выводы из прошлых неудач.
В тридцатые годы нынешнего века полковники и генералы поддерживали тесные контакты с французскими фашистами из организаций "Кагуль" и "Огненный крест". Французский военный суд в 1940 году заочно вынес смертный приговор де Голлю - мятежный генерал призвал французов продолжать сопротивление немцам, но большинство офицеров "армии перемирия", возглавляемой бездарным и трусливым маршалом Петэном, не пошло за ним.
На косную среду высшего и среднего офицерства регулярные пополнения, связанные с воинской повинностью, оказывают действие, подобное действию слабительного на живой организм, - сравнение, может, и обидное, зато верное. Вот из этих-то пополнений и отбираются люди для главного управления внешней безопасности (ГУВБ) - основной разведывательной службы страны.
Данное ведомство, чье появление на свет пришлось на момент великой неразберихи, наступившей после освобождения, а становление - на пятидесятые и шестидесятые годы, когда страну сотрясали политические и социальные катаклизмы, ныне являет собой страннейшее сборище шпионов и тайных агентов. Руководство сплошь заражено политическими амбициями и социальным обскурантизмом - болезнями, присущими высшему армейскому офицерству. Если же присмотреться внимательно к составляющим его службам, то на всех уровнях обнаружишь поразительный этнический разнобой и даже "вкрапления" иностранцев, чего не сыщешь в аналогичных службах прочих стран. Среди тех, к чьим бесценным услугам прибегает армейская разведка, - то есть среди наемных убийц, платных осведомителей и специалистов по допросам, а попросту костоломов, - числятся североафриканцы и сенегальцы, немцы и итальянцы, а также белое отребье из бывших колоний, бандиты, набранные из Иностранного легиона, и корсиканцы, обитающие на парижском "дне".
Без всех этих объяснений трудно было бы понять, что представляет собой майор Клод Этьен Савари из шестого отдела ГУВБ.
Папаша его в свое время служил в знаменитом кавалерийском полку, и с его точки зрения кавалерия являла собой средоточие офицерских доблестей: храбрости, дисциплины и воли к победе. Замена кавалерии танками, изготовленными на французских и английских заводах, ранила его в самое сердце. Подобно многим другим, Савари-старший отзывался о теории танковой войны, исповедуемой полковником де Голлем, как о несусветной чепухе, которую придумал какой-то выскочка. Де Голлю присвоили генеральское звание - тут Савари и его сподвижники попытались взбунтовать своих подчиненных. Когда же - слишком поздно, к сожалению, - ненавистного "выскочку" назначили заместителем военного министра, танки фон Клейста восточнее Парижа как раз утюжили тот самый кавалерийский полк, которым командовал Савари. Он, естественно, не присоединился к движению "Свободная Франция", ибо его возглавил, находясь в Англии, "этот тип, этот изменник" де Голль, и почел за лучшее сложить оружие. К тому времени, как немцы оккупировали две трети Франции, он ретировался в свой родной Дуэ и нашел там неплохую работу в качестве начальника колонии малолетних преступников. Фамилия его предшественника была Левинсон - по просьбе гестапо местная полиция составила особые списки, в которые этот Левинсон и угодил вместе со всем своим семейством. Больше о них, как и о других из этого списка никто ничего не слышал. Савари-старший, полагая себя порядочным человеком и истинным патриотом, шумно негодовал по поводу постигшей их судьбы, а также по поводу прочих насильственных действий оккупантов и унизительного положения Франции. Вину за все эти беды, однако, он возлагал исключительно на продажных политиков и на коммунистов, которые деморализовали французское общество. По его мнению, бездарность французского верховного командования - непризнание, скажем, необходимости модернизировать вооружение - никакого отношения к данным проблемам не имела. Свои взгляды относительно испытаний, выпавших на долю их несчастной родины, а заодно и его самого, он постарался вдолбить в голову единственного сына, в чем и преуспел.
