Светлана Алешина - Акула пера (сборник)
– Они же этого не понимают! – махнула рукой старший кассир. – Они это за честь считают. Вот и сейчас – что получается? Про Самойлову вы пишете, а остальным обидно.
– Так вы же сами сказали, что Татьяна Михайловна – отличный работник, – напомнила я.
– Я от своих слов не отказываюсь, – спохватилась Алевтина Николаевна. – А все-таки обидно! Самойлова – и в героях!
– Ну, это слишком сильно сказано, – возразила я. – Какой же Татьяна Михайловна герой? Она скорее уж жертва.
– Тоже верно, – покачала головой Алевтина Николаевна. – Не дай бог каждому. Хотя, руку на сердце положа, такой она человек, что нет ей сочувствия.
– Чем же она так насолила? – поинтересовалась я.
– Да как сказать? – замялась Алевтина Николаевна. – Так чтобы особенное что – этого не было. Все больше по мелочам. Ни с кем у нее контакта не было. Иногда, бывает, кому-нибудь из девчонок подмениться нужно. Ну, жизнь есть жизнь. К Самойловой просто не обращайся – наотрез! Или вот, например, деньги кому на день рождения собираем – она никогда ни копейки не даст. Вообще поставила себя как бы вне коллектива. Пытались с ней разговаривать, да куда там! Все законы знает – и не подступись.
– Понятно, – сказала я. – Но в больнице ее все-таки навещаете?
– Были девчонки, – смущенно подтвердила Алевтина Николаевна. – Но только один раз. Сказали – больше ни за что не пойдут. Так она их, значит, встретила. Тяжелый человек, одним словом!
– Ну а в личной жизни она как? – спросила я. – Что-то о ней знаете?
– Откуда? – сделала большие глаза Алевтина Николаевна. – Я же говорю, она всегда как бы в стороне. Рабочее время закончилось – и все. Ни в каких мероприятиях не участвовала, ничего… А вы сами-то с ней встречались?
– Да, приходилось, – коротко сказала я.
– Ну и как впечатление? – полюбопытствовала Алевтина Николаевна.
Я развела руками.
– То-то и оно! – торжествующе заключила моя собеседница. – Я и говорю, не стоит про таких в газету…
– Да у нас главный герой шофер, который ее сбил, – попыталась я оправдаться. – В том плане, что слишком много в последнее время наездов стало. Пора бить тревогу.
– Милиция куда смотрит?! – сурово возразила Алевтина Николаевна. – Прежде, бывало, на каждом углу милиционер стоял, и никаких наездов не было! Ни маньяков, ни убийств этих заказных…
Мне подумалось, что Алевтина Николаевна чересчур идеализирует прошлое, но спорить я с ней не стала. Поблагодарив за полученную информацию, я стала прощаться.
– И когда же читать про нашу Татьяну Михайловну в газете? – ревниво поинтересовалась Алевтина Николаевна.
– Скажу вам по секрету, – сжалилась я над ней, – вряд ли мы станем указывать подлинное имя Самойловой. Обозначим ее просто как гражданку С. Это если материал вообще пойдет в печать. Бывает, уже готовая статья отправляется в корзину…
На лице Алевтины Николаевны мелькнул лучик надежды. Перспектива с корзиной казалась ей гораздо заманчивее. Как правильно она сама выразилась – все мы не подарок. Расстались мы очень тепло, и мне было обещано, что в любое время года, как только мне приспичит, Алевтина Николаевна обеспечит меня любыми билетами в любом направлении.
В редакцию я мчалась как на крыльях – еще бы, такая удача! Теперь нужно было срочно пообщаться с адвокатом Григоровичем и продемонстрировать ему личность Татьяны Михайловны, не обезображенную синяками и ссадинами. А дальше можно будет побеседовать и с ней самой. Какой бы ни был у нее характер, однако возможность отправиться с больничной койки на нары должна произвести на нее впечатление.
Когда я возвратилась в редакцию, там были все, кроме Сергея Ивановича. Виктор сидел в приемной и с отсутствующим видом смотрел в окно. Выражение его лица мне не понравилось.
– Только не говори, что у Самойловой пропал паспорт, – сказала я, с тревогой ожидая ответа.
Виктор сумрачно посмотрел на меня и пожал плечами.
– Паспорт действительно пропал, – ответил он. – Но это не самое худшее.
– А что же худшее? – спросила я.
– Самойлова умерла, – сказал Виктор.
Глава 10
Встретиться с Александром Михайловичем мне удалось только через два дня. Мне показалось, что он старательно избегает меня. Если раньше он появлялся словно из-под земли, стоило мне перешагнуть порог отделения, то теперь он неизменно оказывался то на операции, то на конференции, то на ковре у начальства.
Наконец мне это надоело, и я заняла позицию у дверей отделения с утра, намереваясь стоять здесь до тех пор, пока улыбчивый доктор не попадется мне на глаза. У меня было к нему несколько вопросов.
Неожиданная смерть Самойловой разрушила все наши планы. И лично мне она казалась уж слишком неожиданной. Конечно, я не специалист, но, когда мы с Татьяной Михайловной виделись в последний раз, она вовсе не собиралась умирать.
Виктор тоже не сообщил мне никаких подробностей. Он и сам их не знал. Когда он в печальное утро появился в больнице, все уже было кончено. С Виктором никто особенно и не разговаривал, а Александр Михайлович к нему вообще не вышел.
Все это выглядело достаточно странно, и мне хотелось собственными ушами услышать, как объясняет эту смерть лечащий врач. Но он был неуловим.
В итоге я как часовой торчала на лестничной площадке и предавалась невеселым размышлениям. Мимо меня то и дело сновали люди в белых халатах, а некоторые даже любезно сообщали, что видели Трофимова только что – фамилия Александра Михайловича оказалась Трофимов, – но дальше этого дело не двигалось. Я начинала подозревать, что мой знакомец намеренно пользуется черным ходом или каким-нибудь грузовым лифтом, лишь бы не попадаться мне на глаза. Заняться мне было нечем, и я раздумывала, что делать дальше. Теперь у нас ничего, кроме видеоизображения неизвестного мужика, не было. Мы даже не смогли бы доказать, что он имеет какое-то отношение к покойной. Да и его самого еще нужно было найти.
Григорович так и не увидел фотографии Самойловой. Правда, после наводящих вопросов он согласился, что, возможно, кассир, у которой он приобретал билеты на поезд, была похожа на Татьяну Михайловну – а возможно, и не была.
Одним словом, все в одночасье рассыпалось, точно карточный домик, и мы практически оказались в той же точке, откуда и начинали. Только теперь и вопросы задавать было некому. За исключением, пожалуй, симпатичного доктора, который уже не казался мне таким симпатичным. Теперь, стоя на лестнице, я думала о нем как об изворотливом и двуличном субъекте.
Но долго скрываться в таком учреждении, как больница, все-таки нельзя – это не секретный объект. Да и сам Александр Михайлович не мог удерживаться на одном уровне бдительности продолжительное время – у него были дела, да и, наверное, он не ожидал от меня такой настырности.
И наконец мое терпение было вознаграждено. Из дверей отделения появился Александр Михайлович собственной персоной – как всегда, подтянутый, бодрый, в безупречно чистом халате и белой шапочке. Пожалуй, неожиданностью было хмурое и озабоченное выражение его лица, безо всякого следа привычной улыбки и добродушия во взгляде.
Увидев меня, доктор на мгновение замер, но тут же взял себя в руки и, сухо поздоровавшись, наладился бежать куда-то дальше по коридору. Это можно было бы счесть выдающимся хамством, но меня в тот момент волновало совсем другое – у этого хамства был очень загадочный подтекст, и мне очень хотелось проникнуть в эту загадку.
Поэтому, нисколько не растерявшись, я шагнула вслед за Александром Михайловичем и решительно окликнула его. Немного поколебавшись, он все-таки остановился и, оглядываясь через плечо, недовольно сообщил, что ему некогда.
– Интересно получается, – сказала я, стараясь не давать воли эмоциям. – То вы ни на секунду от меня не отходите, за ручку поддерживаете, приглашаете в любое время дня и ночи, а тут такая резкая перемена! Вас случайно не подменили?
– Но мне действительно некогда, – сказал доктор, морщась, словно он не говорил, а жевал горькую таблетку. – Меня ждут на консультацию. Там тяжелый больной…
– Такой же тяжелый, как Самойлова? – спросила я.
– А что Самойлова? – с вызовом сказал Александр Михайлович.
– Я слышала, что она умерла, – ответила я.
– Да, к сожалению, – подтвердил доктор. – Медицина, увы, не всесильна.
– И все-таки хотелось бы узнать об обстоятельствах этой смерти подробнее, – сказала я. – Довольно неожиданная смерть, вы не находите? И для кого-то выгодная.
Александр Михайлович посмотрел на меня с раздражением. Сейчас у него были какие-то тусклые, без малейшей искры глаза.
– Я вас не понимаю, – резко сказал он. – Кому может быть выгодна смерть? А подробнее об этом рассказать можно, но ведь вы не специалист, вы и половины не поймете…
– А вы растолкуйте, – хладнокровно заметила я. – Вообще-то я понятливая. А кроме того, мне приходилось частенько сталкиваться в своей работе с судебными медиками, и я от них кое-чего нахваталась…
