У. Баллард - Трое за те же деньги

Голос у него был высокий, почти детский.

– Паршивое дело, лейтенант. Я ничего не имею против Фрэнчи, но лучше бы он сегодня вечером оказался в каком-нибудь другом казино.

Я взглянул на него. На лице никаких эмоций, в голосе тоже, однако я заметил, что он чем-то разозлен, и даже очень.

– Он мертв, так?

Пангуин кивнул.

– Отчего же он умер?

Голос Болдинга звучал напряженно, почти нервно.

– Он упал в обморок возле игорного стола.

– Инфаркт?

– Этого никто не знает.

– Разве доктор ничего не мог сказать?

– Врач его еще не осматривал.

Я не мог скрыть удивления.

– Врача еще не было? Когда же он упал в обморок?

– Около девятнадцати часов.

Голос Болдинга был срывался, словно он пытался мне втайне что-то сообщить.

– В девятнадцать часов?

Я непроизвольно посмотрел на свои часы: двенадцать минут до полуночи. Потом перевел взгляд на Дэниельса.

– Почему прошло столько времени, прежде чем нам сообщили?

Дэниельс несколько утратил свой лоск и даже слегка вспотел, хотя кондиционер поддерживал в комнате приятную прохладу.

– В то время он еще не умер.

– А когда же? – холодно поинтересовался я.

– Минутку, Макс. Не нужно неправильных выводов. Я всегда тесно сотрудничал с вашим ведомством, всегда…

Я возразил:

– Никаких выводов я не делаю. Просто хочу узнать, что случилось.

– Тут не было злого умысла…

Дэниельс вспотел еще больше.

– Просто я потом совсем об этом забыл…

– Некий Фрэнчи Мэлмен возле вашего игорного стола лишается чувств, а вы даже не думаете вызвать ему врача?

Он вынул дорогой даже с виду носовой платок и вытер лоб. Пангуин смотрел на нас, однако выражение его лица не изменилось. С таким же успехом вместо него здесь могло находиться бесчувственное бревно.

Дэниельс продолжал:

– Вы поднимаете много шума из ничего. Ведь Фрэнчи был величайшим комедиантом на свете, для него годились все средства, лишь бы только оказаться в центре всеобщего внимания. Я подумал, что он пьян и опять хочет устроить представление, потому распорядился отнести его в свободный номер, чтобы он мог там проспаться.

– Когда он умер?

– Я этого просто не знаю.

Теперь я уже не скрывал нетерпения.

– Когда вы узнали о его смерти?

Дэниельс, казалось, несколько успокоился.

– Всего несколько минут назад. Гости, для которых был зарезервирован этот номер, прибыли в двадцать три тридцать. Администратор послал посыльных разбудить старика и освободить помещение. Однако те не смогли привести его в чувство, и позвонили мне; я тут же поставил в известность Болдинга.

– Ладно, – буркнул я. – Где тело?

Пангуин передернул плечами, словно желая стряхнуть скрытое напряжение.

– Я должен вернуться. Если я вам понадоблюсь, найдете меня в зале.

У меня сложилось впечатление, что он предпочел уйти, чтобы не смотреть на Фрэнчи.

Отель имел форму гигантского прямоугольника, замыкавшего внутренний двор с плавательным бассейном. В нем было шесть этажей и восемьсот номеров. Мы вышли из кабинета, пересекли вестибюль, прошли по коридору первого этажа в юго-западном направлении, миновали лифт и остановились у двери.

Дэниельс постучал. Дверь открыл один из охранников в униформе. Узнав меня, он кивнул и шагнул в сторону, пропуская нас. Я следовал за Дэниельсом; Болдинг и Эл Фрид шли за мной.

Фрэнчи Мэлмен лежал на кровати, стоявшей посреди комнаты. Кто-то прикрыл его голову одеялом. Я откинул одеяло, чтобы взглянуть на его лицо. Затем подошел к телефону и позвонил в управление.

Потом мы сидели и ждали коронера. Никто не разговаривал. Мы мрачно молчали, глядя на мертвеца.

2

Когда я вернулся, Боб Ортон еще сидел в своем кабинете. Было четверть четвертого. Я устал и, должно быть, это было заметно, так как Боб нажал кнопку и попросил принести кофе. Я упал в кресло и закурил.

Боб спросил:

– Что там случилось?

Боб – заместитель нашего шерифа; следовательно, вопрос на самом деле означал приказ начинать доклад.

Я пожал плечами.

– Сейчас я знаю не больше, чем уже говорил по телефону. Как мы установили, Фрэнчи появился в игорном зале в восемнадцать тридцать и прошел к игровым столам. Он купил фишек на тысячу долларов и начал делать ставки. Проиграл первую тысячу, а затем и вторую, прежде чем ему повезло; Француз вернул весь проигрыш и еще получил тысячу долларов сверх него. Старик как раз хотел продолжить игру, но внезапно отвернулся от стола и упал.

– Он пил?

– Фрэнчи пил всегда, насколько я знаю. Но подробности станут известны только после вскрытия. Похоже, что инфаркт, возможна также эмболия. Коронер уже распорядился, – я взглянул на свои часы, совершенно забыв, что часы стояли и на столе. – Они собирались закончить часам к четырем.

– А что случилось с его деньгами, лежавшими на игорном столе?

– О них позаботился крупье.

Принесли кофе, мы молча выпили. Я очень устал, так как находился на службе с полудня. Больше всего мне хотелось отправиться домой и лечь в постель, но нельзя было оставить Ортона одного с этим делом.

– Да, – задумчиво протянул он, – немногие будут опечалены смертью Фрэнчи. Я даже сомневаюсь, что на свете найдется хотя бы один человек, который пожалеет о нем, и для которого его смерть что-нибудь значит.

– Зато многие должны были его ненавидеть, – заметил я. – Как можно оставить человека лежать пять часов, не вызывая врача? Если это был сердечный приступ, то его смерть на совести Дэниельса так же бесспорно, как если бы тот его застрелил собственноручно.

Голос Ортона был сух.

– К сожалению, в нашем штате за неоказание помощи никакого серьезного наказания не предусмотрено. Но с чего бы Дэниельс мог быть заинтересован в смерти Фрэнчи?

Я пожал плечами.

– Не берусь утверждать, что он имел какой-то интерес, или что сделал это преднамеренно. У Гарри Дэниельса, конечно, много дел, и он мог просто забыть о старике. Но все равно это бессердечно.

Боб проворчал:

– Я и без того не считал, что Дэниельс прямо-таки истекает любовью к ближнему.

Я покачал головой:

– Я тоже. Но, однако, он всегда дружелюбен и жизнерадостен. Впрочем, Бак Пангуин казался чем-то озабоченным.

– Откуда ты знаешь?

– Ничего я не знаю, но чувствую. Просто задаю себе вопрос, связана ли его озабоченность с Дэниельсом.

– В таком случае Дэниельс может быть спокоен. За Пангуином стоят большие деньги, готов держать пари на что угодно.

Зазвонил телефон, и Боб Ортон снял трубку. Судебный медик пригласил нас к коронеру.

Когда мы вошли, врач еще оставался в белом халате, но резиновые перчатки уже снял. На его длинном лошадином лице отражалось какое-то напряжение.

– Я хотел вам кое-что показать, – он откинул простыню, под которой лежало тело, и показал на маленькое пятнышко на груди Фрэнчи, прямо над сердцем. Красное пятнышко, охваченное пурпурным кольцом, было немногим больше точки, поставленной карандашом, и походило на укус насекомого.

– Что это? – спросил Боб.

– Я полагаю, – сказал врач, – это место, где орудие убийства проникло в тело.

– Орудие убийства? – мы уставились на него. – Значит вы хотите сказать, что Фрэнчи умер не от инфаркта?

– Может быть, точно я пока не знаю. У него было сильное внутреннее кровотечение. Оно могло быть вызвано разрывом сосуда, но я думаю, скорее уколом тонким, острым предметом.

Мы переглянулись, потом Боб спросил:

– Полагаете, его закололи прямо у стола? Или там у него случился сердечный приступ, и только потом в номере нанесли укол?

Врач покачал головой.

– Этого я действительно не знаю. Возможно и то, и другое.

– Вы проверили его кровь на алкоголь? – спросил я.

Он несколько помедлил с ответом.

– Он пил, и довольно много. Но судя по всему, старик к такому «режиму» привык. Трудно сказать, был ли он настолько пьян, что лишился чувств. Это зависит от слишком многих факторов: от его возраста, его чувствительности к алкоголю и общего физического и душевного состояния.

– Где его одежда? – спросил Боб.

Врач позвал ассистента, и одежду принесли. Боб взял рубашку, поднес ее к лампе и осмотрел левую переднюю сторону. Там оказалось отверстие, едва заметное, всего несколько разорванных волокон, и коричневое пятнышко, такое маленькое, что и не увидишь, если не искать специально.

Боб сказал:

– Мы отправим ее в лабораторию, но держу пари на что угодно, что это кровь, и притом той же группы, что у Фрэнчи.

Я не возражал. Мы поблагодарили врача, послали рубашку в лабораторию и вернулись к себе в отдел. За окном уже рассвело, но никто из нас не думал о сне. Для нас не имело большого значения, что Фрэнчи Мэлмена убили, но убийцу упускать мы не собирались. Теперь стало ясно, что речь идет об убийстве.