Джеймс Баллард - Военная лихорадка

Мечта о перемирии впервые явилась Райану в сражении за бейрутский Хилтон. Необыкновенное видение мирного города непрошенно скользнуло в дальний уголок его сознания. Весь день перестрелки вспыхивали то на одном этаже разгромленного отеля, то на другом. Бой на баррикаде из наваленных друг на друга ресторанных столов в одном из некогда шикарных переходов поглощал Райана всецело, не давая думать ни о чем другом. Ближе к концу дня Аркадий и Михаил подобрались к портику, где засел последний снайпер роялистов. Райан их прикрывал — он стоял во весь рост и стрелял, молясь про себя за сестру, Луизу, сражавшуюся в другом отряде христианского ополчения.

Потом стрельба прекратилась, и капитан Гомес махнул Райану, чтобы тот спускаться в вестибюль. Райан поднял голову: с крыши портика, бывшего на пятнадцать этажей выше, сыпалась штукатурка. В лучах солнца цементная пыль преобразилась — в центр зимнего сада, на точную копию тропического острова опускалось сияющее облако. Миниатюрная искусственная лагуна была полна колотого камня, сломанной мебели, выброшенной с верхних балконов. Но несколько тамариндов и экзотических папоротников уцелели. На секунду этот покинутый рай озарился сверкающей пылью, как декорации, чудесным образом уцелевшие среди развалин взорванного театра. Райан смотрел на опадающее сияние, думая, что, может быть, однажды вся пыль Бейрута опустится белым голубем и наконец накроет молчанием пушки.

Но облако послужило более практической цели. Спускаясь за капитаном Гомесом по лестнице, он увидел, как два вражеских ополченца ползут по-пластунски через лагуну — их мокрая униформа оставляла отчетливый след в пыли. Потом он и Гомес стреляли в них: солдаты оказались в ловушке; и долго еще расстреливали в щепки тамаринды, когда те двое уже лежали без движения — кровь расплылась по мелководью. Возможно, они пытались сдаться, но хроника о зверствах роялистов во вчерашней передаче положила конец всяким надеждам. Как все молодые бойцы, Райан убивал за идею.

Но все равно после каждого сражения этим летом в Бейруте Райан ошалело молчал в перерывах между боями. Сейчас он готов бы даже поверить, что тоже погиб. Другие бойцы его взвода стаскивали тела убитых к гостиничной стойке. Трупы врагов сфотографируют для листовок, листовки потом с самолета разбросают в Южном Бейруте над укреплениями роялистов. Стараясь сфокусировать взгляд, Райан смотрел на крышу портика — струйки пыли все еще сыпались с металлических балок.

— Райан! Что ты? — Доктор Эдварс, медицинский наблюдатель ООН, ободряюще хлопнул его по плечу. — Увидел чего там?

— Нет, там — ничего. Я в порядке, доктор. Странное было сияние…

— Наверняка новая бомба. У роялистов на вооружении фосфорные бомбы. Дьявольское оружие, надеемся, их запретят.

С гневным лицом доктор Эдвардс водрузил на голову голубую бронированную каску войск ООН. Райану было приятно видеть такого отважного, пусть немного наивного, человека, скорее похожего на степенного молодого священника, чем на врача. Он постоянно находился на линии фронта как обычный солдат. Доктор Эдвардс мог бы спокойно практиковать в своей Новой Англии, но он предпочел посвятить себя людям, гибнущим на забытой гражданской войне здесь, на краю света. У семнадцатилетнего Райана завязались теплые отношения с доктором Эдвардсом. Он делился с ним всеми своими переживаниями — рассказывал о сестре, о тете и даже о своих неразделенных чувствах к полевому командиру пункта связи христиан, лейтенанту Валентине.

Доктор Эдвардс всегда относился к нему с вниманием и симпатией, и Райан часто эксплуатировал добрую натуру врача, выуживая информацию о мельчайших переменах в военном союзе — миротворческие силы ООН контролировали ситуацию. Иногда Райана тревожило то, что доктор Эдвардс слишком долго находится в Бейруте. Он стал болезненно любопытен к жестокости и смерти. Уход за ранеными и умирающими будто удовлетворял какие-то его глубинные извращенные наклонности.

— Посмотрим-ка на несчастных. — Доктор Эдвардс увлек Райана к гостиничной стойке, где лежали тела врагов — их оружие и личные письма были аккуратно сложены у ног с беспощадной живописностью. — Повезет — можно будет сообщить родственникам.

Райан рванулся вперед, мимо капитана Гомеса, бормотавшего перед безучастной фотокамерой, и опустился на колени возле самого молодого солдата, темноглазого подростка с лицом херувима в громоздкой маскировочной куртке интернациональной бригады.

— Ангел? Ангел Порруа?.. — Райан коснулся упругих щек пятнадцатилетнего испанца. Они ходили с ним купаться на пляжи Восточного Бейрута.

Еще в прошлое воскресенье они вышли в море на заброшенной лодке и проплыли целых полмили, пока их не вернул флотский патруль ООН. Райан вдруг понял, что последний раз видел Ангела в зимнем саду, ползущим среди обломков в воде искусственной лагуны. Может быть, тот узнал Райана на ступеньках и пытался сдаться, а они с капитаном Гомесом открыли огонь.

— Райан, — рядом присел доктор Эдвардс, — Ты знаешь его?

— Ангел Порруа. Но он в Бригаде, доктор. Они же за нас…

— Уже нет, — заученным жестом доктор сжал плечо Райана. — Вчера вечером они сговорились с роялистами. Извини, они действительно предатели.

— Нет, Ангел был на нашей стороне…

Райан встал и пошел прочь. Он шагал сквозь пыль и обломки к островку посреди зимнего сада. Искромсанные тамаринды все еще цеплялись корнями за камни — хорошо, если доживут до зимних дождей, которые прольются сквозь пробитую крышу. Райан обернулся на тела роялистов — незваные гости, нашедшие свой конец у этой гостиничной стойки, оружие сложено рядом.

А что если бы и живые тоже сложили оружие? Представить только, солдаты всего Бейрута кладут винтовки на землю, и. туда же личные медальоны, фотографии сестер и подруг: каждая кучка — скромный жертвенник перемирию.

Перемирие. В Бейруте это слово почти совсем забыто. Об этом думал Райан, сидя на заднем сидении джипа, — капитан Гомес вел машину к христианскому сектору города. Вдоль дороги тянулись бесконечные вереницы разрушенных строений. Некоторые здания превратились в опорные пункты — их стальные решетки были залеплены плакатами и лозунгами, нечеткими фотографиями убитых женщин и детей.

С самого начала войны, тридцать лет назад, в Бейруте проживало более полумиллиона человек, и среди них — его дед с семьей, — один из многих американцев, оставивших преподавание в школах и университетах ради того, чтобы сражаться на стороне христианского ополчения. Со всего мира сюда стекались добровольцы: наемники и идеалисты, религиозные фанатики и безработные телохранители. Здесь они сражались и умирали — за ту или иную из враждующих группировок.