Марина Крамер - Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут
– И что? Начать соглашаться на каждое предложение? Проблем-то не убавится, скорее наоборот, меня тогда Вадька точно пришибет. Помнишь, на прошлый Новый год чем дело кончилось, когда меня заведующий танцевать пригласил в кафе? Этот дурак мне три пальца сломал.
– А ведь я тебе говорила, не бери его с собой. Вечно ты в Тулу со своим самоваром! Любовь, блин! – фыркнула Танька, убирая помаду в косметичку.
– Господи, да какая там любовь! Мне идти некуда, ты ведь знаешь! Любовь! – Алена возмущенно передернула плечами. – Пойду я накрываться, а ты старшей шепни, что я на планерку не выйду – куда с такой мордой?
– Хорошо. Ты дежуришь сегодня?
– Да, полторушка.
Танька убежала на планерку, а Алена побрела в свою перевязочную, извлекла там из бикса хирургическую маску, которая закрывает всю голову и лицо, оставляя только глаза, нацепила ее, спрятав волосы. Фингал, конечно, все равно виден, но поменьше все-таки. Да и не впервой – все отделение в курсе ее бурной личной жизни, очень уж она наглядная, жизнь-то.
Сейчас уже никто из докторов не изощряется в остротах по этому поводу, а вот раньше! Алена постоянно плакала от стыда и обиды, пока, наконец, сам заведующий не запретил комментировать ее синяки и ссадины, которыми очень часто оказывались украшены Аленины лицо и руки. Никто не мог понять, почему она позволяет своему мужу вытворять такое, но что – каждому лично объяснять?
– Ох, горе ты, Аленка, горе! – делая пункцию больному, говорил пожилой Андрей Сергеевич. – Такая видная девка, а живешь с идиотом. Дала бы сдачи разок, он бы в другой раз думал.
– Ага! – усмехнувшись невесело, проговорила Алена. – Мечтаете лицезреть меня в собственном отделении на койке, а не в перевязочной?
– Нет, подозреваю, что у него сразу же пропала бы охота тебя трогать.
– Не думаю, Андрей Сергеевич, – она начала собирать инструменты. – Человек, однажды ударивший женщину, уже не остановится.
– Ну, ведь умница, сама все прекрасно понимаешь, а делаешь глупости.
Подобные разговоры он заводил с ней постоянно, жалел, относился по-отечески, но безрезультатно – уйти от мужа Алена не могла, оставалось терпеть.
…После обеда, часа в четыре, когда дневная смена начала собираться домой, она прилегла на кушетку в персоналке и задремала. Девчонки ее не трогали, знали, что спит она чутко и сразу вскочит, если будет надо. Но сегодня ничего не происходило, поступлений не было, и Алена спокойно проспала до шести вечера, когда нужно было делать уколы и капельницы.
Она уже почти закончила, когда прибежала Милочка, дежурившая на посту. Она работала два месяца, всего боялась и, чуть что, впадала в панику. Если что-то случалось, ее удлиненное личико выражало испуг и растерянность, Милочка начинала бестолково метаться по коридору, совершенно теряя голову. Вот и сейчас она влетела в процедурный кабинет и, округлив глаза, зачастила:
– Алена, позвонил ответственный врач, велел готовить спецпалату, сейчас какого-то крутого поднимут! Говорит, даже с охраной!
– Ну иди, готовь, – пожала Алена плечами.
– А заведующий завтра что скажет, а? Ведь без его ведома…
– Милка, не дури мне голову – ответственный распорядился, значит, все! Наше дело маленькое.
Милочка убежала, а Алена села вместо нее на пост. Буквально через двадцать минут на площадке щелкнули двери лифта и послышался резвый топот и скрип каталки. Увидев перед собой шестерых бритых крепких парней в кожанках, Алена слегка струхнула. Один, навалившись грудью на барьер поста, рявкнул ей прямо в лицо:
– Чего расселась, кукла? Где нам тут палату обещали?
– Где история болезни? – взяв себя в руки, спросила девушка.
Тонкая папка шлепнулась на стол.
– А теперь оторви зад и проводи! – приказал браток.
– В конец коридора, там направо, сами не заблудитесь, – ответила Алена, записывая данные в журнал, и в тот же миг сильные руки подняли ее за костюмную рубашку и перекинули через пост, уронив на пол. Она упала на четвереньки прямо рядом с каталкой, та же рука взяла ее за шиворот и поставила на ноги.
– Я не понял – ты сильно грамотная? – лениво произнес браток. – Сейчас под второй глаз фару нарисую.
– Не надо, – попросила Алена, пытаясь стоять ровно и не трястись. – Идемте.
На всякий случай она даже не взглянула на больного, лежащего на каталке, вообще боялась оглянуться или сделать лишнее движение, памятуя о перелете через пост. В палате все было готово – постель расправлена, свет горит…
– Перекладывайте на постель, – сказала Алена парням, вошедшим за ней, и убрала одеяло.
Они легко подняли лежащего на каталке и бережно опустили на кровать. Девушка приблизилась, чтобы накрыть его одеялом, и замерла.
«Господи, я подобного и не видела никогда», – пронеслось в Алениной голове. Перед ней лежал такой мужчина, что у нее заныло внутри от желания хотя бы просто прикоснуться. Поспешно накинув одеяло на это великолепное тело, Алена, вспыхнув, выскочила из палаты. За ней вышел тот самый браток, что так небрежно заставил ее показать им дорогу.
– Слышь, кукла, ты за старшую тут? – взяв Алену за локоть, спросил он.
– Сейчас – да.
– Короче, подруга, сделай все, как папе родному бы сделала.
– У меня нет папы.
– Твои подробности. Главное, чтобы все было правильно, и в обиде не будешь, – с этими словами он сунул ей в нагрудный карман зеленую бумажку, не забыв при этом пройтись пальцем по груди. Алена отпрянула, вытащила деньги и запихнула их ему за воротник футболки.
– Я зарплату получаю.
– Ну, как знаешь.
Алена взяла историю и побрела в процедурный кабинет заряжать капельницу. Судя по титульному листу карты, пациенту было тридцать лет, звали его Григорием Валерьевичем Грачевым. В графе «профессия» стояла расплывчатая запись «частный предприниматель». Ну конечно! С каких пор частные предприниматели гуляют с такой охраной? Имелись у гражданина два огнестрельных ранения в левое плечо и левое подреберье, его прооперировали, удалив селезенку.
«Чует мое сердце, побегаю я сегодня, а мне ведь еще и завтра до пяти работать. Черт возьми, почему так не везет? И не наше отделение сегодня принимает, а этого к нам закинули, видимо, и правда не так прост».
Алена взяла жгут и стойку с капельницей и пошла к больному. Охрана его уже вполне освоилась в больнице, сняв куртки и расположившись во второй комнате на диване. Двое сидели с больным – один в изголовье, другой в ногах. При Аленином появлении оба вскочили, вынув пистолеты. У нее от страха затряслись руки.
– А, это ты! – протянул один, пряча оружие. – Заходи, чего встала?
Он посторонился, насмешливо оглядывая побелевшую от страха медсестру, и, так как она не шевелилась, подстегнул:
– Ну? Сквозняк будем разводить, или ты уже войдешь все-таки?
Алена вошла, опустив стойку возле кровати и касаясь руки больного окоченевшими вмиг пальцами. Он вздрогнул и открыл глаза – холодные синие льдины уставились ей в лицо.
– Григорий Валерьевич, вы, может, пить хотите? – тихо спросил один из охранников.
– Нет. Ты кто? – спросил он у девушки чуть хрипловатым голосом.
– Алена.
– Где я?
– В больнице, у вас плечо прострелено и левый бок. Дайте мне руку, пожалуйста, я поставлю капельницу, – попросила она, теряясь под его взглядом.
Он вытянул руку и сжал кулак, вена надулась в палец толщиной, но руки у Алены ходили ходуном, она боялась даже притронуться.
– Кто девчонку напугал? – негромко спросил он, глянув в сторону охраны. – Ты, Кочан? Кочерыжку вырву.
– Да я ничего, – пожал плечами Аленин знакомец.
– Вышли все! – велел Грачев, и вмиг никого не стало. – Коли, не бойся, – сказал он, закрывая глаза.
Алена собрала нервы в кулак и быстро вколола в вену, укрепила иглу пластырем.
– Посиди со мной, Алена, – попросил Грачев, не открывая глаз.
– Мне нужно работать…
– Немного, пять минут, прошу тебя…
Она присела на табуретку возле кровати. Здоровой рукой он взял ее пальцы, и от неожиданности Алена вздрогнула.
– Ты меня боишься? – удивился Грачев. – Не надо, не обижу. Откуда синяк такой?
– Было дело, – уклонилась она от ответа.
Его пальцы нащупали тонкое обручальное кольцо на правой руке.
– Ты замужем?
– Да, – вздохнула Алена, вспомнив о своем драгоценном супруге, который сейчас наверняка сидит в каком-нибудь баре со своими дружками и пьет пиво.
– И давно?
– Три года.
– И дети есть?
– Нет, – «к счастью», добавила она уже про себя.
– Сколько же тебе лет? – продолжал допрос Грачев, не выпуская ее руку.
– Двадцать три, – она поднялась, собираясь уходить, но он удержал:
– Побудь еще немного.
– У меня очень много работы, правда. Я ведь приду к вам убирать капельницу… Пожалуйста, если это возможно, попросите свою охрану не вынимать оружие, это очень пугает, я могу сделать что-то не то.
– Хорошо. Но ты точно зайдешь? – недоверчиво спросил он, не выпуская ее пальцев.
