Салат из одуванчиков - Елена Касаткина
Трубка помолчала, затем последовало настороженное:
— А что случилось?
— Вы не волнуйтесь, ничего не случилось, мы проверяем некоторые сведения о доме инвалида. — Как быстро она научилась врать. Стоит задуматься. В последнее время она стала всё чаще в делах прибегать к обману. Ей это не нравилось, но реально помогало в работе. Помогало развязать язык свидетелям и добыть необходимую информацию. Но одновременно с этим вызывало недовольство собой. — Где сейчас находится ваш отец? Когда в последний раз вы его видели?
— Я… я… Не понимаю, при чём тут мой отец, он что, кого-то убил?
— Давайте сначала вы ответите на мой вопрос. — Голос Рязанцевой стал жёстче. Что за сомнения её гнетут? Ложь, обман. Чтоб спасти человека, она пойдет на любую ложь, на любой обман. Церемониться с дочерью, сдавшей отца в дом инвалида, чтобы избавиться от него, она не будет. — Мне повторить вопрос?
— Не надо. — На этот раз ответ прозвучал бойчее. — Папа умер.
Огорошило. Лена несколько секунд собиралась с мыслями.
— Умер? Когда?
— В четверг. Вчера похоронили.
— Примите мои соболезнования, — растерянно пролепетала Рязанцева и хотела уже закончить разговор, но на всякий случай спросила: — Вам выдали заключение? От чего он умер?
— Конечно. От остановки сердца.
— Извините за беспокойство. — Лена отняла телефон от уха, но голос Наденьки, равнодушный, безразличный к смерти отца, не отпускал, и на всякий случай спросила: — А где он захоронен?
В трубке что-то скрипнуло, стукнуло, и приглушённый голос ответил:
— Извините, ко мне пришли, я вам перезвоню.
Звонка от Наденьки пришлось ждать минут двадцать.
Отбарабанив адрес, Наденька тут же отключилась.
Забрал с работы. Ей в удовольствие ехать в машине по вечернему городу. Прислонившись виском к холодному окну, она наблюдает, как проносятся дома, фонари, люди.
— Я начала разочаровываться в людях.
— Вот это да! И во мне?
— Причём тут ты…
— Ну, хоть не я, уже хорошо. Ладно, не расстраивайся, сейчас сгоняем на кладбище. А потом ко мне. И завершим день грузинским чаем.
— Прям по Бродскому. — Впервые за вечер Лена улыбнулась. — Радуешь меня. «Мы будем жить на берегу, отгородившись высоченной дамбой от континента, в небольшом кругу, сооружённом самодельной лампой». В картишки сразимся?
— Ты хитрая, и сразу обыграешь меня.
— Тогда в шашки повоюем.
— В шашки бессмысленно, я обыграю на первом ходу.
— Ой, ой, ой, обыграет он, только рискни.
— Предлагаю другой вариант. Займёмся любовью.
— Ну вот, а я рассчитывала на тихий семейный вечер двух уставших от жары людей.
Странный вечер, тяжёлый, удушливый. Пепельный смог густым туманом разлился по кладбищу, превращая реальность в мистически-фантазийную сцену из фильма ужасов. Невысокий холмик. Железный крест. Лена подошла к могилке, провела пальцем по деревянной табличке, присела, зачерпнула ладошкой землю, растирая пальцами сухие комки.
— Вчера похоронили, а земля сухая, как будто могиле сто лет.
— Что ты хочешь? Жара — вон какая! Дождей второй месяц нет. — Вадим открутил крышку и присосался к бутылке с водой. — Не представляю, как его вообще хоронили под палящим солнцем. Возможно, старику повезло и из этого ада он отправился прямиком в рай. Надеюсь, теперь ты успокоилась? Всё подтвердилось. На табличке имя и дата, всё совпадает. Ты старушку свою уже огорошила новостью?
— Нет ещё. Даже не знаю, как сказать ей об этом. Она расстроится. Наверняка хотела бы проститься, постоять у гроба, возложить цветы… А кстати, почему нет цветов?
— Наверное, провожающих было немного…
— Всё равно, дочь ведь должна была быть… Должна, — Лена поморщилась. Но не факт, что была. — Обошла могилу. — И не одного венка?
— Ну раз цветов нет, то и венки откуда. Эх, никому старики не нужны. Ладно, пойдём. Темнеет, а нам ещё через всё кладбище пилить. Если честно, я стараюсь обходить стороной такого рода места.
— Это странно…
— А что странного? Я когда маленьким был, мы с пацанами как-то забрались на кладбище, и я случайно угодил в могилу. Её подготовили для свежего покойника. Пацаны перепугались и сбежали, а я так и просидел в яме всю ночь, не мог выбраться, только утром меня нашли. Можешь представить, что я пережил за ту ночь.
— Я о другом. Странно, что могила здесь находится. В глубине кладбища. Обычно хоронят с краю, вон там, видишь, — Лена протянула руку, указывая в конец кладбища. - Вон там виднеются свежие могилы с венками, а тут… — Лена прошла к соседнему надгробию. — Смотри, тут год смерти стоит — 2005. — Прошла к другому. — И тут.
Вернулась к могиле с крестом.
— Места иногда заранее бронируют по просьбе родственников, когда хотят рядом лежать со своими.
— Да, — оглянулась — Но фамилии другие.
— Это ничего не значит. Фамилии могут быть и разные. Смотря кто, кому и кем приходится.
— Ну да, — Лена отряхнула руки. — Ладно, пойдём. Нас ждёт грузинский чай.
— И ещё кое-что.
Глава шестая
Серый отлив неба не предвещал ничего хорошего. Нет, это были не тучи. Если бы! Густой ядовитый смог свисал кулисами над городом уже больше недели. Люди прятали лица в мокрые носовые платки, медицинские маски, марлевые повязки. Всё усугублялось непереносимым зноем. Но жить надо, и работать тоже. Когда всё закончится, можно будет сказать: мы пережили апокалипсис, а пока…
— Я уже и не знаю, имеет ли смысл? — Лена нервно болтала зажатым между пальцами карандашом. — Похоже, мои подозрения оказались беспочвенны. Я понимаю, как вы после этого должны ко мне относиться… — Она намеренно брала вину на себя, отгораживая Агату Тихоновну от неприятных выпадов со стороны оперативников. Оказалось, зря беспокоилась.
— А я всё-таки ещё немного покопал бы под этот пансионат. — Котов раскрыл блокнот. — Я проверил, по бумагам у них всё идеально, придраться не к чему. Даже наоборот. Учреждение и его хозяйка на хорошем счету. Взяла Богом и всеми остальными забытое заведение в самые сложные для города и страны в целом годы, привела его в порядок, отремонтировала, организовала быт. Часть здания сначала сдавала в аренду гастрабайтерам, потом оформила как частный пансионат для стариков. Минимум персонала, максимум порядка. Каждые полгода проверки. Всё идеально.
— А кто осуществляет медицинский уход за стариками в инвалидном отделении?
— Её компаньонка. — Котов заглянул в блокнот. — Дориана Фёдоровна Ефимова и приходящий врач — Плюшкина Арина Алексеевна.
— Что значит «приходящий»?
— Раз в неделю приезжает врач и делает обход. Назначает лечение. В критических случаях приезжает по вызову.
— Значит, корь тоже она засвидетельствовала?
— Я конкретно с людьми пока не разговаривал, собирал информацию из косвенных источников, отзывы только положительные.
— Тогда что тебя смущает?
— Так вот это и смущает. Всё стерильно. Прицепиться не к чему. Так не бывает.
— Похоже, ты тоже подвергся деформации профессией. Нам уже не нравится, когда всё хорошо.
— Если позволите, я со своей стороны тоже подкину дровишек в ваш тлеющий костерок подозрений, — вклинился Ревин.
— Ого, с чего это ты заговорил метафорами? — Карандаш в руке замер.
— Деформация профессией, знаете ли, — улыбнулся Ревин.
— Намёк поняла, давай свои дровишки.
— Из личного… — Ревин прокашлялся. — Не моего, а сотрудников пансионата.
— Можешь не уточнять. То, что в твоём личном, нет ничего мало-мальски интересного, мы и без того знаем. Верный муж, отличный семьянин, заботливый отец, по службе характеризуется положительно, — дружелюбно шлёпнул по спине друга Котов. — Скучнейший человек.
— Ты сам-то… — Ревин толкнул локтем друга.
— А у меня тёща! — отодвинул стул Котов.
— Но ты её не убил.
— Но очень хочу, — расхохотался Котов. — Слушай, Лен, может, её в этот интернат сдать? Для опытов?
— Виктор, нельзя быть таким циничным. Не смешно.
— Так у меня деформация, мне можно.
— Ну началось. — Лена стукнула карандашом по столу. — Всё, забираю свои слова про деформацию назад. Вернёмся к нашим дровишкам, а то мне твоя тёща за несколько лет нашей совместной работы уже оскомину набила. Вот как это? Ни разу её не видела, но слышать о ней не могу.
— Вот, ты меня понимаешь, Лен. Так что подумай…
