Наталия Левитина - Дилетант
- Я согласна, - кивнула Маша.
На летном поле уже припекало солнце. В самолете было душно, мягкие сиденья нагрелись. Леонид Артурович взял Машин билет и удовлетворенно хмыкнул:
- У нас рядом.
- Ну, так вместе же покупали, - улыбнулась Маша. - Что ж это вы, депутат, а экономическим летите? - язвительно добавила она. - На бизнес-класс денежек не хватило? Или просто желание оказаться рядом со мной было столь страстным, что вы пренебрегли привычным комфортом? Девушка, девушка, как только взлетим, принесите мне, пожалуйста, рыгальничек.
Леонид Артурович покачал головой.
- Ой, ну, пакет, - поправилась Маша. - Привыкла называть вещи своими именами. Просто и ясно. Эвфемизмы и всякие литературные ухищрения существуют для тех, кто боится посмотреть жизни прямо в морду.
- А вы, значит, не боитесь?
- Не только не боюсь, но и активно вмешиваюсь в процесс продвижения к крематорию.
- К какому крематорию, Мария?! - возмутился попутчик. - У вас, Маша, не язык, а помело!
- Ну, вся жизнь - путь к смерти. А все мы - полуфабрикаты для крематория, - обрадовала Маша.
Леонид Артурович совсем не хотел быть полуфабрикатом, он хотел оставаться самим собой - красивым, вальяжным, сравнительно молодым мужиком с блестящим быстрым взглядом.
Он сел рядом с Машей. Та прижалась носом к иллюминатору. Самолет гудел и вибрировал.
- Сейчас поедем.
- Вы на самом деле нуждаетесь в пакете? - с некоторой опаской уточнил Леонид Артурович.
Маша вредно улыбнулась:
- Конечно нет. Если что, я бы съела аэрон или бонин. Просто стюардесса не должна отдыхать. Пусть бегает.
- Какая вы Маша...
- Наглая? Или хамка? Или стерва? Что выбираете?
- ...интересная, - закончил Леонид Артурович. - Итак, выборы в Шлимовске. Вы, случаем, не журналистка? Вы будете запоминать или записывать?
Глава 16
Ночь Олеся провела в кутузке и в полном одиночестве.
...Собранные в качестве урожая проститутки, к изумлению Олеси, перебрасывались игривыми замечаниями с арестовавшими их ментами. Девицы со вздохами потрошили свои сумочки, изымая из обращения валюту и рубли. Когда все леди были переписаны и избавлены от трудового заработка, их с шутками и прибаутками отпустили. А несчастная, обескураженная Олеся (ее наряд, кстати, в условиях ночи и на фоне неброских и даже вполне скромных костюмов девушек выглядел самой что ни на есть проституточкой униформой) осталась наедине с двумя молодыми жлобами, капитаном и сержантом. До этого ее подняли на смех, когда она заикнулась, что является дочерью шлимовского мэра и попала в Южный Валомей случайно, что она гуляла в парке со своим ребенком, а на нее напали два пьяных парня, они выиграли в моментальную лотерею энную сумму и на все деньги купили шампанского, напились и... Стены отделения сотрясал гомерический хохот милиционеров и секс-наемниц.
- Что только не придумают эти новенькие, когда первый раз попадут в милицию, - хихикнула барышня справа от Олеси с изъеденными - кариесом зубами. - Кончай гнать, родная!
- Дочка шлимовского мэра, - ухмыльнулся дежурный офицер. - А почему не московского? А я тогда кто? Племянник Черномырдина!
- Нет, правда, почему вы мне не верите? - тихо говорила Олеся, но всплески обуявшего всех веселья заглушали ее голос.
И вот она осталась единственной заключенной. Конечно, это был ее первый тюремный опыт.
- Можно мне воспользоваться вашим телефоном? - прошептала Олеся, не зная, чем прикрыть свои ноги, такие вызывающе голые.
- Мы не в Америке, - напомнил капитан, делая какие-то пометки в журнале. - Ну что, денег у тебя, я понимаю, за этот час не прибавилось?
Он с сомнением оглядел Олесину экипировку, осознавая, что спрятать на себе миллион долларов и злостно уклониться от уплаты подоходного налога задержанной красавице трудновато. А сумочки у Олеси не было.
- Давай топай в камеру. Утром разберемся, чья ты там дочка. Мэра или... - Капитан очень удачно, по его мнению, срифмовал и, гоготнув, остался чрезвычайно доволен собой.
- В камеру?! - содрогнулась Олеся. Ей представилось, что сейчас ее уволокут в зловонное плесневелое подземелье с мокрыми, скользкими стенами, ледяной водой по щиколотку, мокрицами и голодными крысами.
Но все оказалось не так страшно. Узкая, тесная камера могла похвастаться только тараканами, крысы бесславно пали жертвами недавней дератизации. Две обшарпанные скамьи тянулись вдоль стен.
- Отдыхай, бесприданница, - мягко и незлобно сказал молодой сержант, захлопывая за Олесей дверь. - Вась, а может, вообще отпустим ее, а? крикнул он товарищу. В коридоре раздалось гулкое эхо.
- Пусть сидит, Костик, - явно зевая, ответил из-за угла капитан.
- Да и правда, - сказал Костя, - сиди уж. Куда ты сейчас в таком виде и без денег пойдешь? Обидит еще кто.
Дверь с квадратным окошком захлопнулась. Но через полчаса полуобнаженная прелестная дева начала яростно в нее колотить. То есть сначала Олеся стучала вполне интеллигентно, костяшкой указательного пальца, но никто не отозвался. И, промучившись минут двадцать, стала бросаться на дверь как пантера - она хотела в туалет, шампанское требовало эмиссии, желало участвовать в мировом круговороте воды, и терпеть больше было невозможно.
- Ты чего? - удивленно спросил сержант. Хрупкая малютка чем-то ему понравилась.
- Мне надо... в туалет, - с трудом выдавила из себя Олеся, краснея и опуская глаза. - Пустите.
- А-а... Ну, пойдем...
Когда ее снова водворили в камеру, Олеся с надеждой посмотрела на своего тюремщика, который казался вполне безвредным и даже симпатичным:
- Я есть хочу.
- Что? - опять удивился Костя.
- Я есть хочу.
О-хо-хо! Дома тотчас бы возникла заботливая Никитишна и принялась сервировать стол для обильного ужина. И дорогой папуля, пугаясь ее чрезмерной стройности, тоже постоянно подбрасывал молодым большие картонные коробки с дорогими деликатесами.
- Утром накормим, - пообещал сержант. - Доживешь?
- Вряд ли, - засомневалась Олеся, ощущая в себе ужасную пустоту, а в Константине - некоторое сочувствие.
- Ну терпи.
Олеся опустилась на деревянную скамейку. Но через минуту сержант появился вновь.
- На, - сказал он, протягивая, как обезьянке в вольер, половину бутерброда с сыром. - Больше у меня ничего нет.
На деньги, собранные в качестве мзды с проституток, можно было три дня заказывать в немецком шнель-ресторане обеды с доставкой - свиные ножки, копченые колбаски, филе лосося в сухарях. Но в данный момент у Константина был в наличии только презренный бутерброд, и он честно им поделился.
Утренняя прохлада, близкий стрекот кузнечика и первые робкие звуки еще не. проснувшегося леса разбудили Татьяну. Она спала прямо на земле, доковыляв до какой-то опушки и без сил упав в густую траву.
Несмотря на все ужасы вчерашнего дня, утро в лесу было чудесно. Таня поднялась со своего цветочно-травяного ложа. Она подмокла от холодной росы, но этот холодок был приятен. Исполинская бабочка с бархатными узорчатыми крылышками попыталась сесть на ее нос. Таня засмеялась и, образованная девочка, тут же вспомнила хокку Мацуо Басе: "Бабочки полет / Будит тихую полянку / В солнечных лучах".
Полянка, ставшая для нее сегодня спальней, пробуждаясь, на глазах наливалась сочными красками и звуками. Пушистый полосатый шмель, озабоченно гудя, пролетел мимо. В далеких от земли кронах сосен играл ветер. Настроение было бы вполне до-мажорным, если бы не три бемоля, портившие всю картину: страх за Валерку, мысль, что она окончательно заблудилась, и чувство голода.
"Похитителя уже поймали, - неэффектно пыталась успокоить себя Таня, пересекая живописную поляну, всю в цветах, изумрудную, пурпурную, кукурузно-желтую, васильковую, и с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, - поймали, поймали! Валерка дома и не знает, куда деваться от поцелуев Олеси".
Россыпь мелких цветов привлекла Танино внимание. "Ой, земляника!" радостно сообразила она и бросилась собирать ягоды. Красные капли на тонких плодоножках у самой земли не кончались, у Татьяны разбегались глаза. Завтрак был обилен, хотя и однообразен.
- Записывайте: Суворин Валерий Александрович, - начал свою речь случайный Машин информатор.
Маша удобно расположила на загорелых коленях толстенный блокнот и поставила на белом листе первую закорючку. Писала она как курица лапой, потому что привыкла печатать.
- Постойте, постойте, - сказала она Леониду Артуровичу. - Оставим милые подробности. Просто номер первый: Суворин. У вас кандидатов, наверное, штук двадцать, я к концу знакомства тронусь умом от обилия имен и отчеств.
- Как вам угодно, моя прекрасная журналистка, - безропотно согласился Леонид Артурович. - Номер первый: Суворин. Действующий мэр города. Бывший второй секретарь обкома партии.
- Возраст?
- Шестьдесят или близко к этому. - Женат?
- А говорите, не надо подробностей.
- Жена - это не подробность, - нравоучительно заметила Маша. - Это или мобилизующий фактор, или раздражающий элемент, или катализатор психического расстройства, или друг и толчковая нога, или...
