Наталия Левитина - Дилетант
- Тогда пока. Пойду к чемодану, - решила Маша. - Прости, некогда. Позаботься о Бублике. Он хороший, но своенравный. Будь с ним нежен. Помни, он самое дорогое, что у меня есть.
Маша вырвала свою руку из редакторской ладони и вышла из квартиры. Аркадий с душераздирающими вздохами закрыл четыре замка на двери и направился на кухню. Маша отказала ему в очередной раз, но ведь еще оставалось дивное блюдо, любовно приготовленное и, наверное, уже остывшее (к несчастью!).
На кухонном столе сидел лохматый Бублик и с утробным урчанием облизывал пустую тарелку, Аркаша застыл на месте, не веря своим глазам и еще не осознав весь ужас потери. Бублик поднял от тарелки зеленый, как и у его владелицы, взор, туманный от полученного кайфа, и послал Гилерману воздушный поцелуй.
"Это рай, - думал Бублик, - рай! Я попал в рай! Ах, Машка, Машка, иногда я тебя недооцениваю!"
Одежда Олеси мало подходила для прогулки по ночному городу. Удивление, растерянность, страх переполняли ее, когда она пробиралась по незнакомой улице, не представляя, что же ей делать дальше.
"Проклятое шампанское! - думала Олеся. - Я была пьяна и остановила грузовик, идущий не в том направлении. Он ехал не в Шлимовск, а в Валомей. Как мне теперь отсюда выбираться? Игорь в панике. Никитишна пьет корвалол, у папы будет инфаркт. Бедный Валерка не дождался от меня вечернего поцелуя, лег спать без мамы!"
Наступила ночь, и от дневной жары не осталось и намека. Олеся тихо замерзала. Легкомысленные шорты и прозрачная кофточка выглядели по меньшей мере странно на фоне дождевиков редких прохожих. Громыхая, подкатил троллейбус с яркими окнами и табличкой "Чайковского - Вокзал", Олеся забралась в него и пристроилась на сиденье в хвосте, полуголая, жалкая, несчастная, никому не нужная в этом городе. В ее жизни, до мелочей заботливо обустроенной и продуманной мужем и отцом, подобные ситуации раньше не возникали. Ах, Олеся с радостью сейчас отдала бы кому-нибудь свой бриллиантовый гарнитур, или все шикарные костюмы, или несколько шуб, да что шубы - джип она согласна была подарить тому, кто чудесным образом перенес бы ее из дурацкого Валомея в квартиру на Солнечной улице, в мягкую, теплую кровать, под бок любимому Шведову, а за стеной в детской чтобы сладко спал Валерка, вверенный ночным заботам преданной Никитишны... Но джип у нее и так уже увели. И...
- Оплачивайте за проезд!
- Что? - Олеся резко отпрянула от троллейбусного окна, вернувшись к действительности. "Оплачивайте за проезд", - разве так говорят, удивилась она. Это было самым маленьким удивлением из тех, что ждали ее впереди. Кондуктор - утомленная своим бесконечным путешествием по кругу тетка тяжело нависла над Олесей.
- Девушка, за проезд оплачивать будете?
- Сколько? - с затаенным ужасом спросила Олеся. Последний раз она ездила в общественном транспорте лет сто назад.
- Полтора, - буркнула кондукторша, разглядывая Олесину ключицу.
- Рубля?
В глазах женщины блеснул красный терминаторский огонек - в ней возрождался интерес к жизни.
- Нет, шиллинга, - весело, с издевкой ответила она, перемещая взгляд с Олесиной ключицы на ее испуганное лицо.
Полтора рубля! Что значила эта сумма для Олеси сегодня утром? Ничего! Но сейчас у Олеси не было при себе даже носового платка.
- Ну так что? - не отступала тетка, большая, грузная, сердитая. Девушка! Я жду.
- У меня нет денег, - прошептала Олеся. - Что?
- Нет денег...
- Посмотрите, у нее нет денег! А мне-то что! Бесплатно ездить все горазды!
Четыре запоздалых пассажира прислушивались к диалогу контрабаса и свирели. Троллейбус затормозил, двери с дребезжанием разъехались в стороны.
- Ну-ка, выходи! - воинственно заявила кондукторша и грубо схватила Олесю за локоть.
- Вы что? - возмутилась Олеся и выдернула руку. - Мне надо на вокзал!
- А в Париж тебе не надо? - элегантно сострила тетка. - Ишь, вырядилась! Ни стыда, ни совести! Вертихвостка! А наглая какая! Посмотрите на нее! Да она...
В следующую минуту Олеся узнала о себе много нового. Словесное внушение было столь убедительным, что она вмиг скатилась по ступенькам троллейбуса и оказалась на улице. Ее щеки пылали от стыда, в глазах стояли слезы обиды. Впервые за двадцать два года Олеся услышала в свой адрес подобные выражения и эпитеты. Да и не только в свой адрес, а вообще. Ее жизнь была наполнена красотой и изяществом, рифмами Петрарки, холодными красками Норманна, прозрачной музыкальной акварелью Шуберта, экзальтированной живописью Эль Греко, изысканной графикой Хиросигэ. Короче, к восприятию грубостей и мата утонченная барышня была совершенно не подготовлена.
Один из пассажиров - мужчина лет сорока в мятой шелковой рубашке веселенькой латиноамериканской расцветки - выскочил следом за Олесей на пустынную ночную улицу.
- Девочка! - окликнул он негромко. Олеся посмотрела на него в растерянности.
- Что?
- У тебя нет денег? - вкрадчиво начал мужчина. У него были противные тонкие губы и бегающий взгляд.
Олеся кивнула.
- Так ведь можно заработать.
Уголки тонких губ, растянутых в сальную улыбочку, вздрагивали. Олеся в ужасе отшатнулась.
- Постой, глупая! - Мужчина попытался схватить Олесю.
Но та извернулась коброй, выскользнула и пустилась наутек.
Она мчалась не разбирая дороги, перепрыгивая через канавы, звонко хлопая подошвами по мокрому асфальту, попадая в фиолетово-белый свет ночных фонарей и ныряя в страшную тьму. Вокруг не было ни души. Город спал. Троллейбусная остановка скрылась где-то позади. Олеся завернула за угол дома и остановилась, хватая ртом воздух, задыхаясь. И поняла, что попала в очень оживленное место.
В широком проезде, образованном стенами пятиэтажек, в полумраке слонялись группы людей. Время от времени, светя фарами, в проезд вплывали автомобили. Олеся пригляделась. Две девушки в коротких темных платьях и на шпильках о чем-то разговаривали с водителем через открытое окно. Потом одна из них села в машину и уехала.
Следующая иномарка въехала во двор с противоположной стороны, выхватывая желтым ближним светом погрешности неровной дороги и бордюры. Едва притормозив у сумрачной стайки девиц, автомобиль тронулся дальше и остановился в пяти метрах от застывшей Олеси. Два парня из красного "ниссана" смотрели на яркое пятно, каковым являлась на этой загадочной темной улице сине-белая Олеся, и ждали, что девушка подойдет. А девушка и не собиралась.
- Эй, тебя что, парализовало? - спросил один из парней, высовываясь в окно. - Иди сюда!
- Зачем? - настороженно спросила Олеся. Парни переглянулись и засмеялись.
- Первый раз, что ли? - предположили они. "Господи! - поняла наконец-то Олеся. - Куда я попала! Это же ночная ярмарка проституток. О-о-о, - застонала она, - я хочу домой, к Игореше, к Никитишне! Игорь, милый, забери меня отсюда! Пожалуйста-а-а! Я буду хорошо себя вести! Я больше никогда не буду тебя ругать, что ты оставляешь включенным тостер! Я буду сама делать тебе утром бутерброд! Я научусь варить борщ, который ты так любишь! Я буду разумно тратить заработанные тобой деньги! Я... Только забери меня отсюда!"
- Выбор вообще-то большой, - напомнил вербовщик. - Ты шевелиться будешь или нет?
- Да двигай, Вить, она вареная какая-то. Зачем нам такая нужна?
- Ну, хорошенькая ведь!
- Тебя что, ее лицо интересует?
- Ладно, возьмем кого-нибудь поэнергичнее. Давай вон тех двух...
Но владельцам красного "ниссана" так и не удалось завербовать исполнительных и трудолюбивых красавиц, по крайней мере на этой территории, так как в следующее мгновение все участники ночного рынка были ослеплены пронзительными фарами милицейского "уазика". Он с ревом ворвался во двор, словно разъяренный бык на песчаную арену корриды.
Иномарка плавно дала задний ход и скрылась в просвете между домами. Никем не арендованные девицы заметались, засуетились, пытаясь избежать встречи с милицейским десантом. Многим удалось скрыться, но Олеся оказалась в числе самых нерасторопных. Она ничего не успела понять, забилась дохлым воробышком в крепких руках молодого стража порядка и вскоре с замиранием сердца обнаружила себя в тесном железном чреве "уазика". Вокруг плевались грязными ругательствами, вопили, орали, толкались выбитые из графика ночных работ жрицы любви в количестве пяти человек.
После бесславного падения в лесу у Вадима болело колено. "Спасибо, что не перелом, - мрачно думал он, хромая, - это было бы очень кстати".
Преобразование киллера в мамашу происходило тяжко, с надрывом и головокружением. Вадим поставил себе задачей-минимум добиться тишины в квартире, чтобы не травмировать нервную соседку и не провоцировать ее на решительные действия. Наивный, он и не представлял, что - объективно - эта задача является не минимумом, а недостижимым идеалом.
Избежать воплей можно было довольно просто - прибить вредного младенца, но у Вадима не было на то санкции. Существовали, наверное, и другие, возможно, не менее эффективные способы умиротворения горланящих детей, но он о них ничего не знал. Опыт, накопленный человечеством в этом вопросе к моменту, когда на руках у Вадима оказался внук мэра, был недоступен. После одной рабочей смены в малогабаритной клетке с маленьким чудовищем Вадим начал склоняться к мысли, что самоубийство - вещь не такая уж и плохая. Очень даже привлекательная.
