Наталья Борохова - Досье на адвоката
Мать с тоской во взгляде проводила до порога свою неразумную, но, несомненно, красивую дочь и ее знакомого, у которого в шкафу не нашлось даже завалящего смокинга…
— Что это значит? — удивилась Елизавета.
Андрей только покачал головой и завязал ей глаза черным шелковым шарфом. Впереди уже манил зеркальными дверями зал, в котором она когда-то частенько бывала, слышалась негромкая музыка. Но Дубровская была уверена, что они направляются не туда.
— Ты веришь мне?
Его горячее дыхание коснулось ее уха. Стало щекотно и смешно.
— Да…
— Тогда помолчи и ступай за мной.
Дубровская повиновалась. Он открыл какую-то дверь и повел девушку куда-то навстречу неизвестности. Должно быть, они двигались по коридору, потому что им на пути не встречались лестницы и пороги. Наконец Лиза услышала ровный гул голосов, лязганье приборов и звон посуды. Чей-то мягкий голос произнес:
— Бон суар, мадемуазель!
Повязка с ее глаз была аккуратно снята, и Елизавета, щурясь от яркого света, уставилась на жизнерадостную физиономию жгучего брюнета в белом колпаке. Конечно, это был Жерар, знаменитый шеф-повар «Версаля»! Герман Андреевич, отец Лизы, не скупился на комплименты талантливому французу, причем предпочитал высказывать их лично, а не через официантов.
— Манифик! — обрадовался француз. — Я вижу, мы раньше встречались!
И, прежде чем Елизавета успела что-то сообразить, ее облачили в фартук, а кудри убрали под шапочку. Андрей стоял тут же, в белом халате и колпаке.
— Только не говорите, что я должна буду чистить картошку! — сморщила нос Лиза.
— Стандартно мыслишь, — хмыкнул Андрей. — Твоему вниманию предлагается небольшой мастер-класс одного из лучших поваров Франции!
Жерар сиял, как хорошо начищенный пятак.
Дубровская готовила отвратительно и поэтому к столь заманчивой идее отнеслась с опаской. Но, оказывается, от нее требовалось немногое. Она стояла и смотрела, как Андрей под руководством Жерара постигает секреты приготовления некоторых фирменных блюд. В конце концов ей стало совестно, и она робко поинтересовалась, чем она может быть полезна. Ей доверили чрезвычайно важную миссию: сбивать венчиком какую-то смесь, и пусть ее руки были точно из дерева, а часть крема попала ей на нос, Жерар отблагодарил ее комплиментом:
— У вас, мадемуазель, блестящее будущее по части кулинарии.
Елизавета была счастлива.
Потом они на пару с Андреем соорудили десерт из крема, шоколадной стружки и фруктового ассорти. Посмеиваясь, как заговорщики, они прекрасно поужинали на одном из служебных балконов уважаемого заведения. Оттуда превосходно просматривался зал и была слышна музыка. Никогда еще поход в ресторан не оставлял такой массы впечатлений, как это было в случае с Андреем.
Жерар приготовил им превосходный кофе по какому-то особому рецепту и даже собственноручно подал его.
— Слушай, ты наверняка получишь длиннющий счет, — нахмурившись, сказала Елизавета, обращаясь к своему любимому.
Дубровская никогда не была практичной девушкой, но даже она понимала, что за любой праздник следует платить.
— Пусть тебя это не беспокоит, — улыбнулся Андрей.
— За что платить, мадемуазель? — искренне удивился шеф-повар. — Мы — друзья, разве между нами могут быть какие-то счеты?
«Вечер был, конечно, замечательным. Андрею везет на друзей. Никогда бы не подумала, что можно великолепно проводить досуг и не думать при этом о деньгах», — размышляла Лиза.
Однако легкое беспокойство, так, ничего особенного, не покидало ее. Или, быть может, это было недоверие?
— …Адвокат Дубровская умышленно затягивает расследование дела, предлагая провести многочисленные следственные действия, которые заведомо не будут иметь никакого результата…
Следователь Вострецов очень надеялся на то, что судья окажется мудрым и поставит наконец эту выскочку Дубровскую на место. Мало эта горе-адвокатесса выпила у него крови, тормозя расследование своими дурацкими просьбами, так еще отняла и сегодняшний день. Вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, бедный Игорь Валентинович был вынужден полдня отираться в коридорах суда, а теперь еще и оправдываться, доказывая свою правоту.
— …конечно, теперь защите предоставлены слишком широкие права, в том числе и по сбору доказательств, — жаловался обиженный следователь. — Не секрет, что некоторые недобросовестные защитники используют это обстоятельство во вред общему делу…
Судья, молодая женщина, немногим, видимо, старше этой стервозы Дубровской, терпеливо выслушивала Вострецова. По ее лицу трудно было предугадать, на чьей стороне она находится. Игорь Валентинович, конечно, предпочел бы, чтобы жалобу рассматривал мужчина. Ей-богу, от любого, даже самого либерального судьи, представителя сильного пола, толку в конечном итоге окажется куда больше, чем от самой ученой бабенки, пусть даже у нее семь пядей во лбу.
Видимо, удача сегодня была не на стороне следователя прокуратуры, потому что судья с какой-то странно многозначительной фамилией — Справедливая, бабахнув по столу крошечной ладошкой, начисто лишила Вострецова возможности демонстрировать свое красноречие. Ехидно сморщив свой курносый нос, эта бестия в мантии наконец произнесла:
— Забавные вещи вы мне тут рассказываете, господин Вострецов. Мне даже стало любопытно, какое такое общее дело выполняет следователь прокуратуры и адвокат?
— Пожалуйста, — пожал плечами Игорь Валентинович. — Наша конечная цель — быстрое и полное раскрытие преступления, изобличение виновного, справедливое наказание и…
— Вам не кажется, голубчик, — едко заметила служительница Фемиды, — что вы промахнулись на целую эпоху? Цитируете мне постулаты гуманного социалистического государства, тогда как на дворе совсем другая реальность. Не хочется мне проводить с вами юридический ликбез, но, извините, по-моему, и козе понятно, что сторона защиты и сторона обвинения — направления диаметрально противоположные. Если адвокат пообещает своему клиенту, что тот получит заслуженное наказание за совершенное им преступление, думаете, он падет на колени и возблагодарит бога? Отнюдь нет. Он откажется от него в пользу того, кто не будет долго рассуждать о справедливости, а просто возьмет и освободит его от прелестей тюремного быта. Вы не согласны?
Конечно, это было ясно как божий день, как, впрочем, и то, что Дубровская, похоже, уже предвкушает свою победу. Малиновая от волнения, она сидит напротив и не смеет поднять сияющие глаза, чтобы случайно не спугнуть птицу удачи.
— А теперь расскажите мне, господин следователь, — продолжала Справедливая, — каким образом вы предоставили защите возможность на деле использовать те широкие права, о которых так красиво нам сегодня рассказывали?
Вострецов замялся:
— Адвокат Дубровская имела возможность посещать все следственные действия, производимые с участием Климова; знакомиться с протоколами, разумеется, в пределах, допустимых законом…
— Понятно, — перебила судья. — Но сама адвокат Дубровская по собственной инициативе, что она могла сделать в интересах своего подзащитного?
— Ничего, ваша честь, — вступила Елизавета. — Вернее, я провела большую работу, установила новые факты, нашла свидетелей и документы, но, к сожалению, следователь не принял их к рассмотрению.
— Они не имеют значения для дела, — парировал Вострецов.
— Вот как? Разве факты, подтверждающие алиби Климова, безразличны для следствия?
— У вас будет возможность говорить о них в суде.
— Господин следователь, — не выдержала судья. — Пока дело окажется в суде, пройдет не один месяц. А если у вас за решеткой парится невиновный? Что вы будете делать тогда?
— Климов виновен, — упрямо твердил Вострецов.
— Вполне возможно, — резюмировала судья. — Но не это является предметом нашей сегодняшней дискуссии. Ваши действия недопустимы с точки зрения закона, и вы существенно нарушили права защиты, о чем я вам прямо и говорю. Давайте прекратим споры и, как вы замечательно нам сегодня напомнили, начнем делать общее дело…
— …Не может быть, Елизавета Германовна. Вы полагаете, что у меня есть шанс? — голос Климова срывался от волнения.
— Безусловно, — храбро заявила Дубровская.
Первая маленькая победа над вздорным Вострецовым вдохнула в нее неведомые ей ранее силы. Она чувствовала, что при желании может одолеть кого угодно и что угодно: обвести вокруг пальца ушлого следователя прокуратуры, взять на абордаж скамью присяжных заседателей, очаровать телевидение и прессу — и о чудо! — вырвать оправдательный вердикт для Климова. Невиновность ее клиента, в которую она теперь верила совершенно искренне, позволяла ей чувствовать себя Давидом, поражающим Голиафа. Под последним подразумевался, конечно же, Вострецов, некогда снисходительный и высокомерный, а теперь беспомощный, как червяк, втоптанный в грязь.
