Галина Романова - Призрак другой женщины
И вот по тому, как заволокло при этом глаза его подчиненного, как тот вздохнул и перекосил рот, Кораблев понял: Мишин снова наступил на те же долбаные грабли.
Ну какого хрена, а??? Почему его дочь – умница, красавица, интеллигентная девушка взяла и влюбилась в прыщавого, пахнувшего по́том скрипача-неудачника, а Мишин снова клюнул на фигурантку?! Что за напасть такая близких ему людей преследует?!
– Обычная, говоришь, – задумчиво рассматривал Мишина полковник, тут же передумав напиваться. Нет, нет у него повода. – Красивая?
– Что? – Мишин дернул шеей и покраснел так густо, что мог бы и не отвечать, все было и так понятно.
– Красивая, говорю, девица-то?
– Д-да, интересная. Очень интересная девушка, – промямлил едва слышно Олег, снова принявшись листать полупустой блокнот.
Он понял, что полковник догадался. Он знал о его проклятии. И редко когда ругал, прекрасно понимая, что чувства подчиненных под кодекс чести не подгонишь.
– Воздыхателей наверняка много? – гнул свою линию полковник, решив, что уж на этот-то раз он не даст парню скатиться в омут, из которого тот всякий раз выбирался с ранами на сердце и с тоской в глазах.
– Да, есть.
– Личности установили?
– Работаем.
– Молодцы. Думаю, что убийца среди них. Вопрос другой меня тревожит. Да и тебя, думаю, тоже. – Кораблев скорбно поджал губы. – Воздыхатель этот, с кинжалом в руке, свой ритуальный акт возмездия совершал с ее благословения? Или как?!
Глава 7
Толику жутко жгло правую щеку. «Это солнце», – догадался он сквозь исчезающий сон. Вчера забыл задернуть шторы, сегодня проспал допоздна, вот светило и бесчинствует, забравшись к нему в комнату.
Он вздохнул, повернулся на бок, потом перекатился на спину, улегся на то место, где не часто, но все же спала Анька, и снова вздохнул.
Ему было скучно без нее. И не только в последние дни, когда она постоянно оставалась дома и ждала возвращения Стахова, а вообще скучно. В его жизни ему сильно ее не хватало. Он даже не думал никогда, что так будет со временем. Затыкал ноющие душевные дыры молоденькими девчонками. Они аппетитно дрыгали ножками, крутили попками, щебетали, веселились за его счет. Потом куда-то исчезали. Он не отслеживал, неинтересно было. Проходила пара дней, и тут бац – снова дыра в душе. Огромных, к слову, размеров. В нее засасывало буквально все чудесные впечатления от его беззаботной холостяцкой житухи. Засасывало, а потом выплевывало пустыми и никчемными.
Милочка…
Милочка позавчера с утра опять очень себя ему навязывала. Так старалась и цеплялась за его пиджак, что он даже накричал на нее.
– Юрку! – заорал Толик, отпихивая бедную девушку в приемной, куда заглянул, разыскивая Анну. – Юрку соблазняй!
– Зачем?!
Она хлопала длинными ресницами, глаза медленно наполнялись слезами, делаясь размытыми и некрасивыми. Словно кто-то на холст с ее портретом две кляксы уронил, честное слово! И ему – что самое страшное и противное – совершенно не было жаль ее. Совсем-совсем! Анька вот вчера ноготь на мизинце сломала, так ему даже низ живота скрутило, когда она рукой замахала со страдальческим выражением лица.
– Юрка, он… – Надо было что-то выдумать, иначе Милка разревется и придется ее утешать. – Ты давно ему нравишься, Люд.
– Неправда! – выпалила она и в сердцах стукнула кулачком в свою ладошку. – Вы все врете, Толечка! Вы все на ней помешались, все!!!
– На ком? – Он глупо ухмыльнулся, пожалев уже, что спровоцировал ее на заведомо известный ответ. Глянул поверх ее головы на улицу за окном, пробормотал: – Красота-то какая, Люд. Весна! Скоро праздник женский. Что ты хочешь получить в подарок?
– Ничего… – Глаза ее тут же сухими сделались, и голос тоже сухим и потрескивающим, как блуждающая волна в старом радиоприемнике. – Мне от вас ничего не надо! Анну свою задаривайте. Вы оба… Вы оба просто свихнулись!
– Да? И даже причину нашего сумасшествия назовешь?
Толик обошел секретаршу стороной, встал у окна. Рассеянно отметил, что снега почти нет. Что лужи подсохли. И что через пару недель можно будет Аньку куда-нибудь на опушку вывезти, воздухом подышать. Она любила отдыхать за городом, в тишине, уединении. Чтобы только он и она, и никого больше. Слушать треск поленьев в мангале, вдыхать запах жарящегося мяса и овощей. Жмуриться на солнце, рассеивающем по ее милому лицу веснушки.
Неужели всем так заметно, что она ему…
Что он без нее…
Ой, да ну что он вокруг да около! Любит же! Давно и навсегда любит!
Милочка совершенно неслышно подкралась к нему сзади, обвила руками его талию, сцепила длинные пальчики на животе и прошептала с тоской:
– Вы оба сходите с ума только по ней. Вам никто, кроме нее, не нужен. Ни тебе, ни ему. Почему?
– Что – почему?
Анохин напрягся и резко шевельнулся, пытаясь оттолкнуть ее, трогать ее руки своими почему-то не хотелось, почему-то это будило в нем брезгливость.
– Что в ней такого, чего нет во мне? Она… Она же обычная! Что в ней? Что? В чем между нами разница, Толечка?!
– Анна никогда не стала бы задавать таких вопросов, Люда.
Ему, наконец, удалось освободиться от нее, и он поспешил покинуть приемную. Но у двери остановился, вспомнив, зачем приходил.
– Кстати, а Юрка-то на месте? Что-то весь день не могу до него дозвониться и…
– И не ты один. Анна тоже с утра переполошившаяся прилетала. И даже смотрела на меня с подозрением, – удовлетворенно улыбнулась Милочка, усаживаясь за свой стол. – Жаль, что пришлось разочаровать ее и признаться, что я не видела ее благоверного со вчерашнего вечера.
– Анна искала Юрку?! – Анохин выкатил глаза. – Он что, не ночевал дома?!
– Если я правильно поняла ее паническое настроение, то да, не ночевал. – Милочка схватила трубку зазвонившего телефона, полминуты послушала, потом притворно-устало закатила глаза. – Нет, Анечка, не звонил. Нет, нет, на работе его тоже не было. Ага, хорошо. Непременно! Всего доброго!
Милочка осторожно положила трубку обратно и вдруг прошептала с ненавистью:
– Овца!!!
– Уволю, Людка, дождешься! – вспылил Анохин.
Что себе позволяет эта глупая курица?! Как смеет обзывать Анну?! Тем более в тот момент, когда она волнуется.
Да, кстати!
Анохин вышел за дверь и привалился плечом к коридорной стене. А почему это Анька ему не звонит и не жалуется?! Почему не просит совета, помощи, сочувствия? Спросить у нее?
Он тут же решил, что спросит непременно, и полез в карман за телефоном. Но аппарат вдруг сам зазвонил и заговорил с ним голосом одного из самых влиятельных их инвесторов. Конечно, он тут же отвлекся, тут же ушел в работу с головой. Через час с этим дядей встретился. Пообедали, хорошо поговорили, настроили грандиозных планов. Разъехались, вполне довольные друг другом.
Анохин помчался на следующую встречу, потом еще и еще на одну. И вспомнил про Юрку только ближе к восьми вечера. И то только потому, что остановился у ювелирного магазина присмотреть что-нибудь Аньке к женскому дню в подарок. Очень уж она всякие цацки любила.
Зашел в магазин, выбрал, полез с вопросами к продавщице, а она вопрос в лоб:
– Вы жене присматриваете?
Что он мог сказать в ответ? Что да, жене, только чужой. Юркиной жене-то.
Тут только про него и вспомнил и, усаживаясь после магазина в машину, позвонил Аньке.
Она ответила лишь на третий раз. И голос ее Толику показался зареванным. Он же всякий голос ее распознавал даже на расстоянии, и улыбку угадывал, и по шевелению бровей мог ее настроение угадать.
– Ты ревела, Ань? – спросил Анохин, выругавшись про себя. Воздел глаза к небесам, отгороженным от него крышей автомобиля. И тут же за нее ответил: – Ты ревела. Чего ты, а? Ну чего?!
– Юрки нигде нет, Толь! – трагическим шепотом ответила Анна и всхлипнула. – Нигде!
– И не звонил?
– Нет!
– А когда последний раз звонил?
– Ночью.
– Что сказал?
– Что ужинает где-то, деловая встреча. Но врал он, Толь, врал! – Аня тихонько заплакала.
– Конечно, врал! Все деловые встречи друг друга мы знаем. Так? – Анна как-то не так промолчала в ответ, и Толик сразу обеспокоился. – Или не так?!
– Не совсем. Не совсем так, Толь.
– То есть?
Анохин рассеянно проводил взглядом двух молоденьких прехорошеньких девчушек, проскользнувших в ювелирный и на ходу помахавших ему ручкой. Привычка, говорят, вторая натура, посему он должен был бы теперь помахать им в ответ и расплыться в улыбке. А он даже попытки не сделал. Он сидел, съежившись в каком-то болезненном оцепенении. И слушал, как Анна рассказывает ему про странные Юркины высказывания на его счет. Про то, как он вдруг расхотел иметь его в роли партнера. Про то, что захотел его – Толика – из бизнеса общего вытеснить. И что все это было связано не с глупой ревностью, нет. А из жадности.
– Я не верю, – упавшим голосом закончил за Анну Анохин, когда она, споткнувшись на полуслове, вдруг замолчала. – Это все бред собачий!
