Силла Бёрлинд - Прилив
Нильс Вент ему помогал. Талантливый Вент. Один из мушкетеров. Гений изысканий, анализа минералов и рыночных структур. Он разбирался в том, что Бертиль знал не так хорошо. Вместе они стали промышленными пионерами в нескольких частях мира. В Азии. В Австралии. И прежде всего в Африке. Пока взгляды их не разошлись, а Вент неожиданно не исчез из-за чего-то крайне неприятного, что Бертиль замял. Вытеснил. Предпочел забыть. Чего не сделал Нильс Вент. Это очевидно. Потому что только Нильс мог позвонить и поставить эту запись. Другого варианта нет. В этом Бертиль был уверен.
Дойдя до моста Юргордсбрун, он мысленно сформулировал первый вопрос: чего Вент, черт возьми, добивается? И второй: больше денег? Когда Магнуссон формулировал третий вопрос — где он сейчас? — мобильный снова зазвонил. Бертиль держал его перед собой, где-то внизу у бедра. Мимо проходили люди, многие с собаками, как бывает на таких оживленных улицах. Бертиль нажал на кнопку и приложил телефон к уху. Не говоря ни слова. Молча.
— Алло?
Голос принадлежал Эрику Грандену. Преданному пользователю «Твиттера», надеявшемуся попасть к парикмахеру в Брюсселе. Бертиль сразу его узнал.
— Привет, Эрик.
— Поздравляю с наградой!
— Спасибо.
— Ну, как король? В отличной форме?
— Да.
— Здорово, здорово. А сейчас у тебя продолжение банкета?
— Нет, я… Вечером поговорим. Нашел парикмахера?
— Еще нет. Тот, к кому я хотел попасть, был занят. Странно. Но мне посоветовали один салон, в который я надеюсь забежать перед утренним самолетом. Я позвоню на выходных! Передай привет Линн!
— Хорошо. Пока.
Бертиль повесил трубку и задумался об Эрике. Гранден. Третий мушкетер. Он тоже весомый игрок, в своей области. Обладатель огромной сети контактов внутри страны и за ее пределами.
— Сделай его членом правления.
Эту идею высказала мать Бертиля после смерти его отца, когда Бертиль рассказал о вездесущих щупальцах своего друга Эрика.
— Но он ничего не знает о горном деле, — возразил Бертиль.
— Ты тоже. Ты просто умеешь окружать себя людьми. Правильными людьми. В этом ты ас. Сделай его членом правления.
Когда она произнесла это во второй раз, ее слова показались Бертилю блестящей идеей. Почему он сам до этого не додумался? Он просто не замечал главного. Эрик был слишком ему близок, как друг и как мушкетер. Конечно, Эрик должен сидеть в правлении «МВМ».
Так и получилось. Эрик оказался в правлении. Сначала с его стороны это была дружеская услуга. Но со временем он приобрел солидный пакет акций компании, и теперь на нем тоже лежит ответственность. Он может тянуть за ниточки, недоступные Бертилю. Он же Эрик Гранден.
Долгие годы ситуация не менялась, пока Эрик не достиг таких высот на политическом поприще, что место в правлении ему стало только мешать. В правлении частной компании, которую, ко всему прочему, активно критиковали СМИ.
Он ушел. После этого они стали решать необходимые вопросы тет-а-тет. Так безопаснее. Для непосвященных они были просто друзьями. Во всяком случае, пока.
Эрик знать не знал о записанном разговоре и об истории его появления. А если бы узнал, это стало бы серьезным испытанием для мушкетерской троицы. В политическом плане тоже.
* * *Было почти семь вечера. Йелле сбыл три газеты. За четыре часа. Не много. Сто двадцать крон, из которых ему достанется шестьдесят. Пятнадцать крон в час. Помимо этого, он получит банку рыбных шариков. На самом деле он их не любил, ему хотелось лишь соуса из омаров. Йелле в принципе не интересовался едой, никогда, даже в те времена, когда мог себе позволить всякое. Он смотрел на еду как на пропитание. Если ее не было, он получал пропитание другим способом. Так тоже можно выжить. Еда была не главной проблемой, хуже всего дело обстояло с жильем.
Йелле жил в деревянном сарае у озера Йерлашён, но тот начал действовать ему на нервы. Что-то затаилось в этих стенах. Что-то, что напоминало о себе, как только он переступал порог. Засыпать становилось все труднее. Стены слишком долго и часто слышали крики, пора уезжать. Хотя что значит «уезжать»? Уезжают обычно из дома или из квартиры, а не из голого сарая без мебели. Оттуда сваливают.
Йелле собирался свалить. Куда, это он как раз стоял и обдумывал. Он кантовался в разных местах по всему городу, иногда в приюте, но это не для него. Ругань, пьянство, трава и персонал, который не разрешает оставаться позже восьми утра. Йелле отбросил эту идею. Нужно найти что-то другое.
— Привет, Йелле! Ты что, причесался ручной гранатой?
Одноглазая Вера, широко улыбаясь, подошла к нему и показала на взъерошенные волосы. Она продала все тридцать газет у торгового центра «Ринген» и теперь явилась сюда. К супермаркету «Сёдерхалларна» на площади Медборъарплатсен. Йелле на днях присвоил это место себе. Бенсемана все равно нет. Хорошее место, как ему казалось. Три проданные за сегодня газеты ставили это под сомнение.
— Привет.
— Как дела?
— Так себе… всего три.
— Я продала тридцать.
— Молодец.
— Долго еще собираешься здесь стоять?
— Не знаю, у меня еще осталось.
— Я могу купить их.
Иногда продавцы сами покупали газеты, чтобы помочь друг другу. Выплачивали себестоимость и надеялись, что им повезет больше. Так что предложение Веры было вполне обоснованным.
— Спасибо тебе, но я…
— Гордость не позволяет?
— Может быть.
Вера тихонько рассмеялась и взяла Йелле под руку:
— Гордостью сыт не будешь.
— Я не голоден.
— Ты холоден.
Вера потрогала его ладонь. Она была довольно холодной, что странно, когда на улице больше двадцати градусов тепла. Такой ей быть не следует.
— Ты сегодня опять спал в той развалюхе?
— Да.
— Сколько ты еще там продержишься?
— Не знаю…
Они замолчали. Вера смотрела на лицо Йелле, а он смотрел на торговый центр, и секунды превращались в минуты. Потом он взглянул на нее:
— Ничего, если я…
— Да.
Больше они не сказали ни слова. Больше и не нужно было говорить. Йелле поднял свой маленький рваный рюкзак, засунул туда стопку газет, и они с Верой ушли. Бок о бок, каждый в своих мыслях, опережающих события. В мыслях о фургоне и о том, как все получится.
Когда люди погружены в себя, им сложно увидеть, что двое парней в темных куртках с капюшонами стоят у парка «Бьёрнс Трэдгорд» и следят за ними. Люди даже не замечают, как эти парни начинают идти в ту же сторону, что и они.
* * *Красный дом в Ротебру был построен в шестидесятых. Супруги Рённинг стали его вторыми владельцами. Аккуратный, ухоженный дом располагался в тихом закутке в районе с одинаковой ленточной застройкой повсюду. Оливия выросла тут, единственным ребенком в семье, но в районе хватало ровесников. Сейчас большинство из них постепенно входили во взрослую жизнь и уезжали. В другие места. Здесь в основном остались одинокие родители. Такие, как Мария.
Подходя к гаражу, Оливия увидела ее в окне кухни. Мама — судебный юрист, из хорошей испанской семьи, активная и неизменно подтянутая женщина, которую отец любил сильнее всего на свете. А она — его, в чем Оливия не сомневалась. Дома всегда было спокойно и мирно, родители почти никогда не ругались. Споры, аргументы, бесконечные дискуссии, но никакой злобы. Ничего такого, что могло бы причинить боль ребенку.
Дома девочка всегда чувствовала себя в безопасности. За ней смотрели. По крайней мере, папа, или лучше сказать — в основном он. Мария оставалась собой. Может, и не очень ласковой, но всегда готовой помочь, когда нужно. Когда Оливия болела, например. Как сейчас. Тут мама была начеку, с заботой, лекарствами и словами поддержки. Палка о двух концах.
— А что сегодня на ужин?
— Особая курица с луком.
— Что в ней такого особого?
— То, что не указано в рецепте. Выпей вот это, — сказала Мария.
— Что это?
— Теплая вода, имбирь, немного меда и пара капель волшебного вещества.
Оливия улыбнулась и выпила. Что там за волшебство? Кажется, ей удалось, несмотря на сопливый нос, уловить что-то мятное? Может быть. Девушка почувствовала, как теплый напиток облегчает страдания ее больного горла, и подумала: «Мама Мария».
Они уселись за белый обеденный стол на тщательно убранной кухне. Оливия по-прежнему удивлялась, как ее мама сумела впитать чувство скандинавского убранства. Никакого намека на кричащие цвета. Только белый и спокойные тона. Будучи подростком, Оливия однажды взбунтовалась и сделала стены в своей комнате ярко-красными. Сейчас они были перекрашены в гораздо более скромный — бежевый.
— Как все прошло на Нордкостере? — спросила Мария.
Оливия отрывочно рассказала о своем пребывании на острове. Крайне отрывочно. На самом деле она опустила все существенные детали. Оливия ела курицу и пила вкусное красное вино. «Температура и красное вино?» — мелькнуло у нее в голове, когда мама наполняла бокал. Но Мария не сомневалась. Чуть-чуть красного вина никогда не помешает.
