Силла Бёрлинд - Прилив

Силла и Рольф Бёрлинд

Прилив

…в то время как неотвратимо наступает ночь.

Конец лета 1987 года

Во время прилива вода в бухте Хасслевикарна на острове Нордкостер обычно поднимается на пять-десять сантиметров. Иначе она ведет себя при сизигии — явлении, когда Солнце и Луна находятся на одной линии с Землей. Тогда уровень воды вырастает почти на полметра. Высота головы человека составляет примерно двадцать пять сантиметров.

Этой ночью наступит сизигия.

А пока был отлив.

Полная луна много часов назад заставила непокорное море отпрянуть назад, обнажив длинную полосу влажного дна. По песку туда-сюда сновали маленькие блестящие крабы, похожие на сверкающие блики в серебряно-голубом свете. Стремясь не упасть, багрянки еще крепче цеплялись за камни. Все существа на дне понимали, что спустя определенный промежуток времени море вернется.

Понимали это и трое на берегу. Они даже знали, когда точно это произойдет, а именно — через четверть часа. Тогда первые легкие волны направятся к берегу и зальют все, что успело высохнуть, а вскоре темная масса моря начнет выталкивать волну за волной, пока уровень воды не достигнет максимума.

Прилив, отделяющий дно от поверхности воды на полметра.

У троицы еще оставалось время. Они почти закончили рыть яму. Глубиной около полутора метров и диаметром шестьдесят сантиметров, она идеально вместила бы человека. Только голова останется снаружи. Голова четвертой фигуры на берегу. Женщины со связанными руками, неподвижно стоявшей чуть поодаль.

Слабый ветер слегка шевелил ее темные длинные волосы, обнаженное тело блестело, на измученном лице не было макияжа. Лишь глаза выдавали странную отчужденность. Женщина отрешенно наблюдала за происходящим. Копавший мужчина поднял из ямы кривую лопату с песком, высыпал его на образовавшуюся рядом горку и обернулся.

Работа была окончена.

Издалека, со скал, где прятался мальчик, залитый лунным светом берег казался удивительно тихим. А что затеяли темные фигуры, там, на песке, на другой стороне? Этого мальчик не знал, но слышал нарастающий шум моря и видел, как голую женщину, с виду совершенно покорную, сначала вели по мокрому песку, а потом опустили в яму.

От испуга мальчик закусил нижнюю губу.

Один из мужчин принялся засыпать яму. Влажная масса, словно цемент, облепила тело женщины. Скоро все углубление целиком заполнилось песком.

Когда первые робкие волны побежали в сторону берега, на поверхности оставалась только голова. Длинные волосы медленно погружались в воду, маленький краб прицепился к темной пряди. Женщина пристально смотрела на луну, не издавая ни звука.

Фигуры поднялись чуть вверх по песчаным холмам. Две — неуверенно, беспокойно озираясь, чего нельзя было сказать о третьей. Все наблюдали за одинокой, освещенной головой над поверхностью дна.

И ждали.

Сизигия наступила довольно быстро. Одна за другой, волны становились все выше, заливали женщине лицо, били в нос и в рот. Горло наполняла вода. Отворачивая голову, женщина наталкивалась на очередную волну.

Одна из фигур подошла и присела на корточки рядом с женщиной. Их взгляды встретились.

Из своего укрытия мальчик мог наблюдать, как растет уровень воды. Голова на дне исчезала, появлялась и исчезала вновь. Двое из троицы ушли, третий человек шел вверх по берегу. Вдруг мальчик услышал ужасный крик. Безумный крик женщины из песчаной ловушки. Эхо разнеслось по плоской бухте и достигло скалы наблюдателя, прежде чем новая волна захлестнула голову и крик стих.

Мальчик побежал.

Море поднялось и замерло, темное и блестящее. Женщина под водой закрыла глаза. Последнее, что она почувствовала, — еще один слабый, легкий толчок внутри, в утробе.

Лето 2011 года

У Одноглазой Веры оба глаза были здоровы, а взглядом она могла парализовать летящего сокола. Видела она отлично. Кроме того, в спорах Вера напоминала снегоуборочную машину. Трогалась с места, вооружившись собственным мнением, и расчищала себе путь, разбрасывая по сторонам все аргументы против.

Одноглазая. Но любимая.

Она повернулась спиной к заходящему солнцу, так что свет, струившийся над Вэртафьорден, упиравшийся в мост Лидингёбрун и тянущийся к парку Юргхаген, окутывал силуэт Веры аурой сияния.

— Ведь это касается моей жизни!

Пыл ее речи мог произвести впечатление даже в правительстве, несмотря на хриплый голос, который в зале заседаний звучал бы слегка необычно. Ну и, может, одежда вызвала бы удивление: пара разноцветных футболок не первой свежести и изношенная тканевая юбка. И еще отсутствие обуви. Но Вера выступала не в зале заседаний, а в небольшом, укромном парке рядом с портом «Вэртахамнен», да и вместо членов правительства ее слушали четверо разномастных бездомных, занявшие несколько скамеек, разбросанных среди дубов, ясеней и кустарника. На одной из скамеек, погруженный в свои мысли, сидел высокий и молчаливый Йелле. На другой расположились Бенсеман и Мюриель — молодая наркоманка из района Багармоссе. Рядом с ней лежал полиэтиленовый пакет из супермаркета. Напротив них дремал Арво Пярт.

На окраине парка за густыми кустами притаились двое молодых, одетых в черное мужчин; они пристально наблюдали за скамейками.

— Моей жизни, а не их! Ведь так! — Одноглазая Вера махнула рукой куда-то вдаль. — Они приперлись и забарабанили по фургону, я еле успела зубы вставить, а они уже были у двери! Целых три штуки! Уставились на меня. Я им: «В чем дело, черт побери?» — «Мы из муниципалитета. Вы должны убрать отсюда фургон». — «Почему это?» — «На этом участке будет вестись строительство». — «Чего?» — «Освещенной дорожки». — «Чего-чего?» — «Трассы для бега, она будет проложена прямо здесь». — «О чем вы, черт возьми, говорите? Я не могу его убрать! У меня же нет машины!» — «К сожалению, ничем помочь не можем. Фургон нужно отогнать до следующего понедельника».

Пока Одноглазая Вера переводила дух, Йелле воспользовался моментом, чтобы незаметно зевнуть. Вера не любила, когда зевали посреди ее речей.

— Представляете? Передо мной стоят три мужика, выросшие в архивных шкафах пятидесятых годов, и посылают меня к чертям! И все потому, что несколько перекормленных идиотов будут тренировать свои жирные задницы прямо на моем доме! Представляете, как я взбесилась?

— Ага, — выдавила из себя Мюриель.

Голос у нее был надтреснутый, высокий и резкий; без дозы она обычно не вступала в диалог.

Вера поправила редкие рыжеватые волосы и продолжила с новой силой:

— Но суть не в какой-то там дебильной дорожке, а в тех, кто выгуливает здесь своих мелких лохматых крыс и думает, что в их выпендрежном районе не место таким, как я! Я просто не вписываюсь в эту холеную реальность! Вот в чем дело. Плевать им на нас с высокой колокольни!

Бенсеман немного подался вперед:

— Слушай, Вера, может, они…

— Идем, Йелле! Вставай!

Вера сделала пару приличных шагов и взяла Йелле под руку. Мнение Бенсемана ее совершенно не волновало. Йелле встал, пожал плечами и побрел за ней. Куда, он сам точно не знал.

Бенсеман поморщился. Веру он знал как облупленную. Слегка дрожащими руками зажег мятый окурок и открыл банку пива. Услышав звук, Арво Пярт оживился:

— Веселье сейчас будет.

У Пярта были эстонские корни и особая манера речи. Мюриель посмотрела Вере вслед и обернулась к Бенсеману:

— Все-таки мне кажется, она во многом права — того, кто не вписывается, убирают… да?

— Да, похоже, так все и есть…

Бенсеман родился в провинции Норрланд[2] и был известен своим излишне крепким рукопожатием и проспиртованными, с желтушной поволокой глазами. Крупный, с заметным диалектом и резким запахом изо рта, периодически вырывавшимся сквозь редкие зубы. В прошлой жизни он работал библиотекарем в Будене, питая страсть как к чтению, так и к спиртным напиткам. Весь диапазон: от морошкового ликера до самогона. Благодаря своей пагубной привычке за десять лет Бенсеман опустился на самое дно социальной лестницы, а его жильем стал украденный фургон в Стокгольме. В столице он перебивался, попрошайничая, воруя и бродяжничая. Но — не теряя любви к чтению.

— …мы живем словно по чьей-то милости, — сказал Бенсеман.

Пярт кивнул и потянулся за пивом. Мюриель достала пакетик и ложку. Бенсеман тут же отреагировал:

— Ты же собиралась завязать с этим дерьмом?

— Я знаю. Я завяжу.

— Когда?

— Я завяжу!

И Мюриель незамедлительно это сделала. Не потому, что не хотела дозу, просто она вдруг увидела двух крадущихся между деревьями парней. На одном из них была черная куртка с капюшоном. На его приятеле — темно-зеленая. Оба были одеты в серые тренировочные брюки, жесткие ботинки и перчатки. Они вышли на охоту.