Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
Верочка слушала Норова в напряженном молчании. Было заметно, что его слова вызывают в ней протест, что ей совсем не хочется давать сыну больше свободы, но она не спорила. Похоже, в глубине души она опасалась, что Норов отнесется к Ванькиным уходам из дома как к серьезному проступку и станет винить ее в происходящем. Видя, что он спокоен, она и сама понемногу расслабилась.
Весь следующий день они провели втроем, катались на водном трамвайчике по Москва-реке, пообедали в ресторане. На вокзал Верочка провожала его повеселевшая, тревога ее улеглась. Но уже через две недели она позвонила вновь.
— Я нашла у него в комнате бутылку водки и сигареты! — срывающимся голосом сообщила она. — Начала спрашивать, откуда у него это, а он устроил мне скандал! Немедленно приезжай!
***
На этот раз Норов попросил, чтобы Ванька встретил его один, он хотел сначала поговорить с ним, потом уже слушать Верочкины жалобы. Мысль о том, что Верочка своей прокурорской насупленностью будет давить на них обоих всю обратную дорогу, заранее нагоняла на него уныние. Ванька был по обыкновению весел, радостен и наряден. Прежде чем вызвать такси, они заглянули в кафе на вокзале.
— Что у вас с мамой опять стряслось?
Ванька отставил свой капучино и вздохнул.
— Да ерунда какая-то, пап. Если она тебя из-за этого вызвала, то зря! Ты бы мне позвонил, я бы все рассказал. В общем, ребята попросили меня подержать у себя кое-что, ну, там, бутылку и сигареты, — им негде спрятать от родителей. А мама нашла, устроила мне допрос. Я был так возмущен тем, что она рылась в моих вещах! Перестал с ней разговаривать. Она думает, что я все еще маленький. Даже кофе мне не позволяет!
— Я не скажу ей, как ты тут отрываешься.
— Спасибо, папуль, — улыбнулся Ванька.
— Уже взял телефон у официантки?
— Нет еще, жду, когда ты в туалет отойдешь.
— Ты куришь?
— Да нет, папуль, ты же знаешь! Не курю и не пью.
— Травку пробовал?
— Пап! — укоризненно воскликнул Ванька. — Ты что говоришь!
Сам Норов выкурил первую сигарету с марихуаной лет в четырнадцать, тогда же попробовал и алкоголь. В этом возрасте все испытывают желание переступать запреты, — главное, не заходить слишком далеко.
При всех своих недостатках Ванька всегда был очень правдив. Норов верил ему, и подозрительность Верочки представлялась ему неуместной. Если бы Ванька начал выпивать, неужели она бы этого не заметила? А вот то, что она рылась в его вещах, было действительно скверно. На месте Ваньки, он бы тоже взбунтовался.
Об этом он и сказал Верочке с глазу на глаз, когда они вернулись домой. Он посоветовал ей не подозревать Ваньку почем зря, а с него, в свою очередь, взял слово быть мягче и вежливее с матерью. По его настоянию, Ванька извинился; они с Верочкой расцеловались и пообещали впредь не ссориться. Отмечать примирение Норов повез их в дорогой ресторан, где они не были вот уже года два.
На следующее утро он уехал в Петербург полный смутной тревоги. Он видел, что в отношениях Верочки и Ваньки начался разлад; он предчувствовал, что этот срочный вызов в Москву будет не последним.
***
Когда Норов и Пере вернулись на кухню, вся компания, включая двух жандармов, осматривавших гараж и подсобные помещения, была уже в сборе. Обыск, затеянный Лансаком, обернулся пустой тратой времени, всем было это ясно. Пожилым фермерам было стыдно перед Норовым; они избегали смотреть на него, им не терпелось убраться восвояси. Два незнакомых жандарма тихонько о чем-то переговаривались с недовольным видом, Норову послышалось, что речь шла о пропущенном обеде.
Лансак выглядел подавленным и злым. Он долго и упорно охотился за Норовым и теперь признать поражение означало для него уронить свой авторитет в глазах подчиненных, сделаться предметом насмешек для обитателей Кастельно. И он не уходил, тянул, цепляясь за последнюю надежду. Видимо, не зная, что еще предпринять, он вновь приблизился к холодильнику, машинально открыл дверцу и безнадежно осмотрел содержимое.
— Проголодались? — сочувственно спросил Норов. — Угощайтесь.
Пере за спиной начальника ухмыльнулся и подмигнул Норову.
— Других комнат тут нет? — мрачно спросил Лансак у Эрика.
— Вы уж все осмотрели, — качая лысой головой, ответил Эрик.
— Может быть, мы поедем? — подала голос пожилая фермерша с плохо скрытым раздражением. — Чего ждать-то?
— Минуточку, — сердито буркнул Лансак, оглядывая через окно двор.
— Телевизор-то работает? — деловито и негромко поинтересовался Эрик у Норова. — А то Лиз что-то мне жаловалась.
— На прошлой неделе барахлил немного, — ответил Норов. — Но потом опомнился.
— Может, из-за погоды? — предположил Дабо, прислушивавшийся к их разговору. — У меня он в бурю вообще отключается, приходится после заново настраивать.
Эрик взял пульт и нажал кнопку. На экране появилась ставшая обычной картина студии с ведущими, журналистами и врачами; затем объявили живое включение, и в кадре оказалась молодая медсестра с еврейской внешностью.
— Сидите дома! — кричала она, вся в слезах. — Не выходите на улицу! Подумайте о нас! Чем чаще вы выходите, тем опаснее наша работа! Мы рискуем больше всех! Мы тоже боимся!
Норов взял у Эрика пульт и выключил телевизор.
— Если она боится, то нам что говорить? — проворчал один из жандармов.
— Все боятся! — вздохнула пожилая фермерша. — Месье Лансак, ну так что?
Лансак, ни на кого не глядя, деревянным шагом вышел из дома на крыльцо. Остальные последовали за ним.
— Возвращаемся в жандармерию, патрон? — с надеждой осведомился Пере. — А то сегодня без обеда остались!
— Вы свободны, — процедил Лансак фермерам. — Спасибо за сотрудничество.
Фермеры направились к машине.
— Похоже, вы расстроены? — с иронией осведомился Норов. — Может быть, землю вокруг вскопать?
— Я слежу за соблюдением закона, месье Норов! — с досадой возразил Лансак. — Мои эмоции тут не причем.
Он в последний раз окинул взглядом окрестности и вздохнул.
— А там что? — спросил он у Эрика, указывая на узкий деревянный загон для лошадей, издали казавшийся не больше собачьей будки.
— Это чтобы лошади могли укрыться от непогоды, — пояснил Эрик. — Поль их пожалел, попросил, чтобы я сделал им укрытие. Я и поставил, ква? Хотя они дикие, лошади-то.
— Они ручные, — возразил Норов. — К Анне быстро привыкли.
— Анна — добрая, — философски заметил Эрик. — К добрым все привыкают. Но они тоже не злые,
