Я их всех убил - Флориан Дениссон
На ее идеальном лице не было и следа стигматов проходящего времени: белоснежная улыбка контрастировала с темной кожей, а исполненные тайны черные глаза походили на две ониксовые сферы, словно глядящие на этот мир с момента его зарождения. Тогда он просто потерял голову. Кстати, в конце того первого дня ему пришлось попросить у Ассии ее конспекты, поскольку он начисто забыл, что следует что-то записывать.
Рядом с ней он чувствовал себя особенно уязвимым, и при каждой их встрече ему хотелось, чтобы она защищала его, как выпавшего из гнезда птенца.
Здесь, в этой старомодной кафешке, в обстановке столь же холодной, как и погода, Максима охватили те же чувства, что и несколько месяцев назад. Ему хотелось бы кинуться в ее объятия и все забыть: самого себя, это расследование, этот мир…
Ассия послала ему обворожительную улыбку. Два коктейля ослабили напряжение: она сложила оружие.
– Идем, – с томным вздохом проговорила она.
Она встала и взяла его за руку, потянув к выходу. Он подчинился, не протестуя, как дрейфующий без руля и ветрил корабль, избавленный от беды горящим на горизонте маяком, что пронзает ночь своим спасительным светом.
Возвращение в казарму, возвращение в мир бригады, дисциплинированный и отлаженный. Но оба они забыли и про свою работу, и про дело, которое держало их в напряжении с самого утра. Они незаметно проскользнули в здание, предназначенное для офицерского состава, и зашли в квартиру Ассии.
Несколько картонок все еще стояли на полу со дня переезда. Наглядная иллюстрация жизни на службе у государства: их судьба – вечно пребывать в пути, лишь урывками уделяя малую толику времени на личную жизнь, как если бы от них полностью зависело равновесие мира – баланс между добром и злом.
Они начали избавляться от одежды еще на пути от входной двери к спальне, добавляя новый беспорядок к старому, разбрасывая рубашки, брюки и белье.
Они занялись любовью, словно в последний раз. Максим упивался запахом Ассии, сладкой смесью ванили и карамели. Даже ее пот с легким мускусным ароматом пьянил его, и только в это мгновение он понял, как ему не хватало ее тела, прильнувшего к его собственному.
Обнаженные любовники в экстазе замерли на несколько минут среди скомканных простыней.
Ассия повернулась, забралась на Максима, чтобы вытянуться на нем. Он почувствовал, как ее лобок трется о его живот, открыл глаза и прямо перед ним оказалось лицо его красавицы, чьи пухлые, манящие губы томились в ожидании совсем близко от его собственных.
– Заночуешь здесь? – нежно спросила она.
Максим незаметно поморщился.
– Жаль, но я не могу, – отозвался он, вспомнив о кошачьей стае, которую кормил каждое утро. – В следующий раз с удовольствием.
Ассия предвидела отрицательный ответ, но не смогла скрыть разочарования.
Он медленно погладил ее по щеке, несколько секунд влюбленно смотрел ей в глаза, потом мягко отстранился и начал одеваться.
– Предупреждаю, следующего раза не будет, – бросила она, – если только мы не отправимся к тебе.
Волна паники едва не заставила его дрогнуть. Он никому и никогда не позволял вторгнуться в его частную жизнь. Но никто и никогда не проникал так глубоко в его сердце, как Ассия: все бывает впервые.
Поскольку он молчал, она продолжила:
– Ты отдаешь себе отчет, что мы встречаемся уже несколько месяцев, а я еще ни разу у тебя не была?
– Мы виделись в Париже…
– И все равно ты однажды провел выходные у меня. Мог бы предложить ответный визит.
– Ты помнишь, как эти «выходные» закончились? – спросил он, изобразив в воздухе кавычки.
Она пожала плечами:
– Ну и пусть. Но, по крайней мере, ты видел, где я тогда жила.
– Мне пора, – заключил он.
Максим бесшумно направился к выходу, Ассия натянула на себя одеяло и повернулась на бок.
Сгустившаяся ночь придавала городу тревожный вид. Ледяные порывы ветра взметали прошлогоднюю листву. У Максима возникло ощущение, что он так и не выбрался из сезона увядания, а погода только доказывала его правоту.
Он дошел до своей машины и схватился за тюбик с транквилизатором. Проглотил таблетку, не запивая, и та болезненно застряла у него в горле.
Минут двадцать он ехал по пустым улицам, безнадежно окутанным мраком. То тут, то там фонари прорывали тьму угрюмым светом, оставаясь единственными свидетелями этой маленькой победы над сумраком. Химия подействовала, и он расслабился. Его зрачки расширились, и он почувствовал сильное желание кое-куда заехать, прежде чем вернуться к себе.
Он любил ночь, и она отвечала ему взаимностью.
Печальный туман поднимался над озером, рассеиваясь над окрестными деревнями. Максим подумал, что обстоятельства ему благоприятствуют: под дымчатым благосклонным покровом он мог проскользнуть, не рискуя, что его увидят и осудят.
В нежилой зоне не так уж далеко от центра города Максим припарковал машину позади здания промышленного вида, черный фасад которого освещался красными неоновыми трубками; флюоресцирующие буквы складывались в надпись «Gravity Zero»[14].
На скудно освещенной улице, где он оставил автомобиль, слышались низкие вибрирующие звуки, доносящиеся из клуба.
Путь посторонним преграждала металлическая дверь, но, когда открылась смотровая щель, в которой показались зеленые глаза с огромными накладными ресницами, дверь немедленно распахнулась.
Женственный взгляд на самом деле принадлежал здоровенному чернокожему мужику на две головы выше Максима: мускулистые руки, длинное красное платье с блестками, парик того же цвета в стиле Мэрилин Монро – в общем, американский баскетболист, вырядившийся как танцовщица кабаре.
– Ба, дорогуша, давненько тебя не было! – низким голосом воскликнул он.
Поскольку жандарм молчал, ряженый баскетболист продолжил:
– Поучаствуешь или только полюбуешься?
Вместо ответа Максим взял одну из масок, выложенных на стойке, и прошел, отодвинув тяжелую портьеру черного бархата.
Гремела музыка, непрерывно мигали стробоскопы; ему пришлось замедлить шаг, чтобы приноровиться к этой звуковой и визуальной атаке. Обоняние тоже подверглось атаке: запах электронных сигарет с ментолом, алкоголь, латекс, каучук, свечной воск и смазка.
Мимо него, почти касаясь, скользили ночные существа, полумужчины, полуженщины, передвигающиеся на четвереньках рабы, тела с татуировками и пирсингом в самых невероятных местах. Здесь все было призвано удовлетворить самые постыдные фантазии, предаться практикам, на которые косо смотрело общество; но здесь никто никого не судил и не осуждал, все были свободны и податливы.
Максим сделал глубокий вдох и наконец-то проникся
