Заложник любви - Наталия Николаевна Антонова

– Ну что вы! – взмахнула на нее обеими руками Лия. – Просто чашки про запас.

– И я о том же.

– Не в том смысле! – В голосе женщины послышалось явное раздражение.

– А в каком? – невинно поинтересовалась Мирослава.

– Разве вы не знаете, что чашки бьются?

Мирослава ничего не ответила. Она не могла припомнить, когда в ее доме последний раз разбивалась посуда.

Лия Свиридова расценила ее молчание по-своему и сказала:

– Так что разбившиеся чашки нужно заменять новыми.

– И много у вас чашек разбилось? – спросила детектив.

– Пока только две, – ответила хозяйка.

«Удивительно, – подумала Мирослава, – что женам Свиридова не пришло в голову побить все чашки». Рисунок, имеющийся на чашках и блюдцах, идущих с ними в комплекте, тоже мог рассказать о характере человека, купившего эту посуду. Бок каждой чашки украшало сочное румяное яблоко, призывающее к тому, чтобы его надкусили. А по краю каждого блюдца ползла зеленовато-коричневая змея. Или змей! Кто их разберет. Но для того чтобы не понять, что имел в виду Леонтий, распивая чай со своими женщинами из этих чашек, надо быть тупее тупого. Вслух Мирослава своих мыслей не высказала, она просто взяла в руки одну из чашек и долго ее рассматривала. Чашки были тщательно вымыты, и если даже в чай было добавлено какое-либо вещество, то обнаружить его теперь было невозможно. Не надеясь на ответ, Мирослава спросила вдову:

– Вы не помните, из какой именно чашки Леонтий пил чай?

Лия пожала плечами:

– Я помню только, как уже и говорила вам, что Леонтий пил из чашки, которую ему подала Зина. А так-то все чашки на вид одинаковые.

– Скажите, а Аграфена Тихоновна присутствует на ваших так называемых семейных праздниках?

– Нет, никогда, – твердо ответила Лия, – Лутковская уходит накануне и ночует в своей квартире или у своей старинной подруги, – Лия фыркнула, – с дурацким именем Матильда.

– Имя как имя, – проговорила Мирослава, хотя у нее это имя тоже вызывало определенную ассоциацию и соответственно улыбку. Но она сдержала ее.

Судя по тому, что присутствовать на сборище жен Леонтия Аграфена Тихоновна отказывалась, она тем самым как бы давала своему любимцу понять – глаза бы мои всего этого не видели. Но Свиридов посыла Лутковской не понимал или не хотел понимать. Мирослава считала, что скорее второе, чем первое.

Дальше она стала думать о том, что могли подсыпать Леонтию. Снотворное? Или что-то другое? Например, клофелин. Но в таком случае Леонтий мог уснуть прямо за столом в присутствии всех жен. Преступник не мог пойти на такой риск. Значит, подсыпали что-то медленно действующее. Но опять же, куда подсыпали? В чай? Никто не мог знать, какую именно чашку выберет на этот раз капризный Свиридов. То, что из дома Леонтия вывозили уже спящим, Мирослава с некоторых пор не сомневалась.

– У вас все? – вывела детектива из раздумий Лия.

– Пожалуй, пока да, – ответила Мирослава. – Я с вами, Лия Артемьевна, прощаюсь. Позовите Лутковскую, пусть она меня проводит.

– Я и сама могла бы вас проводить, – ответила Свиридова, – но если вы настаиваете.

Вместо ответа Мирослава улыбнулась. И Лия, достав мобильник, набрала номер Лутковской.

– Аграфена Тихоновна, ваш детектив уходит, – Лия сделала акцент на слове «ваш», – и хочет, чтобы ее проводили именно вы.

Что ответила Аграфена Тихоновна, Мирослава не слышала, но появилась она ровно через минуту и, обратившись к Мирославе, сказала:

– Пойдемте.

Волгина охотно последовала за ней к выходу, ни разу не обернувшись на оставшуюся в помещении Лию.

Глава 8

Детектив и ее клиентка вышли на крыльцо, потом медленно спустились с него и пошли по двору. Вокруг было чисто, но не особенно уютно, с точки зрения Мирославы. Она не любила строго очерченных линий, всего слишком правильного.

Они уже дошли почти до автомобиля Волгиной, когда Лутковская сказала:

– Не знаю, помог ли вам чем-нибудь разговор с Лией. – И вопросительно посмотрела на Мирославу.

– Вы считаете Лию не слишком умной, Аграфена Тихоновна? – неожиданно спросила Мирослава.

– Я бы этого не сказала, – грустно ответила Лутковская, – просто…

– Что «просто»?

– Я никогда не была замужем, – ответила Аграфена Тихоновна. – И еще я очень любила Леонтия, – тяжело вздохнула женщина.

– Я понимаю, что вы очень любили его. И не одобряли, – проговорила Мирослава.

– Не одобряла, – не стала отрицать Лутковская. – Но поделать с этим, – она почему-то кивнула на оставшийся позади дом, – я ничего не могла.

– Понимаю, – обронила детектив.

– А я вот не понимаю, – неожиданно горячо проговорила Аграфена Тихоновна, – от большого ли ума или от жадности молодые здоровые женщины сходились с Леонтием и терпели все его выкрутасы. Я бы на их месте нипочем не стала!

И Мирослава сразу же поверила в то, что Лутковская и впрямь предпочла бы одиночество жизни в импровизированном гареме. Скорее всего, неосознанно она осуждала каждую жену своего любимца в отдельности и всех их вместе, презирая, может быть, за бесхребетность или не желание самим позаботиться о своей жизни. Вот только Леонтия она все равно любила, несмотря на то что он был трутнем.

Только сейчас Мирослава решила ответить на вопрос Лутковской:

– Мне пока трудно судить, насколько может помочь сказанное Лией. На первый взгляд пока никак.

– Я так и подумала, – вздохнула женщина.

– Аграфена Тихоновна, я хотела бы еще поговорить и с няней Кирилла.

– С Фаей? – удивилась Лутковская.

– Да.

– Так отчего же не поговорили сейчас? Позвать?

– Нет, нет! – остановила ее Мирослава. – Я хочу поговорить с ней вне этого дома.

– Я вам давала ее адрес, – напомнила Аграфена Тихоновна.

– Да, я помню. Но я хотела спросить вас, как сюда добирается Ермолаева?

– На старом автомобиле своего отца.

– Но я что-то не вижу здесь никакого автомобиля.

– Значит, он опять сломался и находится в ремонте.

– На чем же она поедет домой?

– Здесь недалеко автобусная остановка. Вы же видели: у нас тут не полноценный коттеджный поселок, мы находимся в городской черте. И тут почти впритык к нам многоэтажки. Был слух, что их снесут. Но, видимо, не получилось. Да и чего их сносить, дома-то еще крепкие. А то, что они находятся рядом с домами богатеев, никого в мэрии, скорее всего, не интересует. Да и разве должно интересовать?

– Думаю, что нет, – улыбнулась Мирослава и забралась в салон своего автомобиля. – Да, еще, – проговорила она, – во сколько Фаина Ермолаева уходит из особняка?

– Чаще всего в шесть вечера.

– И кто тогда занимается с мальчиком?

– Как кто? – сделала вид, что удивилась Лутковская. – Вы забываете, что у Кирюши есть мать.

– Нет этого я не забыла, –