Сергей Царев - Предательство. Последние дни 2011 года
Потом последовали репортажи с различных уголков планеты — от Австралии, Новой Зеландии, Южной Кореи и Индонезии до Греции и Великобритании. Везде протестовали против социального неравенства, когда 1 процент населения владеет всеми богатствами, жадности финансистов и промышленников.
Диктор, сделав значительную паузу, сообщил: «Сторонники движения „Захвати Уолл-стрит“ митингуют в девятисот пятидесяти городах восьмидесяти двух стран мира».
Почему российские СМИ, размышлял Сергей Георгиевич, так слабо освещают эти события? Такой удобный случай кинуть камень в огород американских СМИ, в негативном свете представить власти США. Можно было проехаться по ведущим информационным агентствам, которые упустили факт формирования движения и стали его освещать после того, как Интернет стал широко обсуждать.
Чем вызвана такая позиция наших СМИ? Каждый раз, задавая себе этот вопрос, Сергей Георгиевич приходил к одному и тому же объяснению: «Российская власть боится демонстраций, боится настолько, что готова пожертвовать редким удобным случаем — возможностью объективно попинать американскую действительность. И боязнь в том, что широкий показ демонстраций мог вызвать соответствующее движение отечественной молодежи — в России, пожалуй, пропасть между богатыми и бедными на порядок выше».
* * *— С революцией, хотя и успокоили меня, Вы перебрали, — заметил Олег Борисович. — Но в определенной степени это был звонок. Я должен это признать. В конце двадцатого века в Сиэтле возникло движение против корпораций, жадности их руководителей. Но быстро все заглохло, выдохлось, а СМИ освещали это движение на уровне новостей второго сорта.
— Понятно, тогда священная корова — финансовый мир — не могла быть под сомнением. Сейчас ситуация изменилась. Интернет вывел мир на новый уровень общения и передачи информации. Если раньше агитация населения была прерогативой государства, дозирующей информацию через подконтрольные СМИ, то теперь ситуация меняется.
— Согласен, времена изменились. Думаю, власти США были удивлены, что начальная часть «арабской весны» у них повторилась 17 сентября.
— Тем более что есть экономическая подоплека, — заметил Сергей Георгиевич. — Дети живут хуже родителей, а это реальная угроза будущему. Это, по большому счету, курок будущих потрясений.
— Для США характерно резкое, я бы сказал, революционное изменение общественного сознания. Так было и с расовой дискриминацией. Веками жили с ней, а потом резко от нее отказались. Так было и с геями. Осуждали, осуждали, а потом стали поддерживать, вводить соответствующие законы. Все происходит в очень короткий срок.
— И стали демократами высшей пробы.
— Они всегда считали и считают себя такими. По поводу и без него, — заключил Олег Борисович. — Америка — это другой мир, другое восприятие.
* * *Другой мир для маленького Сергея находился на крышке гардероба. Когда отец сажал его на плечи и с ним ходил по квартире, он умудрялся каждый раз подвести его к гардеробу. Цепляясь за край, Сергей подтягивался на руках и дотрагивался до главного — большого бумажного пакета, в котором аккуратно лежали грамоты, благодарности и боевые награды отца.
С его разрешения Сергей брал в руки пакет, при этом большой пакет мешал ему устойчиво сидеть, поэтому отец поддерживал одной рукой его спину, а другой держал за ногу. После они вдвоем садились за стол и рассматривали грамоты, которые отец получал за работу в мирное время, благодарности и награды, полученные в годы Второй мировой войны. Все заветные предметы принадлежали другому неизведанному миру, который пересекался с миром детства маленького Сергея посредством этих предметов.
Грамоты, на которых были изображены флаги и заводы, вызывали уважение. В мыслях Сергей представлял, что стена за его кроватью вся будет в грамотах, которыми его будут награждать. Он не совсем понимал за что, возможно за учебу, как говорила мама. Несколько грамот были большего формата, а бумага — блестящей. Сергей определил, что таких грамот у него будет семь. Почему семь, он не знал, но эта цифра ему нравилась.
Благодарности от командования, полученные во время войны, не очень впечатляли — напечатаны они были на плохой бумаге, блеклая краска, уступали грамотам в его понимании. А награды вызывали почтение, трогал их Сергей осторожно. В прикосновении чувствовалось уважение, очевидно, это передалось ему от отца. Особое уважение Сергей испытывал к медали «За отвагу», которую отец иногда разрешал повесить на его грудь. Это были мгновения гордости, безумной радости. Сергей носился по комнате, превращая стулья в зенитные пулеметы, стрелял по самолетам противника. Шум и ажиотаж скоро надоедал всем, поэтому приходилось его успокаивать, утверждая, что враг повержен и уничтожен. Довольный мальчик скрытно поглаживал медаль и сильно расстраивался, когда медаль приходилось возвращать.
Они сидели рядом. Отец укладывал все обратно в пакет, а маленький Сергей периодически поглядывал на него и был уверен, что отец его защитит. Неизвестно от кого, неизвестно от чего, но обязательно защитит. От этой уверенности ему было легко, тепло и светло.
* * *— Вы обратили внимание, что, когда говорят Америка, предполагается США. В этом главное достижение власти США.
— У нас фантазии хватило только на упрощенный вариант. В советские времена говорили партия, подразумевали Ленина. В современной России и не говорим, и не подразумеваем, — заметил Сергей Георгиевич.
— Что так скептически? — поинтересовался Олег Борисович.
— Долго объяснять. Давайте продолжим разговор о США.
Олег Борисович ничего не ответил, только одобрительно кивнул. Опять выглянуло солнце, ярко осветив сугробы. Тени от больших сосен, стоящих вдоль дороги, легли на нее, превратив ее в пешеходную зебру, лишь черные полоски отдавали синевато-голубым оттенком. Чуть дальше от сосен стояли одиночные березы, на ближайшей из них сидела синица и периодически меняла позу — подставляя под солнечные лучи то одну сторону тела, то другую. Она внимательно следила за мужчинами, как только они подошли на расстояние, которое она посчитала неприемлемым для себя, синица вспорхнула и быстро исчезла.
— Согласен, — подтвердил Олег Борисович. — На первое место по значимости для будущего Вы поставили факт возникновения движения «Захвати Уолл-стрит». На второе место, я предполагаю, Вы поставите начало гонки за президентское кресло?
— Нет, безусловно, это важное событие, но я бы обратил внимание на убийство Усамы бен Ладена.
Олег Борисович удивился, но постарался не особо это показывать.
— Да, я помню, что в прошлом году мы говорили на эту тему. Если я не ошибаюсь, Вы утверждали, что по тому, как он будет убит, можно многое сказать о его связи со спецслужбами США, — вспомнил Олег Борисович.
— Точно, было такое дело. Придется держать ответ, — согласился Сергей Георгиевич. — Пропускаю нюансы и сразу отмечаю главное.
— Предполагаю, сам факт убийства?
— Нет. Одну фотографию из Белого дома — президент Обама, госсекретарь Клинтон, высокопоставленные сотрудники Пентагона и Госдепа смотрят прямой репортаж о ликвидации Усамы бен Ладена.
— А что в этом странного? — удивился или сделал соответствующий вид Олег Борисович.
— Странно то, что из глухомани Пакистана идет прямой судьбоносный для всего мира репортаж, а в Белом доме не нашлось ни одного профессионального оператора, который показал бы Обаму и его команду одновременно с изображением на телеэкране.
— Что из этого следует?
— А следует то, что они чего-то боялись.
— И какой вывод?
— Предполагаю, что что-то они фальсифицируют, — высказал свое сомнение Сергей Георгиевич.
— Не смерть же самого бен Ладена? Это уж чересчур, на такое никто не подпишется, особенно президент США в начале очередного старта гонки за кресло президента, — заметил Олег Борисович.
— Если коротко изложить мое мнение, то оно сведется к следующему. Первое. Никто не собирался арестовать и доставить в США бен Ладена. Операция задумывалась и осуществлялась как целенаправленное убийство. Живой он был не нужен — много знал, мог очень многое рассказать о связях и контактах с американскими спецслужбами. Мертвые имеют одно преимущество — они ничего не рассказывают.
— Мертвые имеют одно преимущество — они ничего не рассказывают, — повторил Олег Борисович и задумался.
* * *— Они хотят меня убить. Я слышал их разговор. Один из начальников сказал, что я много знаю. Я случайно это услышал. Если я не совершу теракт, меня следует убрать. Мертвые ничего не рассказывают, так он сказал.
