Марина Серова - Чем черт не шутит
— Дело чрезвычайной секретности. В случае огласки трупов будет гораздо больше.
Виктор чуть не задохнулся от возмущения и стал похож на бойцового петуха. Пока он подбирал слова порезче, я улыбнулась:
— Сейчас мы работаем вместе.
— Вот как…
— Рассматривайте его в качестве моего телохранителя.
— Может, мне к дверям встать? — гнев Виктора переметнулся в другую сторону.
— Не сердись. — Надо же, мои очаровывающие улыбочки перестают действовать.
— Замечательно, — шеф недовольно нахмурился. — Да, теперь-то вы откроете, что сказал Олег вашей подружке?
Все еще надеется обойтись без нас.
— Узнаете. В свое время. Мы вас слушаем.
Шеф пошевелил переплетенными пальцами и задумался, с чего начать.
— У вас что-то пропало, — подсказала я.
— Да, да. В понедельник вечером я вызвал Сухова на обработку трупа.
— Чьего? — Я вынула блокнот и ручку. Память у меня хорошая, но канцелярские мелочи производят на клиентов впечатление серьезности и основательности. Временами я подумываю приобрести очки в толстой оправе, с простыми стеклами, цеплять их в такие моменты на самый кончик носа и строго поглядывать на окружающих.
— Это важно? — удивился шеф.
— В нашей работе никогда нельзя быть уверенным заранее, что важно, а что нет, — назидательно произнесла я.
— Главного бухгалтера винно-водочного магазина Льва Семеновича Синичкина.
— Ага. Дальше. — Я записала сии сведения.
— Олег приехал в шесть часов вечера, получил инструкции и ушел в подвал. Я отправился на деловой ужин.
— Куда? Когда? Зачем? С кем? — прервала я.
Шеф, направляемый моими вопросами, поведал подробности. Я вызнала меню, где стоял столик, как зовут официанта, количество человек за ужином, что они заказали, какие песни исполнял шансонье, сколько стоит каждое блюдо в отдельности и все вместе — хороший ресторан, надо сходить как-нибудь — и во сколько вернулся домой.
Шеф отвечал как ни в чем не бывало, и вскоре мне надоело мстить за вчерашнюю пробежку с последующей потасовкой в квартире Виктора.
— В десять мы с женой собирались в казино. Она немного опоздала, приехали туда лишь в одиннадцать. Рассказать, сколько проиграли? — насмешки в голосе слышно не было, но тон мне не понравился.
— Не надо, — великодушно разрешила я. — Мы еще до сути не добрались.
Шеф и бровью не повел. Железные нервы у мужика. Не зря с трупами работает.
— В той комнате, — он махнул рукой в сторону двери справа, почти сливавшейся со стеной, — сейф. Во вторник утром он оказался открытым и пустым. Двери в комнату и в кабинет я запирал сам, второй этаж тоже. — Шеф сделал передышку, руки у него чуть-чуть подрагивали. — Пропали деньги и документы.
— Много?
— Денег-то? — шеф назвал сумму. Я присвистнула. Надо менять профессию.
— Рыли могилу и клад нашли? — не удержалась я.
— Мне не смешно.
— Ах, простите. — Пропади у меня столько, я бы тоже потеряла чувство юмора, веру в человеческую порядочность и ушла в монастырь. Впрочем, на данном этапе карьеры бояться мне нечего.
— Бог с ними, с деньгами. Найдите документы.
— Нет проблем, но я должна иметь представление, что в них. — Моя жизнерадостность била ключом.
Шеф замялся и подозрительно посмотрел на Виктора.
— Обязательно?
Виктор дернулся. Я возмущенно захлопнула блокнот.
— Мы не кроссворд разгадываем. Из-за них люди гибнут.
Шеф покатал по столу ручку, обдумывая ситуацию.
— Все? Ваш рассказ закончен? — вредничала я. — К сожалению, ничем не могу помочь.
— Зачем вам подробности?.. Просто найдите документы.
— Ага, пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Виктор, мы уходим.
— Подождите, — решился шеф. — Сформулирую так: они проливают свет на некоторые загадочные моменты внезапных смертей многих известных людей. Понимаете? Нераскрытые преступления, несчастные случаи… В сейфе были бумаги, фотографии, видеозаписи. Попади они не в те руки, — шеф поежился, — шантаж станет самой приятной перспективой, а скорее я сам или, точнее, то, что от меня останется, превратится в нераскрытое преступление.
— Ясно. Опасное увлечение.
Желание иронизировать у меня как рукой сняло. Тем более что выражение лица шефа и так давало понять, что, не потрать он уже два дня на бесплодные поиски и будь у него выбор, я была бы уволена без выходного пособия.
— Больше ничего не пропало?
— Как ни странно, да. Исчезла папка с обычной служебной документацией. — Шеф обвел обвиняющим взором поверхность стола, будто именно она была виновата во всех его неприятностях.
— Почему вы решили, что вор — Олег? — Я раскрыла блокнот, но записи делать не торопилась. Нет у меня желания вслед за шефом пополнять печальную статистику уголовных преступлений.
— Вот, — Игорь Ефимович бросил на стол карточку. — Нашли в туалете.
— Что это? — повертела ее в руках, рассмотрела на свет, обнюхала, разве что на зуб не попробовала. Связь между Олегом и размытым изображением яснее не стала.
— Фотография кода. На ней отпечатки пальцев вашего Сухова.
— Точно?
— Знакомые в лаборатории, — неохотно объяснил шеф.
— Не может быть! — вмешался Виктор. — Олег — вор! Какая нелепость.
— Он никогда бы не заработал таких денег. Тем более честным путем, — резко прервал его шеф. И мне, уже другим тоном: — Я звонил Сухову домой, на работу. Он нигде не появлялся. Будь его совесть чиста, стал бы он прятаться?
— Мы от вас тоже вчера весь день бегали. Не такой Олег человек. В гробу он ваши деньги видел! — буркнул Виктор и осекся, сообразив, что сказал.
Шеф притворился глухим, а я перевела тему:
— Кто-нибудь еще оставался в «Последнем пути»?
— Да. Охранник и ночная приемщица.
Я сделала пометку в блокноте.
— Они не могли стать похитителями? — Слово «приемщица» обвела в овальную рамочку.
— Проверил. — Глаза шефа жестко сверкнули. Ой, не завидую я им. К рамочке я подрисовала кружочек и четыре палочки. Вышло похоже на овцу.
— Хотелось бы с ними побеседовать лично, — около кружочка я подписала «ложь», а под каждой палочкой по одному вопросу: «Когда?», «Почему?», «Где?» и «Как?».
— Устрою, — шеф вызвал по коммутатору секретаршу и отдал распоряжения.
— Обыск у Олега — ваших рук дело?
— Да.
— Конечно, ничего не нашли?
— Нашли, — криво усмехнулся шеф и швырнул передо мной пачку долларов.
— Ничего себе! Из похищенных?
— Да. — Шеф с вызовом глянул на Виктора. Тот ошарашенно таращился на деньги. Вот тебе и безупречный дружок.
— Где они были?
— В чемоданчике. Знаете, у него такой был, для грима?
Я кивнула и продолжила:
— Как выяснили про встречу с Виктором? — Сейчас я узнаю, работала ли та женщина, которой проболталась Маришка, на шефа или нет.
Игорь Ефимович самодовольно осклабился:
— Старые связи на телефонной станции. Выяснить, куда был звонок из дома Олега, труда не составило. Проследили за ним, — шеф качнул головой в сторону Виктора, — до самого парохода. Слежки молодой человек не заметил.
— Страшное дело.
— Не понял, — насторожился шеф.
— Город тесный, — пояснила я. — Кругом одни знакомые: в милиции, на коммутаторе. Признавайтесь, где еще?
— Много. Работа такая. — Шеф рассматривал меня, соображая, то ли я действительно восхищаюсь, то ли опять издеваюсь. Ни то ни другое. Что бы я сама делала без всевозможных связей? Небольшие города тем и хороши, что одна половина населения — друзья, приятели, братья, сваты, одноклассники другой половины или, на худой конец, пила или сидела с ней. Я всегда считала, что чем больше контактов, тем проще жить. Никогда не знаешь, кто пригодится, потому и спросила:
— Надеюсь, я теперь могу причислить вас к своему блату? Скидки на продукцию будут?
— Похороню как родственницу, — серьезно пообещал шеф.
Настал мой черед задуматься, шутит он или нет. Игорь Ефимович вернулся к делу.
— Сами понимаете, убивать Олега мне было не с руки.
— С рук это никому не сойдет, — прошипел Виктор.
— Есть предположения, кому его смерть могла понадобиться? — Страницу моего блокнота украсил большой знак вопроса.
— Подельщики, заказчики, кто угодно. Вряд ли Олег работал один. Не настолько он был умен, чтобы все спланировать, — отозвался шеф.
— А как насчет вчерашних трупов в катафалке, тоже никаких идей? — Знак вопроса становился все жирнее.
— Кто угодно, — повторил Игорь Ефимович. — Одна надежда на вашу подружку. — Он выжидающе замолчал. Нахал. На меня ему, значит, никакой надежды. Сижу здесь, просто время трачу для успокоения его совести. Скрывать мне больше нечего. Успокою беднягу.
— Не сообщила она нам последних слов визажиста-неудачника.