Марина Серова - Чем черт не шутит

— Игорь Ефимович, отчего вы не выгоните этих бездельниц?

— Но, Танечка… — опешил шеф. Мысли его я легко прочитала: ультиматум из вредности, или она их в чем-то подозревает? Полная тишина повисла на несколько минут. Я наслаждалась.

— Или сократите им зарплату. Втрое. Все равно толку от них никакого.

Я победоносно удалилась, представляя, что сейчас переживают мерзавки. Последнее слово осталось за мной, и они наложили в свое красивое французское белье. Мы прошли по коридору почти до выхода во двор, затем спустились по лесенке и остановились перед тремя запертыми железными дверями. Шеф открыл левую, и мы вошли. В помещении стоял специфический запах человеческой плоти, красок и химикалий. По стенам шкафы, посередине два пустых стола. Над ними огромная лампа, какую используют хирурги при операциях. Меня заинтересовали внутренности одного из шкафов: длинные тонкие щипцы и крючки, пряные травы в фарфоровых чашечках.

— Мумифицируете? — поразилась я.

Шеф засмущался.

— У нас солидное заведение, широкий комплекс услуг.

Я обошла комнату, постукивая пальцами по столам в центре. В результате с них поднялось облачко розовой душистой пудры и застыло в воздухе, не желая опускаться.

— Все сохранено в том виде, в каком обнаружили после похищения?

Шеф развел руками:

— Сами понимаете, гроб с телом пришлось отдать родственникам и похоронить.

— Тогда, Игорь Ефимович, ваше личное присутствие больше не требуется. Предупредите своих сотрудников, мы немного пошастаем по агентству, а они пусть будут готовы отвечать на наши вопросы.

— Зайдете перед уходом?

— Посмотрим, но в курсе дел держать будем. — Мы обменялись телефонами. — Не беспокойтесь. В бассейне поплавайте, коньячку выпейте. Найду я ваши документы.

— Откуда такая уверенность? — шеф хотя и держался огурчиком, но было заметно — устал и опечален.

— Профессиональное чутье, — улыбнулась ему я.

Мы распрощались, и он побрел в свои покои. Расставшись с шефом, я опять обежала рабочую комнату Олега. Мое нутро, закаленное на куда более изощренных и неразрешимых загадках, настойчиво твердило мне: не спеши уходить, решение должно быть здесь, где-то рядом, просто ты его пока не видишь.

Вскоре я начала грустить среди мрачных шкафов с непонятным или, еще хуже, знакомым содержимым. Постояла на пороге, оглянулась с надеждой: вдруг осенит? Бесполезно. Мои маленькие серые клеточки, как говаривал Пуаро, ушли в отпуск, не выдав напоследок ни одной светлой идеи. Виктор смотрел сочувственно. Я уже собиралась ляпнуть ему очередную грубость, пошлость или просто шутку, но тут в животе у меня громко и раскатисто заурчало. Не ожидала я такой подлости от собственного желудка, но, коли мозги отказывают, доверять остальному неразумному организму смешно.

— Проголодалась? — Виктор захлопнул за мной дверь.

— Ага. — Он угадал, хотя урчание моего брюшка означает также смертельный испуг и переизбыток газов после разных экзотических блюд, гороховой каши, например.

— Поехали, поедим.

— Я не могу думать о еде в такой момент, — сложно передать словами лихорадочное возбуждение, охватившее меня.

— Время терпит.

— Дорога каждая минута.

— У тебя появились новые соображения?

— Пока нет, но я жду не дождусь.

— Ты не хочешь ими поделиться? — Могу поклясться, в его голосе звучала обида.

— Витя, послушай…

Он не дал мне договорить.

— Скажи честно, я тебе мешаю?

— С чего ты взял?

— Зачем великой сыщице Татьяне Ивановой, которая никогда не ошибается и не проигрывает, обыкновенный и ничем не примечательный охранник?

Сказала бы я, зачем…

— Витенька. — Я взглянула в его прекрасные глаза. — Нравится тебе это или нет, ты прежде всего мой друг. Надоело — не держу, можешь бросить меня и идти на все четыре стороны.

Штирлиц посопел, но слово «бросить» приковало его к полу. Предавать он не умел.

— Один на один с совершенно неизвестным противником, имея в тылу сквалыгу шефа и его бандюг, мне не выстоять. — Хорошая, качественная ложь, в которую мужчины предпочитают верить без оглядки.

— Ты хотя бы догадываешься, с кем нам предстоит иметь дело?

— Не переоценивай меня. Я знаю то же, что и ты. Пропавшие документы многие мечтали бы заполучить. Не напрягаясь, могу вспомнить тройку-четверку странных кончин больших людей нашего города.

— Да, подозреваемых — море.

— Надо выяснить, с кем из них имел связь Олег.

— Олег — не вор.

В который раз слышу это утверждение? В пятисотый? Вот упрямец!

— Пойми! Речь не о деньгах. Они ему, допустим, были не нужны. Но шефовы бумажки, дискеты, кассеты — свидетельства преступлений — дали бы Олегу огромную власть, — я разгорячилась.

— Прости, ты говоришь чушь, — он спокойно гнул свое.

— Или твой друг собирался устроить череду громких разоблачений. Донести до народа правду о сильных мира сего. Он же благородный правдолюбец! — Виктор словно не услышал иронии.

— Татьяна, Олегу нравилась его жизнь. Ни деньги, ни власть, ни сомнительная истина не заставили бы его отказаться от радости жить, любить женщин, смеяться, есть, пить. Кого угодно, но не его.

Я пожала плечами. Безнадежно.

— Посмотри на меня!

Я посмотрела. Как всегда, приятное зрелище. Плюс нежный румянец на скулах, глаза горят.

— Я мог бы совершить то, в чем вы все обвиняете Олега?

Я вздохнула, почесала нос, пригладила волосы. Виктор совершенно не походил на вора. Окажись он на месте своего друга, я первая бы с пеной у рта убеждала каждого: он — не вор. Пришлось ответить честно:

— Нет.

— Так вот, характер Олега точная копия моего. Мне меньше везло с женщинами, ему с работой.

— Я тебе верю. Тема исчерпана. — Мысленно я продолжила: если я опять назову твоего приятеля вором, не плюйся ядом, что с меня взять, старая, больная, забывчивая женщина. — Потопали в вестибюль. Надо встретиться с приемщицей и охранником, дежурившими в вечер ограбления.

Я шла по коридору, представляя очередное свидание со «стеклянными барышнями», перетряхнула словарный запас, откопала парочку убийственных выражений. Но использовать их мне было не суждено. Когда мы очутились в холле, наше внимание привлекла стройная красивая женщина, стоящая у лестницы. Одну ногу она в задумчивости поставила на первую ступеньку. В правой руке она держала маленькую белую сумочку, в левой диктофон. В следующее мгновение мы услышали ее низкий грудной голос:

— Двенадцать пятнадцать, я у мужа в агентстве. Не забыть зайти в «Рибок», ему нужны новые кроссовки.

Она опустила руку, щелкнув кнопкой, и подняла глаза на нас. Лет ей было за сорок, выглядела на тридцать три. Черный, мягко струящийся шелковый брючный костюм, туфли на высоченном каблуке, на шее яркий шарф, завязанный узлом вбок. Морщины скрывает, хотя у меня их, наверное, раза в два больше. Короткая стрижка, темные пушистые волосы. Много косметики, придающей лицу естественный, ненакрашенный вид. Минимум золота — обручальное кольцо и серьги с бриллиантами. Как я понимаю, перед нами стояла первая леди «Последнего пути». Красивая, элегантная, ухоженная, очень дорогая. В ее облике было еще кое-что, неявное, неброское, но я нутром почуяла — главное: сила и ум. Мерзавки за компьютерами взирали на нее с рабским почтением. И таким женщинам изменяют! Пойми нынешних мужиков. Свихнуться легче. И с кем? Мне припомнилась рыжая наглая девица. Кроме молодости, никаких достоинств. Шефова жена направилась к нам.

— Здравствуйте, — она широко улыбнулась. — Меня зовут Алла Валерьевна…

— Супруга Игоря Ефимовича, — закончила за нее я.

— Вы меня знаете? — удивилась «первая леди».

— Догадалась.

— Я о вас наслышана. У мужа от меня секретов нет. — В последнем я усомнилась, но тактично покивала. — Вы Татьяна Иванова, известный детектив. Последняя надежда Игоречка.

Я уставилась на нее. Лицо непроницаемо, издевки в голосе нет.

— Виктор Морозов, — Штирлиц представился сам и был одарен персональной ласковой улыбкой.

— Вы хотите меня расспросить? — Мы переглянулись. С какой стати? Я засобиралась сослаться на спешку, но оказалось, что отделаться от скучающей миллионерши задача сложная. — Давайте поговорим. Я вас надолго не задержу, — безапелляционно заявила она.

А не надолго — это час или два? До закрытия «Рибока» уйма времени, не желает ли она провести его с нами?

— Я наверняка расскажу вам массу полезного, — убеждала она. — И потом, разве я не в числе подозреваемых?

— Вы действительно заслуживаете нашего пристального внимания. — Я исподлобья окинула ее недобрым взглядом. Допроса захотелось? Сейчас устроим по всем правилам. Тем более что она меня очень интересовала. Алла Валерьевна и в самом деле могла быть замешана. По уши. — Нам бы где-нибудь расположиться, в уединенном месте.