Екатерина Лесина - Браслет из города ацтеков
– Да, я подъеду. А он станет со мной беседовать? Ну… нет, про него всякое говорят, но ты же лучше знаешь.
Он добавил еще что-то, но очень тихо, так, что Лиска не услышала. Зато услышала, как скрипнула предательская половица у туалета. И вторая – совсем рядом с дверью в спаленку, которую Вась-Вася предоставил Лиске для временного проживания.
Лиска вскочила и со всей поспешностью нырнула в постель, натянула одеяло на голову и застыла.
Дверь открылась без стука. Вась-Вася не считал нужным быть вежливым. Он подошел и решительно сдернул одеяло.
– Я сейчас уйду, – сказал он. – А ты можешь и дальше притворяться спящей. Только никому не открывай и никуда не уходи.
Она и не собиралась. Ей идти теперь некуда.
– Я серьезно, Елизавета. Ты – свидетель по делу об убийстве. Если ты попробуешь исчезнуть, я буду тебя искать. Найду. И упрячу за решетку.
Он накинул одеяло, развернулся и вышел из комнаты.
Входная дверь хлопнула достаточно громко, чтобы тщательно сдерживаемые слезы все-таки хлынули из глаз. Ну почему все так вышло? И когда вышло? Лиска ведь не хотела никого обижать. Просто у нее была мечта, и Лиска попыталась ее исполнить.
Она лежала в кровати, разглядывала потолок и люстру – три шара желтого стекла на серебристых рожках – и слушала тишину. Лиска сама не заметила, как уснула.
Лиска шла по берегу моря. Ноги увязали в горячем песке. Рокотали волны, разбиваясь о белый камень, и брызги соленой воды касались горячих Лискиных плеч. Слева вытянулась черная стена леса. Пальмы гнулись под весом лиан, под сводом листьев их царила влажная темнота, полная чуждой опасной жизнью. В тени распускались яркие венчики тропических цветов, порхали колибри и бабочки, струились по ветвям и лианам тонкие змеиные тела, и мерцали желтизной глаза зверя.
Лиска ощущала его присутствие.
Она остановилась, повернувшись к морю спиной, и ветер услужливо расправил парус платка-парео, подталкивая Лиску к зверю.
Она пошла.
Оборачиваться не стоило, но Лиска обернулась и увидела, как зарастают каверны ее следов. И песок обретает прежнюю белоснежную гладь, словно он и не песок даже – простыня. А море – другая простыня, изукрашенная сине-зеленой акварелью.
Пока она смотрела, зверь спустился.
Он был прекрасен. Свет и тьма смешались, выплавив гибкое тело. И Лиска, встав на колени, протянула зверю руки. Она коснулась мягкой шерсти, провела по широкой переносице и выпуклому лбу, тронула тончайшие нити-усы и засмеялась, когда ягуар зарычал.
– Я тебя не боюсь, – сказала Лиска, глядя в его янтарные глаза. – Я больше никого не боюсь.
Ягуар, зажмурившись, потерся носом о ее ладонь. И только тогда Лиска заметила, что шерсть его измазана кровью.
– Зачем ты здесь? – спросила она, обнимая зверя. Мягкий и горячий, он пах морем. – Ты пришел спасти меня?
– Я пришел спасти всех, – ответил ягуар чужим голосом.
И Лиска проснулась.
Заливался мобильник. Звонок был громкий, настойчивый, и она, еще не видя номера на табло, испугалась. А увидев, что номер незнаком, испугалась снова. Но трубку взяла и, поднеся к уху, робко произнесла:
– Алло?
– Алло! – сквозь рев близкой автотрассы донесся такой родной и знакомый голос. – Алло, Лиза, это ты?
– Я.
– А это я.
– Я рада, – она улыбнулась, потому что действительно рада была его слышать.
– Я тебя нашел. Я обещал, что найду тебя, и вот… видишь, я держу слово!
Видит.
– Я соскучился по тебе.
– И я соскучилась, – ему легко отвечать, это как игра с отражением.
– Лиза… я просто… просто хотел тебя услышать. Ты в порядке?
– Да.
Только очень хочется убежать, но бежать некуда. Ее будут искать, найдут и посадят, потому что Лиска – свидетель. И потому что Вась-Вася разозлится. У него новая жизнь и новая женщина, а Лиске не осталось места в парадигме Вась-Васиного мира.
– Я очень тебя люблю, – сказал человек, настоящего имени которого Лиска не знала. – Я соврал. Я нашел тебя давно. Я хотел позвонить, но не смел надеяться, что ты будешь рада.
– А я ждала звонка.
И боялась, что раздастся он в неподходящий момент.
– Прости меня, солнце мое. За то, что обманул твои ожидания.
Лиска не сердится.
– И за то, что оставлю тебя. Я бы хотел все изменить, но не могу. Я слишком далеко зашел. И вернуться не выйдет.
– Не исчезай.
– Не исчезну. Я буду рядом. Просто знай, что я всегда буду рядом. И никому не позволю обидеть тебя, моя драгоценная колибри…
И в трубке раздались гудки. Лиска пробовала набрать номер. И набирала снова и снова, не желая смириться с расставанием. Зачем он пришел? Сначала во сне, потом наяву. И почему ушел? И как не видит, что Лиске плевать на то, что он сделал.
Спустя час Лиска узнала о смерти адвоката Савростина Михаила Евгеньевича, павшего случайной жертвой залетных грабителей. Диктор вещал о ножевых ранениях, кровопотере и невосполнимой утрате. Лиска смотрела на фотографию папика и думала, что теперь она свободна.
Но свобода эта закрыла возможность быть рядом с человеком, которого Лиска любит, пусть и видела его лишь один раз в жизни.
Памятью о нем остался золотой браслет, спрятанный за подкладкой несессера.
Дарья все-таки появилась. Она возникла на пороге разноцветным вихрем, пригладила волосы и излишне веселым тоном предложила:
– Адам, давай лучше у тебя поговорим? Ты ж не против?
Адам не испытывал желания допускать Переславина в свой кабинет, однако помещение следовало освободить.
– Здрасьте, я Дашка, – сказала Дарья, пожимая широкую переславинскую руку. – Я его родственница. И заодно переводчик. Ну и все остальное тоже. И вашим делом занимаюсь.
– Я не помню, чтобы нанимал кого-то.
– Это легко исправить, – Дарья широко улыбнулась. – Если вам нужен Адам, вам придется иметь дело и со мной.
В кабинете она разделась, привычно запихав дутую куртку в угол шкафа. Наряд на ней был вчерашний. А сумка новая, дисгармонирующая с обувью и одеждой. К этой сумке у Дарьи имелось совершенно определенное платье – длинный вязаный балахон с широким воротом.
– Потом поговорим, – обрезала Дарья, поймав взгляд. – Вдвоем. Ладно?
Адам кивнул и протянул латунный браслет. Он указал на рисунки, и Дарья поняла правильно. Браслет она брала аккуратно, за ребра и рассматривала пристально, хотя, верно, понимала, что визуальный осмотр в данном случае не может являться адекватной заменой лабораторного исследования.
Правда, Адам был уверен, что и таковое не даст заметных результатов. Убийца продемонстрировал ум и нестандартность мышления, следовательно, вряд ли он допустит элементарную ошибку и оставит отпечатки пальцев.
– А вы, Эдгар Иванович, рассказывайте, – Дарья села и расправила мятые брюки. – К примеру, о том, где и когда ваша дочь сделала татуировку. И откуда у нее этот браслетик?
Переславин осматривался в кабинете, выбирая место. Он выбрал кресло, стоящее в углу, и сел, скрестив руки.
Характерный жест защиты. И агрессивность Переславина следовало интерпретировать так же, хотя здесь Адам уверен не был: человеческие эмоции имели слишком много оттенков.
– Да кто ты вообще такая?
– Дарья Федоровна Белова. В прошлом – следователь прокуратуры, а ныне – вольный охотник, – спокойно пояснила Дарья. – Мне кажется, что вы ведете себя не совсем правильно. Мы вам не враги. Мы пытаемся найти того, кто убил вашу дочь. И возможно, убьет еще.
На Переславина аргумент не возымел действия.
– Вам денег надо? Сколько?
– А сколько вы готовы заплатить? – Дарья вскинула голову. – Или сэкономить? Вы же у нас экономист, верно? Заочное отделение коммерческого вуза. Окончили пять лет назад. Интересненько, почему? Но я, кажется, знаю. Стыдно было? У всех дипломы о высшем образовании, а у вас – ПТУ со специализацией «механик сельскохозяйственных машин». Одно непонятно, почему вы сразу кандидатскую не купили?
– Не твое собачье дело.
Дарье определенно не нравился Переславин. С другой стороны, заработанный им капитал являлся наглядным подтверждением способностей финансиста. Документальное же свидетельство в данном случае можно было считать формальностью.
Но Адам промолчал. Не следовало лезть в беседу, Дарья лучше умеет разговаривать с людьми.
– А еще он всем врет, что вице-президент фирмочки, – продолжила ябедничать она, внимательно вглядываясь в напряженное лицо Эдгара Ивановича. – Наемный работник. Такой, как все, пусть и получающий чуть больше. На самом деле он – один из хозяев. Подпольный миллионер. И снова вопрос: откуда такая нечеловеческая скромность?
– От верблюда.
– Или от попытки ограничить запросы дочери? Универсальный аргумент, правда?
– Она знала правду, – Переславин подался вперед, упершись кулаками в колени. – Она знала!
– А кто не знал?
– Бывшая жена. Мы развелись не сразу. А когда я все-таки подал на развод, получилось, что она имеет право на половину всего.
