Деклан Хьюз - Цвет крови

Я заплатил двадцать евро скучающей девице в мешковатом белом спортивном костюме, с волосами, поднятыми вверх и залитыми лаком, и вошел внутрь. Вышибала оказался прав. Я оказался слишком стар. Зал заполонила молодежь всех мастей, включая прилично одетых девушек в вечерних платьях и грубоватых регбистов с волосами, склеенными в гребешки. Мелькали несколько лиц постарше, жертвы культурных войн, каких вы обязательно встретите на рок-концертах в любом месте, — полные, алкогольного типа, женщины с пурпурными волосами и татуировками, маленькие сморщенные мужички с грязными седыми волосами, стянутыми в хвостики, и среди них я, мужчина сорока трех лет от роду, в костюме. Я чувствовал себя лишним среди них, но, с другой стороны, я сегодня весь день чувствовал себя лишним, начиная с того момента, как Шейн Говард показал мне порнографические фотографии своей дочери. Наряду с жалостью и возмущением, какие я испытывал к Эмили, я одновременно не мог отделаться от куда менее благородного чувства — похоти, а позднее изгнать эти картинки из своей разгоряченной головы. Я взял кружку пива «Гиннесс» в баре и узнал от миниатюрной барменши с огромными глазищами и короткими волосами сливового цвета, ей, кстати, я тоже впарил вранье насчет звукозаписывающей компании, что группа «Погребальный костер Голгофы» еще не скоро будет выступать. Сейчас сцену занимала группа, облаченная в оборки и кружева и широкие белые рубахи, причем они явно перестарались с макияжем. Я никак не мог сообразить: подделывались ли они под романтические группы начала восьмидесятых или под современную волну подражавших им групп. Я допил свое пиво и взял еще кружку. Барменша показала мне на Джерри Далтона через зал от меня и сказала, что их группа уже пользуется успехом, но сделки с ними пока никто не заключил, поэтому тот, кто успеет это сделать первым, может считать, что ему повезло. Ее огромные глаза горели страстью, и она сама казалась сильно влюбленной в Далтона. Я спросил, знает ли барменша Эмили Говард и была ли Эмили подружкой Далтона, но она покачала головой и сочувственно улыбнулась по поводу моей возрастной ограниченности. По ее словам, она интересовалась только музыкой.

Джерри Далтон выглядел высоким и стройным, с густой шапкой вьющихся темных волос до плеч и бородкой, которой не удавалось спрятать чистую линию его квадратного подбородка. Он был в черной футболке, на ней огненными буквами было написано «Погребальный костер Голгофы», а также черных джинсах и ботинках с толстыми металлическими каблуками. На шее висел перевернутый крест, а еще Джерри был увешан кучей колец и браслетов с изображениями черепов и змеиных голов. Парень стоял у высокого круглого бара с бутылкой пива в руке и разговаривал со слегка безумным на вид юношей с длинными вьющимися светлыми волосами и в очках с черной оправой. Впрочем, последний тут же исчез, стоило мне представиться.

— Частный детектив? Вау, умереть можно, — восхитился Джерри Далтон. — Чем могу помочь?

— Хочу расспросить вас о вашей подружке, Эмили Говард.

— Она не моя подружка.

— Разве? Я думал, что подружка.

— Он думал… Вообще, какое ваше дело?

— Эмили исчезала. Кто-то шантажировал ее отца. Я ее нашел. Она сказала, что ты был тем, от кого Дэвид Брэди узнал о шантаже. Сейчас Эмили дома, Дэвид Брэди мертв, и я хочу знать, кто за всем этим стоит.

Джерри Далтон обалдело смотрел на меня.

— Дэвид Брэди мертв? Почему мертв?

— Его убили. Сначала избили, потом зарезали. Тот, кто это сделал, потрудился от души. Итак, Джерри, от имени кого вы давали Дэвиду указания? Брока Тейлора?

Далтон отпил глоток пива и отрицательно покачал головой.

— Брока Тейлора? Не думаю. Если честно, то не знаю.

— Как это ты не знаешь? По словам Эмили, ты являлся посредником.

— Ну, это не совсем так. Я ведь работаю на полставки в регби-клубе в Сифилде. Так я заступил на смену в прошлые выходные — вечером в пятницу, если точнее, с десяти до семи. И Барнеси, Тони Барнес, он там менеджер, сказал мне, что для меня есть письмо за баром. Я его открыл, там внутри находился еще один запечатанный конверт и записка, где говорилось, чтобы я обязательно доставил этот конверт Дэвиду Брэди.

— Что за записка?

— От руки. Без подписи. Кажется, она все еще у меня.

Он поднял длинное черное кожаное пальто с пола, порылся в карманах и вытащил горсть бумажек; среди квитанций, обрывков билетов и флайеров он отыскал сложенную кремовую бумажку. Я развернул ее. Чернилами, почерком, который почему-то показался мне странно знакомым, было написано:

«Джерри, пожалуйста, позаботься, чтобы Дэвид Брэди это получил».

— Барнеси сказал, кто принес конверт?

— Он не видел.

— И что случилось потом?

— В тот вечер был матч. Дэвид Брэди потом зашел сюда вместе с регбистами, они все налегли на пиво. Я отдал ему конверт. Немного погодя он подошел ко мне и спросил, не знаю ли я, кто оставил этот конверт. Мне кажется, он был здорово возбужден.

— Что ты имеешь в виду под «кажется»?

Далтон приложил ладонь к губам, как будто собирался сказать что-то, чего говорить не следовало, затем помахал ею над головой.

— Ну, Дэвид был не самым… не хочу говорить плохо о покойном, но он был грубым парнем, понимаете? Вокруг него всегда толпились люди, смеявшиеся над его шутками, а он постоянно кого-то высмеивал… и был довольно агрессивным в отношении работников бара; он останавливался у стойки, молчал, считал, что все должны знать, что он пьет, а когда ему наливали выпивку, он спрашивал: «А ребятам?» — и вы обязаны были знать, что они пьют, а если не знали, он мог быть очень грубым… Понимаю, все звучит довольно мелко; я только хочу сказать, что не помню, взволновало его как-то особенно это письмо или нет, потому что его обычные манеры казались настолько враждебными, что это прошло мимо меня, понимаете?

— Расскажи мне об Эмили.

— Ага. Мы встретились примерно месяц назад. Первый курс, все новые ребята. Мы пару раз встречались, ходили куда-то, мне она понравилась, но она оставалась довольно равнодушна, и я не навязывался. Если бы это зависело от меня, мы бы встречались чаще. Но она не из тех девушек, которыми можно командовать.

— Ты в ее доме бывал?

— Я знаком с ее матерью. Она ничего себе.

— Скажи мне, что ты знаешь о Броке Тейлоре?

Джерри опасливо оглянулся.

— Ему принадлежит это заведение, но он редко тут бывает. Его чаще можно увидеть в регби-клубе в Сифилде. Ходит в костюме, но вообще он парень сильный и крепкий, сам похож на регбиста, хотя по своему происхождению клубу не подходит. Но туда постепенно проникает — ведь у него так много бабок, и он радостно жертвует их на строительство или еще на что-нибудь. Так что все простили ему, чем он занимался раньше, или же забыли.

— А как насчет Рейлли? Ты их там видел?

— В регби-клубе? Им официально запрещено там появляться. Их можно встретить на парковке, где они торгуют своим товаром.

— Кокаин?

— Экстази, но в основном «снежок». Мерзкие типы.

— Дэвид Брэди являлся их клиентом?

— О да. Из-за этого он и играть стал дерьмово. Дэвид единственный, кто мог ввести этих козлов в клуб. Никто не стал бы связываться с Дэвидом Брэди.

Группа на сцене закончила свое выступление крещендо на синтезаторе. В зале раздались редкие аплодисменты. Зажегся яркий свет, немилосердный даже к молодым лицам. Джерри Далтон встал.

— Мы следующие, мистер Лоу. Но если у вас будут еще вопросы, свяжитесь со мной. Мне на самом деле нравится Эмили, так что я сделаю все, чтобы помочь.

Я записал его номер телефона. На сцену вышел рыжий парень с челкой и взял приступом барабанную установку. Думаю, это помогало объяснить его слегка безумный вид. Джерри Далтон подобрал свое пальто и протянул мне руку. Я показал на перевернутый крест у него на шее.

— Это зачем?

Он потрогал крест пальцем, оглянулся по сторонам и широким жестом обвел помещение.

— Тут все дело в ханжестве, мистер Лоу.

Я не стал спорить.

«Гиннесс» оказался отменным, так что я взял еще пинту и стал ждать начала выступления группы. «Поминальный костер Голгофы» представлял собой трио металлистов, где Джерри играл на гитаре и пел, а парень с окладистой бородой и в черном пальто играл на бас-гитаре, повернувшись спиной к залу. Они напоминали тяжелый металл семидесятых и грандж девяностых — все очень мрачно, но ребятки немного умели играть. Их песни назывались «Озеро огня», «Судный день» и «Кровь на ветру». Сначала я улыбался, но потом просто почувствовал себя старым. Я потерял способность слушать музыку, когда умерла моя дочь, и эта способность до сих пор не вернулась. Если подобное произойдет, я сомневаюсь, что стану слушать тяжелый металл. Но они выглядели искренними, а голос Далтона звучал достаточно низко, чтобы не вспоминать о зажатых в тисках яйцах. Когда я допил пиво и ушел, ребятишки на сцене от души орали в микрофоны.