Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
Обсуждать с Гаврюшкиным проблемы коррупции в мэрии Норов не собирался и делал вид, что его это не касается.
–Лошкарев богаче вас в десять раз! – не унимался Гаврюшкин.
–Ну и что?
–Как это – что?! Вы – зам, а он – глава администрации! Вы же главнее!
–Я же не по воровству главнее. Тебе-то до этого какое дело?
–Да мне за державу обидно! Ведь страну на глазах растаскивают! Хоть пулемет в руки бери! Я бы их всех лично расстрелял! Пал Саныч, может, вы меня куда-нибудь определите, а? Я хоть в одном месте порядок наведу! Вы ж меня знаете! Копейки не украду!
Было ясно, что Гаврюшкин рвался в начальники. Способностями к администрированию он, по мнению Норова, не обладал, и при его рвении легко мог наломать дров, но воровство городских чиновников, с которыми Норов вел изнурительную войну, принимало угрожающие для репутации мэра размеры. Гаврюшкин, по крайней мере, был честен и прям.
После некоторых колебаний Норов переговорил с мэром, и тот подписал приказ о назначении Гаврюшкина заместителем главы администрации Центрального района, самого большого в Саратове. Это была серьезная должность; Гаврюшкин до нее не дотягивал, ни по возрасту, ни по жизненному опыту, ни по уму, – даже он сам понимал это. Это не мешало ему быть на седьмом небе от счастья. Он беспрестанно благодарил Норова, клялся ему в вечной верности и готов был ради него на все.
Свое назначение он отпраздновал в небольшом кафе, пригласив Норова, некоторых из его сотрудников, в первую очередь Анну, девушек из секретариата, и, конечно, охранников, которые теперь взирали на него не только с недоброжелательством, но и с завистью. Всего собралось человек тридцать.
Проскучав за столом часа полтора, произнеся поздравительный тост и обнявшись на прощанье с Гаврюшкиным, Норов, как водится, отбыл, чтобы не мешать подчиненным, и веселье продолжалось уже без охлаждающего ока руководства.
* * *
Проставлялся Гаврюшкин в пятницу, а в субботу, когда Норов приехал на службу, секретарша Маша, с опухшими от слез красными глазами, молча подала ему заявление об увольнении.
У Норова была два секретаря, работавших посменно. Маша была красивой дородной пышногрудой блондинкой, лет тридцати, общительной, добродушной, любительницей попить чаю с конфетами и посплетничать с сотрудниками. Она была замужем, имела семилетнего сына; своей должностью в мэрии она очень дорожила и гордилась.
С Норовым Маша работала уже пять лет, и в самом начале у них была мимолетная связь. Несмотря на строгие принципы, Норову порой случалось залезать под юбки сотрудницам, хотя за каждый подобный случай он себя ругал. Происходило это чаще по их инициативе, чем по его; он был интересный мужчина во власти; о его щедрости ходили легенды, к тому же все знали, что «бывших» он не увольняет.
Норов спросил Машу о причинах столь внезапного решения, но та лишь разрыдалась и выбежала из кабинета. Вызванная повторно через пять минут, она, выпив воды и несколько успокоившись, прерываясь всхлипываниями, поведала Норову, что накануне, на вечеринке в кафе, она намешала шампанского с коньяком, сильно перебрала, и Гаврюшкин вызвался ее подвезти. Маша поехала с ним, а не с дежурным водителем. Не доезжая до ее дома, Гаврюшкин свернул в тихий переулок, и там, на заднем сиденье заставил ее сделать ему минет, а потом еще и грубо ее изнасиловал.
Свой рассказ она завершила рыданиями, призналась, что не может смотреть в глаза мужу и сыну, не знает, как жить дальше, – прям, хоть руки на себя накладывай.
* * *
Таких гадких происшествий на памяти Норова в мэрии еще не случалось. Не верить Маше он не мог; он знал ее, как свои пять пальцев, и в ее преданности не сомневался. Но и от Гаврюшкина он такого не ожидал; от кого-кого, только не от него! Он не понимал, как мог так ошибиться в человеке.
Маша умоляла его никому ничего не рассказывать, – полноценное расследование исключалось. Норов попытался осторожно расспросить охрану об обстоятельствах вчерашнего вечера. Из их невразумительных объяснений можно было заключить, что к Маше Гаврюшкин клеился уже давно; охранники не раз видели, как он любезничал с ней в приемной, «делал пробросы», как они выражались, а с ними высказывался в том смысле, что буфера у нее нормальные, есть за что подержаться. Но вот о том, было ли между Гаврюшкиным и Машей что-то такое, или не было, охранники не знали, поскольку свечку не держали.
Норов поговорил и с Анной; та по обыкновению была очень сдержанна и обдуманна в словах. Симпатий к Маше она не испытывала, считая ее легкомысленной и небрежной в работе. Гаврюшкина, впрочем, она тоже не жаловала, однако, по ее мнению, Маша сама делала ему авансы и ухаживаний его уж точно не отвергала.
Вчера Маша, на взгляд Анны, выглядела весьма вызывающе: в коротком декольтированном платье в обтяжку и черных колготках,– так, по убеждению Анны, женщины наряжаются, когда хотят привлечь к себе внимание. Сама Анна, например, на корпоративные вечеринки так никогда не одевается. (Этого можно было и не говорить; ее неумение одеваться было известно Норову лучше, чем кому бы то ни было). Уехала Анна почти сразу после Норова, и что происходило позже, рассказать не может. Они что-то натворили? Что ей следует предпринять?
Норов вызвал для объяснений Гаврюшкина.
* * *
Гаврюшкин вошел в кабинет Норова бодрым, широким шагом, все еще переполненный вчерашней радостью. Он сел напротив Норова, не сводя с него глаз, светившихся любовью и собачьей преданностью. На опухшую от слез Машу, сидевшую поодаль, он даже не посмотрел.
–Что у вас вчера случилось?– обратился Норов к Гаврюшкину.
–С кем?
–С Машей.
Гаврюшкин повернулся, наткнулся на негодующий взгляд Маши и сник.
–Ничего… вроде…
–Совсем ничего? – настаивал Норов.
–Совсем,– угрюмо подтвердил Гаврюшкин.
Маша открыла было рот, чтобы возразить, но Норов сделал ей знак помолчать.
–У вас был вчера интим? – напрямую спросил он.
Гаврюшкин опустил голову еще ниже.
–Ну… нет,– сказал он.
–Ты уверен?
Гаврюшкин нервно подернул плечами
–Ну… Как сказать?… В рот она у меня брала,– неохотно признал он.
–Что ты врешь?! – выкрикнула Маша.– Ты меня заставил!
–Где это произошло? – продолжал Норов.
Гаврюшкин молчал.
–В машине?
–Угу…
–Ты ее насиловал?
–Я?! – вскинулся Гаврюшкин.– Ее?! Да вы че, Пал
