Валентина Демьянова - Страсти по Веласкесу
— Ты чего такая? Случилось что? — удивилась я.
— Нет… у меня все нормально, а вот ты…
— Говорю же, по делу ездила!
И тут вдруг до меня дошло, что подруга, несмотря на наше долгое знакомство, никогда не видела меня в «маскараде». Она, конечно, была в курсе моих дел и отлично знала, чем именно я занимаюсь, но в детали я ее никогда не посвящала.
— Подожди, сейчас переоденусь и все объясню, — сказала я и поплелась в ванную смывать с себя килограммы косметики.
Когда через пятнадцать минут я, сияя чистотой и благоухая свежестью, появилась на кухне, Даша уже заварила чай и теперь горела желанием узнать подробности.
— Объясни толком, что происходит? Куда ты ездила в таком виде? — накинулась она на меня.
— В академию генеалогических изысканий.
— Ты шутишь?
— Нет, конечно! Какие могут быть шутки, когда разговор касается дела?
— В таком виде?! — ужаснулась подруга.
— А чем он тебе не нравится? Там каждая шмотка на полштуки баксов тянет, — усмехнулась я.
— Прекрати ваньку валять! Ненавижу, когда ты такой становишься! — грозно сказала Дарья, темнея лицом от гнева.
Гневаться Даша любит. Делает она это часто, шумно и по любому поводу, но я давно уже научилась различать за ее привычной громогласностью настоящую ярость, последствия которой обычно бывают непредсказуемы. Сейчас был именно такой случай. Благоразумно решив не нарываться, я смолчала, прошла к столу и, упав на диванчик, горько пожаловалась:
— Устала, сил нет! Ты и представить себе не можешь, до чего тяжело в течение нескольких часов изображать полную дурочку. Ощущение такое, будто смену у станка отстояла.
К сожалению, проверенная уловка в этот раз не сработала, и подруга не пожелала сменить гнев на милость. Уперев руки в массивные бока, она ехидно поинтересовалась:
— И что за нужда заставила тебя это сделать?
— Были причины… — вздохнула я.
— Может, объяснишь?
Я подняла на нее глаза и очень серьезно сказала:
— Мне, Даша, часто приходится играть самые разные роли. Работа такая. Не всегда можно людям все честно выложить. Результат может оказаться не тем, какой мне нужен.
— И сегодня так? — недоверчиво спросила подруга.
— И сегодня, — вздохнула я. — Прикинь, являюсь я в эту академию со странной просьбой — раскопать для меня подробности частной жизни двух давно канувших в Лету семейств. А они, заметь, все там такие важные, занимаются исключительно серьезными исследованиями, генеалогические древа без устали рисуют. Выложи я им все начистоту, стали бы они иметь со мной дело? Наверняка нет! Заподозрили бы неладное и быстренько оказали. А я придумала себе образ, в устах которого самая бредовая просьба выглядит естественно, и все получилось. Ну, кроме этого были у меня еще кое-какие причины для маскарада, но это так… мелочи.
— И чем закончился визит? — совсем уж мирно спросила Дарья.
— Договор заключила. Обещают покопаться в архивах и подобрать нужный материал, — хмыкнула я.
— И сколько они с тебя слупили за эту работу?
— В общей сложности, шесть тысяч. Долларов, естественно. Аванс в две тысячи я уже внесла.
— С ума сошла! Это же уйма денег!
— Не бери в голову. Придумаю что-нибудь, — отмахнулась я.
— Считаешь, будут результаты?
— Загляну через недельку, справлюсь. Особых надежд не питаю. Для выполнения моего задания им нужно найти письма, дневники. А всего этого может и не обнаружиться. В общем, все пока зыбко и никакой уверенности в положительном результате нет.
Дарья перевела взгляд на окно за моей спиной и задумчиво произнесла:
— Я тут на досуге размышляла о твоей картине…
При этих словах я насторожилась. Дарья не зря слыла среди коллег и друзей большой умницей, если уж она чем серьезно озадачивалась, то результаты всегда были блестящими.
— И что? — спросила я, лелея в душе робкую надежду, что подруга присоветует нечто дельное.
— То, что ты ищешь следы Щербацкой правильно, но этого недостаточно. Одним этим ограничиваться нельзя. Может оказаться, пустышку тянешь, — сказала Даша.
Спорить с этим было бы глупо, сама столько раз тратила время впустую, идя по ложному следу.
— Так часто бывает, — нетерпеливо согласилась я и замерла в ожидании.
— Я вот что думаю… Картину у Щербацкой ведь в двадцать четвертом году отняли, так?
Я торопливо кивнула.
— А это было уже советское время! Кто тогда занимался изъятием ценностей у буржуазии и дворянства? Власти!
— А может, автор письма имеет в виду вульгарное воровство?
— Все может быть! — рассердилась Даша. — Не сбивай меня с мысли. Мы сейчас мой вариант разбираем. Так вот… Он ведь не написал «украли», нет! Он употребил словосочетание «незаконно изъяли»! По сути это одно и то же, но оттенок разный, и это наводит на определенные размышления.
— К чему ты клонишь?
— Объясняю! Вывоз художественных ценностей из усадеб и городских домов для тебя не новость, так?
— Так!
— Так, может быть, стоит проверить, не государство ли прикарманило картину?
— Мысль хорошая, но… Где ее теперь искать? Объем поступавших предметов искусства был так велик, что даже в царившей тогда суматохе систематизировать их возможности не было. Ты же знаешь: многие из них как осели в запасниках, так и лежат там до сих пор, неопознанные. Очереди своей дожидаются. Попробуй найди!
— Не все так плохо, подруга! Художественные ценности вывозились в основном в Москву. Конечно, кое-что оставляли и на местах, но самое ценное отправлялось в центр, где распределялось по государственным хранилищам. Книги направлялись в библиотечное хранилище, документы — в архивное, картины, фарфор, предметы интерьера — в музейное. И тут у нас есть зацепка!
— Вот как? — заметила я, памятуя об обширном круге Дашиных знакомых.
— Конечно! Несколько лет назад у нас в институте работала очень милая женщина. Как-то мы с ней разговорились о судьбе художественных ценностей, изъятых из усадеб после революции. Помнится, я тогда бурно возмущалась тем, что этот вывоз сопровождался большими потерями. Мол, мало того, что часть вещей погибла от неосторожного обращения, а часть была просто расхищена всякого рода проходимцами, так даже тем, что удалось сохранить, не могли распорядиться с умом. Да, я была права, но говорила, как это часто со мной бывает, чересчур резко, и она вдруг возмутилась и стала со мной спорить. Доказывала, что изъятие произведений искусства из усадеб было единственно возможным путем их спасения от гибели, и что люди, занимающиеся этим, были настоящими подвижниками. Как потом оказалось, ее дед работал в Национальном музейном фонде и имел прямое отношение к изъятию художественных ценностей из «дворянских гнезд». Помнится, она упоминала, что после него остались какие-то бумаги.
— Интересно было бы взглянуть.
— Хочешь, позвоню ей?
— Несмотря на ссору, поддерживаете отношения?
— Какая там ссора! Так, немного погорячились обе, покричали и мирно разошлись. Мы с ней в прекрасных отношениях.
— Валяй, звони, а я пока ужином займусь.
— Только не это! Знаю я твои кулинарные таланты. Только испортишь все.
— Я очень хорошо умею жарить картошку, — напомнила я.
— Вот-вот, и я о том же. Твоей картошкой я сыта по горло. И потом, я на диете. Уже две недели как худею, так что, милая, ты посиди в уголочке и ничего не трогай, а я позвоню и потом быстренько сварганю что-нибудь съедобное.
Возразить было нечего. Большую часть времени я провожу в разъездах, домашнее хозяйство веду через пень-колоду, а по часть готовки и вовсе была полным нулем.
Дарья отправилась в комнату звонить, а я устроилась поудобнее на диване и задумалась: «Последнее время я много суечусь, а результатов никаких. От Герасима до сих пор нет известий. То ли он сильно занят, и у него пока руки не дошли до того, о чем я его просила, то ли дело оказалось не таким уж простым. Что ж, подожду еще денек и начну теребить парня. На академию тоже особой надежды нет. Семейные документы, если они сохранились, могут быть рассеянны по разным архивам, и найти их будет непросто. А уж сколько кропотливой работы потребуется проделать, чтобы раскопать все необходимое!»
Вернулась Дарья и торжествующе объявила:
— Договорилась! Бумаги у нее на даче. Если хочешь, она может съездить туда с тобой в ближайшие выходные.
— Съезжу обязательно, хоть и не очень верю, что найду там что-нибудь стоящее.
— Вот здесь все и лежит, — указала Вера Геннадиевна на четыре довольно больших фанерных ящика у стены. — Все рассортировано по годам, каждый ящик подписан. Когда архив вывозили на дачу, дед, хотя и был уже слаб, лично следил за упаковкой.
— А почему вдруг решили все бумаги перевезти сюда?
— И вовсе не вдруг! Я долго добивалась согласия деда на это. Квартира маленькая, а нас ведь в ней четверо кроме самого деда поживало. Мы с мужем и двое детей. Шагу невозможно было сделать, чтобы не ушибиться обо что-нибудь, или, того хуже, чтобы тюк на голову не свалился. А тут еще это! Ужас!
