Валентина Демьянова - Страсти по Веласкесу
«Ильинка, Московская губерния. Вывезен семейный архив (три ящика), книги, мраморный бюст, картины, фарфор. Вывоз осуществил Махов. 22 декабря 1918 г. Привез Иващенко. Расписка №… владельцы Румянцевы».
То, что с первой строки и далее на протяжении многих страниц шли подряд названия усадеб исключительно Московской губернии, поначалу удивило меня, но потом я сообразила, что все дело заключалось в их местоположении. Естественно, что с началом кампании по изъятию первыми начали «зачищать» те имения, что находились в непосредственной близости от столицы. Пока в более удаленных местах еще только раскачивались, тут уже работали вовсю.
Прошло несколько часов. От бесконечного перечисления картин, книг, фарфора, бронзы и мебели уже рябило в глазах. Названия усадеб перемешались в голове, а фамилии тех, кто вывозил из них ценности, забывались сразу после прочтения. В основном это касалось случайных людей, тех, кто мелькал один-два раза и исчезал. Штатных эмиссаров было не так много, их имена повторялись регулярно, и некоторые я даже запомнила.
От обилия впечатлений навалилась усталость, внимание ослабло, и просто удивительно, как это я не пропустила заветную запись. Из середины очередной страницы, ничем не отличавшейся от множества других, взгляд вдруг выхватил знакомую фамилию. Батурины. Не веря в удачу, я протерла глаза и еще раз, уже медленно, перечитала написанное: «Московская губерния, Озерки. Вывезено: 3 портрета, 2 картины, бронзовые часы, 4 вазы, фарфоровая посуда, книги. Имение Батуриных». Точно, Батурины! Неужели повезло?
Поспешно переписав номера расписок, я метнулась к разложенным на полу пачкам. Ломая ногти от нетерпения, торопливо развязывала бечевки и нервно перебирала хрупкие листы. Наконец нашла нужное и заскользила пальцем по описи: два овальных портрета (мужской и женский); один детский портрет в золоченой раме, все — конца восемнадцатого века, художник неизвестен; старинные бронзовые часы середины восемнадцатого века; 4 золоченые вазы; 2 пейзажные картины, восемнадцатый век, художник неизвестен; китайский синий сервиз, 42 предмета; 227 книг (список приводится).
Картина Веласкеса «Христос в терновом венце» среди изъятых вещей не числилась. Или ее у Батуриных никогда не было, или Бардин был прав, утверждая, что ее у них украли за несколько лет до революции. В любом случае, отсутствие «Христа в терновом венце» среди реквизированных ценностей меня не особенно удивило, а вот сам перечень поразил. Если судить по этим распискам, особенно брать у Батуриных было нечего. Батурины не были богаты.
За окном давно стемнело. Шли третьи сутки моего безвылазного сидения над бумагами. В самом начале мне повезло, я неожиданно наткнулась на расписку Батуриных, но это так и оставалось моим единственным успехом. Слегка улыбнувшись, Удача покинула меня. За прошедшее время я не раз пролистала все три книги «Регистрации» от корки до корки, но того, что искала, так и не нашла. Фамилия Щербацких нигде не упоминалась, а напряжение предыдущих дней даром не прошло. Глаза покраснели и слезились, голова казалась налитой свинцом, а в горле першило от выкуренных сигарет. Чувствовала я себя совершенно разбитой и умом понимала, что в самое время отложить все в сторону и завалиться спать. К сожалению, когда я впадаю в азарт, голос разума не может докричаться до меня. Я просто не обращаю на него внимания.
Захлопнув последний том «Регистрации», я на ватных ногах побрела к ящику и, превозмогая усталость, с ослиным упрямством занялась чтением расписок. Вера Геннадиевна говорила чистую правду, ее дед действительно работал с бумагами. Я это поняла еще в тот раз, когда искала расписку Батуриных. Если в «Книгах» никакой системы не было, и ценности просто регистрировались по мере их поступления, то с расписками дело обстояло иначе. Все они были подобраны не то что по губерниям — по уездам! Каждая пачка была тщательно перевязана, а расписки внутри нее уложены в алфавитном порядке.
Начав с Московской губернии, я дошла уже до содержимого второго ящика, когда нервы неожиданно сдали. Я перечитала столько записей, передержала в своих руках столько бумаг, а то, что мне было нужно, все не попадалось! На меня вдруг накатила такая злость, что я, не помня себя, размахнулась и отшвырнула в сторону очередную пачку расписок, которые в тот момент пыталась читать. Листы вспорхнули, разлетелись по комнате и с тихим шелестом опустились на ковер. Целую минуту я смотрела на устланный бумагами пол, потом уныло пробормотала:
— Все! Ты, Анька, сбрендила.
Некрасивая получилась вспышка, но зато злость моментально ушла, я успокоилась и благоразумно постановила перенести очередной просмотр документов на следующий день. Мучаясь совестью, я принялась собирать покрывшие пол расписки, и тут случилось то, о чем я не могла и мечтать. Нет, не зря я всегда так свято верю в Случай! Хотя, по большому счету, эта вера не была случайной, и у меня имелись убедительные причины считать так.
Давно, на заре своей карьеры, я приехала в поисках документов в одну деревню. Места вокруг были сказочные! Леса, луг, речка… и никаких следов усадьбы. Ни камешка. Спрашиваю местных жителей, те в ответ головами качают. И правда, откуда им знать, что тут было в середине девятнадцатого века, если от деревни уже ничего не осталось. Кругом одни дачи. Отчаявшись, обратилась с вопросом к идущей мимо пожилой женщине. А она вдруг кивнула: «Да. Была усадьба. Вон там, на берегу реки, стояла. И принадлежала нашей семье». Я сначала ей не поверила, но, когда она пригласила меня к себе и показала все документы, вплоть до купчей, тут же сомнения отпали. Для меня те документы были большой удачей, и поскольку обнаружила я их вопреки всякой логике, то с тех пор и поверила в Случай. Случай и Удача — вот что помогало мне в жизни!
Вот и теперь! Если бы не Он, так и пропустила бы тот листок. Он одиноко лежал в сторонке, под диваном, только крохотный уголок наружу торчал. Ничем не примечательный, поднимая его, я не ждала никаких сюрпризов. Скользнув по нему взглядом, я наугад выхватила строчку, и в глаза вдруг бросились два слова: Диего Веласкес!
От предчувствия удачи потемнело в глазах. Стараясь сдержать нетерпение, нарочито неспешной походкой я вернулась к столу и медленно опустилась в кресло. Аккуратно положив листок перед собой, строго предупредила себя:
— Не питай особых надежд. Это может быть совсем другая картина!
Сказать-то сказала, но эти слова в тот момент ровно ничего не значили. Удары сердца гулко отдавались в висках, а руки от волнения затряслись мелкой дрожью. Глубоко вздохнув, я принялась разбирать убористый почерк:
«Расписка № 14.
26 ноября 1918 года мной, Дядиком Гавриилом Ивановичем, из усадьбы Павловка Владимирской губернии вывезены следующие вещи:
Игральный стол красного дерева с бронзовыми накладками, 1754 г.
Секретер с вставками севрского фарфора, 1780 г.
Бюро, 1770 г.
Консольное зеркало в золоченой резной раме. Богемия, 1847 г.»
В общей сложности было реквизировано двадцать два предмета мебели, и каждый из них был уникален.
Кроме мебели из усадьбы Павловка вывозилась посуда:
«Сервиз из белого фаянса с черным рисунком аллегорического содержания, конец XVIII века.
Сервиз чайный с зеленым мозаичным декором и пестрыми цветами, 1780 г.
Сервиз парадный с картинным изображением по Рубенсу. Примерно 1820 г.»
Длинный список вывозимого фарфора заканчивался записью: «2 парадные вазы с крышками, фаянсовые, с дальневосточным декором. Дефольт, примерно 1700 г.»
После мебели и фарфора шли фламандские гобелены в количестве двух штук, за ним следовала обозначенная одной строкой коллекция миниатюр, и только перевернув лист, я наконец добралась до того, что искала. Обратная сторона расписки начиналась с перечисления изъятых картин, и в середине этого списка обнаружилась нужная мне строка. Черным по белому было написано: «Диего Веласкес, Испания, «Христос в терновом венце». 1650 г.»
Не веря до конца в удачу, я еще раз перечитала запись. Все правильно! Действительно Веласкес и действительно — «Христос в терновом венце».
Теперь оставалось посмотреть в «Книге регистрации», кто же проживал в Павловке и владел картиной на момент изъятия. Хотя, кем бы он ни оказался, уже можно было сказать, что в Подмосковье за документами я поехала не зря.
Сначала я пыталась найти нужную мне запись по номеру расписки, но это оказалось делом сложным. Мало того, что номера часто дублировались, так еще и в их расположении отсутствовала всякая система. Гораздо проще было искать по фамилии эмиссара, тем более что она не была особо распространенной. Выбранный путь оказался верным, и, потратив не так уж много времени, я нашла то, что нужно. 26 ноября 1918 года из усадьбы Павловка Владимирской губернии уполномоченным Дядиком Г. И. было вывезено большое количество вещей. Приведенный перечень удивления не вызвал, так как полностью совпадал с распиской, но вот владельцами всего этого добра числились некие Мансдорфы.
