Фридрих Незнанский - Кандидат на убийство
В лифт поместились только с третьей попытки, протиснувшись в кабину, как выразился водитель, «бутербродиком». После этого в течение пары минут совместными усилиями нашаривали кнопки. Наконец тронулись. Натан Яковлевич стоял, распластавшись по стене, как кошерный цыпленок табака, кощунственно придавленный свиным бифштексом. Никогда еще путь наверх не казался ему таким долгим, а открывшиеся двери лифта напоминали врата рая.
Потирая размозженную грудную клетку, Натан Яковлевич простился с водителем у дверей своей квартиры и нажал на звонок. На площадку выходили три двери, но две из них, хоть и сохранили дерматиновую обивку и даже звонки на косяках, уже давно были замурованы изнутри. Все три квартиры Натан Яковлевич купил и соединил в одну. А двери сохранил по той же причине, по которой прятал новый двигатель в старом корпусе машины.
Двойные двери открыла жена Циля — высокая, на голову выше Натана Яковлевича, женщина с копной крашенных в медный цвет волос.
— Здравствуй, милая, — упавшим голосом произнес Ройтман.
— Натан, ты плохо выглядишь, — пророкотала та густым басом.
Она чмокнула мужа в лоб и подхватила его портфель.
— Отнести в кабинет? — спросила Циля как обычно.
— Да, золотце.
— Надевай тапки. Будешь ужинать? И что, ты не можешь себе позволить купить нормальный чемодан? Зачем позориться с этим старым крокодилом, который помнит наше египетское бегство?
Натан Яковлевич через силу улыбнулся бородатой семейной шутке. Черный джип не давал ему покоя. Зря он ввязался в эту историю с Варгановым… Хотя, с другой стороны, человек занимает такой пост, дело имеет такой резонанс, что, может быть, стоит рискнуть. В этих раздумьях Ройтман проследовал в роскошную ванную, размером с комнату в средней московской квартире. Намыливая руки, Натан Яковлевич покосился на белье, развешанное над огромной голубой ванной в форме ракушки, с золочеными краниками. В дверь просунулась женская рука.
— Натик, возьми чистое полотенце.
— Циля, ласточка, а что, сушилка в машине сломалась?
— Сломалась? — Жена вошла в ванную. — Почему?
Натан Яковлевич, вытирая руки, кивнул на развешанное белье.
— Так оно же там не сохнет! Я не доверяю этим машинам. Белье должно сохнуть на веревке! Иди к столу!
Ройтман подошел к ванне. В дорогой, аристократичной ванне-джакузи пузырились замоченные кальсоны тестя. Натан Яковлевич глубоко и скорбно вздохнул.
В столовой за большим, овальной формы, столом сидели тесть и теща Ройтмана — Берг Иудович и Мария Моисеевна, а также племянник Ефим из Торжка, третий год собиравшийся перебраться в общежитие университета, где учился на юридическом факультете.
— Добрый вечер! — Натан Яковлевич сел во главе стола.
— А что, в этом доме не принято здороваться со старшими? — громко сказал Берг Иудович.
— Он здоровался, папа! — вступила Циля.
— Не кричи на отца! — Мария Моисеевна приподнялась с места.
Племянник Ефим наблюдал эту сцену с видом человека, пережидающего поток машин возле светофора.
Натан Яковлевич успокаивающе положил ладонь на руку жены.
— Здравствуйте, Берг Иудович, — старательно артикулируя и глядя тестю прямо в лицо, произнес Натан Яковлевич.
— И не надо делать мне эти лица! — распалялся старик. — Я ем свой хлеб! Я военный ветеран! Я дошел до Вены!
— Жалко, ты там не остался, — одними губами прошептал Ефим, подмигнув Ройтману.
— Да, и горжусь этим, — Берг Иудович, конечно, пропустил шутку племянника. — А ты воров защищаешь!
Натан Яковлевич возвел очи горе и, сложив руки на животе, решил переждать и перемолчать скандал.
У старика был тяжелый нрав, отягощенный глухотой и уверенностью, что именно на его «баснословную» пенсию в две с половиной тысячи рублей и существует вся семья. Переубедить Берга Иудовича было невозможно по причине все той же глухоты. Он натурально пропускал слова оппонента мимо ушей. Впрочем, то, что ему было не надо, он всегда слышал…
Неожиданно в дверь позвонили. Циля поднялась, и пошла открывать, а Берг Иудович вещал рублеными фразами, сопровождая их мерными ударами кулаком по столу, отчего фарфоровая посуда и столовое серебро жалобно звенели.
Задумавшись, Ройтман следил за вилкой, которая, подпрыгивая от стариковских ударов, медленно сползала к краю.
— Добрый вечер! — раздался гортанный голос за спиной Натана Яковлевича.
Вилка со звоном упала на пол, а старик почему-то замолчал.
Ройтман обернулся. На пороге стоял высокий человек с белыми бровями и ресницами на красном, костистом лице. За его спиной маячило испуганное лицо соседки сверху, которую держал под локоть плотный молодой человек, жующий жвачку.
— Меня зовут Геннадий Борисович Пирожков, — представился альбинос. — Мы попросили эту достойную женщину… — он кивнул на соседку, — помочь нам попасть к вам в гости, уважаемый Натан Яковлевич.
Ройтман сидел неподвижно. Внутри у него все замерло от страха. Автоматически он отметил странный акцент, присутствовавший в речи гостя.
— На улице скверная погода, — продолжил визитер. — Мне не хочется оставлять своих людей там. Пусть они побудут в тепле, под вашим гостеприимным кровом.
Ройтман кивнул и проглотил слюну.
— Вы пока кушайте. — Пирожков улыбнулся. — А я вас в кабинете подожду.
Он развернулся и направился в сторону кабинета Ройтмана. Натан Яковлевич отметил, что гость слишком хорошо ориентируется в его огромной квартире. Молодой человек с жвачкой подтолкнул соседку, и она вошла в комнату. Сам он уселся на стул у двери в столовую, второй спутник Пирожкова устроился в прихожей.
— Может, присоединитесь? — пискнул Ройтман, делая робкий приглашающий жест к столу.
— Не-а, — покачал головой молодчик.
— Это из милиции? — прокричал дед. — Очень хорошо! Допрыгался, юрист! Берг Иудович всегда говорил: бросай это дело…
— Ну ты даешь, старик! — хохотнул бандит.
Ройтман со злобой уставился на деда. Он помешал ложкой молочный суп и принялся через силу есть. Это давало возможность обдумать сложившееся положение.
Пирожков Геннадий Борисович… Где-то он уже слышал это имя. Нет, напрямую их пути никогда не пересекались — это точно, он бы запомнил. Значит, тут что-то другое. Скорее всего, визит связан с делом Варганова. Теперь он вспомнил! Фамилия гостя упоминалась в связи с делом о подпольных заводах гидролизного спирта на Северном Кавказе. Автор статьи называл Пирожкова «кавказским водочным князьком». Вот откуда характерный гортанный акцент! Стало понятно, кто организатор травли Варганова.
Ройтман оглядел домочадцев. Только дед был спокоен. Лица остальных были напряжены. Фима, склонясь над тарелкой, косил глазом на бандита у дверей.
«Жалеет, что в общагу не съехал, — злорадно подумал Натан Яковлевич. — А с тем журналистом, автором статьи о Пирожкове, по-моему, лихо разделались, потом об этом много писали в газетах…»
Одно оставалось непонятным для Ройтмана и одновременно тревожило и успокаивало его: зачем такой человек, как Пирожков, лично пришел к нему на квартиру?
Геннадий Борисович сидел в кресле за столом в кабинете Ройтмана и листал Уголовный кодекс, перебирая страницы крепкими пальцами, покрытыми белыми волосами.
Пирожкову было под пятьдесят. Он родился и вырос в Ингушетии. Так случилось, что в детстве он общался только с ингушами и впитал все кавказские обычаи, что называется, с молоком матери. Ему приходилось много драться, потому что он был русский и природа наградила его такой странной и смешной внешностью, а родители — фамилией, над которой потешались даже учителя. Он научился жестоко расправляться с обидчиками. Сверстников он бил, его остервенение в драках и поразительная жестокость вызывали опасливое уважение с их стороны. Дружбу парней постарше он старался заслужить каким-нибудь дерзким поступком.
Однажды, во время урока физкультуры, он крепко сцепился с учителем, который нагло обжимал одноклассниц, обучая их прыжкам и кувыркам. Учитель был известный в районе борец. Он вспылил и ударил Пирожкова по лицу, обозвав красномордым. Гена, недолго думая, ответил, и не ладонью, как учитель, а нанес полновесный хук справа. Не ожидавший от мальчишки такой прыти, учитель попал в больницу со сломанной челюстью. Слава разнеслась с чудовищной скоростью. Приятно чувствовать страх и уважение стольких людей. Но каково было девятикласснику Гене ждать выхода учителя из больницы! О том, что расправы не избежать, говорили многие. Но вот однажды учитель появился в школе. Пирожков шел навстречу ему, во рту у мальчика пересохло, а сердце словно лежало на куске льда. Учитель прошел мимо, не поднимая глаз. С тех пор Гена не боялся в городе никого.
Становясь старше, Пирожков открывал для себя новые способы воздействия на окружающих. Воля и ум научили его манипулировать людьми, играя на их эмоциях. Ему нравилось вызывать страх. Власть пугала людей. А ее давали деньги. Деньги он умел делать большие и роль официального политика и богача предпочитал роли серого и могущественного кардинала.
