Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров
Кузьмин выбрался из корпуса и под его прикрытием вернулся в лес.
7
Он хотел было пройти к станции напрямик, через этот лесок, но какое-то интуитивное чувство подсказало не торопиться. И Василий как пришел сюда, так обратно и вернулся, к тем огородам. Присел под деревом, закурил, осмотрел округу — тихо, никого. Взглянул на пройденную недавно тропку через лес и сразу напрягся: шла женщина. Со стороны дачи. В руке она несла небольшую сумку. Пройдя между домами, повернула к станции. Василий докурил, вдавил окурок в землю и тоже пошел задами огородов, не выпуская женщину из поля зрения. Миновав с десяток домов, он выбрался на улицу и стал неявно, но настойчиво догонять ее. Так и дошли они почти до станции, где женщина заглянула в магазин «Промтовары», а он в небольшой палатке, приткнувшейся к стене этого магазина, купил для Димы пачку «Столичных», а себе — «Мальборо». Курить надо то же самое, что и хозяин. В это время из дверей магазина вышла та женщина. Еще не предполагая, с чего начать знакомство, Василии шагнул ей навстречу
— Здравствуйте,—улыбнулся он приветливо,—я...
— Ах, это вы? — удивленно вскинула брови женщина. Она была некрасива, вернее непривлекательна. Толстый нос картошкой, круглые щеки, усыпанные веснушками, слишком пухлые губы, открывающие неровные зубы, маленькие, бесцветные какие-то глазки. И еще эти серые волосы, безвкусно схваченные в пучок на затылке. Да, без фантазии обошлась природа. Но, странное дело, если она поскупилась на физиономию, то всему остальному досталось с избытком. Грудь — так чтоб сразу двойню кормить, а крепкие бедра Кузьмин оценил, еще когда шел за ней следом. Мордочку бы газеткой, как говорят, прикрыть — и цены нет бабенке, самый смак, кто понимает. Все это разглядел и понял Василий буквально в краткие доли секунды, пока женщина встопорщила короткие свои бровки и узнала его.
— Я, — самодовольно подтвердил Василий, — а откуда...
— Да это ж я вас недавно угощала! — смешно хихикнула она. — Неужто не признали?
Взглянул Василий на ее руки и, конечно, сразу вспомнил и узнал широкие, показавшиеся ему мужскими ладони. Но не мог же сейчас сообщить об этом. Удача сама свалилась ему в руки, и нельзя было спугнуть ее. Он вежливо взял женщину под круглый пышный локоток, чуть прижал его к себе и спросил, вложив в голос всю ласку, на какую был способен:
— А зовут-то вас как, милая вы моя?
— Наташей, — засияла она всем лицом и что-то, как показалось Кузьмину, вдруг проявилось в ней симпатичное.
— А я — Вася! — радостно совершил он для нее открытие. — Наташенька, душа моя, а где здесь чего-нибудь попить? Пошел вот за сигаретами, — он для убедительности показал только что купленные пачки, — и так пить захотелось... После вашего-то щедрого застолья.
— Ну откуда же тут попить? Вот разве до меня дойти? Нет, тут недалеко, — поспешила успокоить она. — Пара кварталов всего.
— Ну-у, — сделал виноватый вид Василий, — неловко мне. И не знакомы мы путем... Да и ваши домашние — чего подумать-то могут...
— Одна я живу, — весело перебила его она, — не стесняйтесь, пойдемте. Это все равно вам по пути. Значит, вам понравилось?
— Это о чем? — не понял Василий.
— Да об угощенье, как накормила вас! Меня ведь, прежде чем к себе взять, Евгений Николаевич на курсы посылал учиться. У самого Царева на практике была, это который в «Узбекистане» шефом был.
— А ну как же! — проявил он полное знание дела. — Великий шеф-повар! Я вон еще когда посещал его садик-то, во дворе, помните? А что, жив-здоров старик? Петр... забыл, Алексеевич, так? — Ну вот, — просияла она. — А говорите, забыли! Кто у него бывал, никогда не забудет. Верно, Вася?
Полный порядок, теперь уже твердо понял Кузьмин. Оставались лишь детали: выяснить — глупа она или ловко прикидывается. Но в любом случае, ахнуть теперь не успеет рыбка, как сядет на крючок. А крючок-то хорош, вот он, рядом с Наташей шагает, Васей его зовут. Она что-то болтала, но он слушал краем уха и только кивал согласно. Ему было все равно, о чем бы она сейчас ни говорила, поскольку то, что нужно, его тренированное ухо не пропустит. Он чувствовал тепло ее полной руки, не глядя на нее, видел ее всю, мысленно уже раздевал и вообще всей кожей ощущал крепко сбитое, сочное ее тело.
Остановились перед небольшим одноэтажным домиком, стоящим в отличие от соседских не фасадом прямо на улицу, а в глубине палисадника, заросшего сиренью и золотыми шарами. Прошли к двери, и Наташа достала из сумочки ключ.
— Зайдете? — спросила с таким кокетливым выражением на лице, что, если бы перед глазами Кузьмина в данный миг оказалась не ее фигура, а это самое лицо с выражением, он сбежал бы. — Или сюда попить вынести?
— Да ну что уж теперь, — развел руки в стороны Василий, — раз завели в гости, покажите хоть, как живете, — и шагнул на ступеньки невысокого крылечка.
Одного беглого взгляда хватило на то, чтобы понять, кто и как в этом доме живет. Конечно, одна, что упрощает задачу. Мечтает о красивой жизни, хотя в этом деле ни черта не смыслит, вон вырезанные из календарей портреты киноартистов Янковского, Збруева и Виталия Соломина по стенам развесила. Но чистоту блюдет. Полы сверкают, что в прихожей, где печка, что здесь. И салфетки вязаные и на столе, и на диванчике — булавками приколоты, и даже на кровати — на подушке. Занавесочки, оборочки, телевизор — дорогой, «Сони», это понятно откуда. Ну что ж, можно сказать, богатая невеста, да только вот женихов, видать, не предвидится. Надо же, хреновина какая — «видать, не предвидится», ляпнешь так вот при хозяине, стыда не оберешься... Однако что-то хозяюшка наша задерживается.
— Наташа, — позвал он.
— Иду сейчас, — отозвалась она, — попить вам готовлю. — И через минуту появилась, но какая! Уже сменила свое мешковатое платье на атласный халат, туго перетянутый пояском в талии, которой позавидовала бы любая баба, и пучок свой дурацкий распустила, и стали волосы как волосы. В руках она держала большую кружку, похоже — гжельской работы.
Василий осторожно принял ее из рук хозяйки и отпил — это был душистый, прямо со льда смородиновый сок. Вот чудо-то! Да, чем плоха такая жизнь?..
— А вы чего же, больше сегодня не работаете? — удивился он, отрываясь от холодной кружки и довольно отдуваясь,
— А нет, я ж все наготовила, и Арсеньич там сам справится. Я ведь в дом не подаю. Мое дело — готовка, и все. А они потом сами.
— И много их — хохотнул Василий. — На вашу- то бедную головушку... Совсем, поди, заклевали повариху, да?
Какая-то тень мелькнула в ее глазах, и Василий немедленно перевел разговор на другую тему, чтобы вышибить из памяти заданный вопрос. Взглянул на свои ботинки и охнул:
— Батюшки-светы, что ж это я на вашу чистоту — да своими сапожищами! Никакой совести у мужика! Простите, Наташенька!
— Ой, да что вы, — прямо-таки зарделась она, увидев, как гость искренне убивается, — да вы ж вытирали в сенях-то! Или забыли? Ну чего ж это вы стоя, присядьте хоть, Вася.
«Хорошо она сказала: Вася», — оценил он и понял, что до поры до времени некоторых тем касаться не стоит, пока вся — от макушки до пяток — в руках не будет, правды не скажет. Угрожать сейчас бессмысленно, брать за горло — тем более глупо. Надо ее довести до кондиции, показать класс, а дальше она и сама все выложит. Как это говорят, яблонька созреет — успевай только подбирать сладкие яблочки. И он почти по-хозяйски отодвинул от стола стул, уселся и, держа в одной руке кружку, другой шутливо притянул к себе Наташу за талию. Она напряглась было, но он опять все свел к игре, сказав, что не может отгадать загадку: кто слаще — сок или хозяйка, его приготовившая. Посмеялись, и она не отстранилась, а он, попивая из кружки и шутливо прижимая щеку к ее бюсту, заявил попросту этак, почти по-деревенски, что наконец понял разницу: сок ледяной, а хозяюшка — пламенем пышет. Его пальцы могли быть и железно убийственными и, когда он этого хотел, мягкими, словно шелк. Сейчас пальцы гладили ее спину, замирали, и вместе с ними, чувствовал Василий, замирала и Наташа. Еще, еще немного, останавливал он себя и взялся за нее второй рукой, запустил пальцы под халат, поднялся со стула и медленно, но напористо обхватил своими жесткими губами ее — пухлые и уже безвольные. Краем глаза оценил расстояние до кровати и прижал к себе хозяйку с такой силой, что она задохнулась, охнула и обвисла в его объятиях. Вот теперь порядок, решил он и, подняв Наташу на вытянутых руках, шагнул к кровати.
Нет, никогда еще процесс вербовки не был ему так приятен.
8
Василий понимал толк в женщинах и, если это не было чревато последствиями, охотно пользовался их услугами. Но то, что произошло теперь, не вписывалось ни в какие привычные для него рамки. Конечно, эта Наташа, похоже, даже и представления не имела о том богатстве, которым обладала. Она была, как быстро понял Кузьмин, абсолютно неопытна в любовных делах, хорошо еще, что не девушкой оказалась, мелькнула поначалу у него такая мысль. А немного позже он был уже уверен, что если и держал когда-нибудь перед глазами идеал женского тела в собственном понимании, то это было именно такое, которое лежало в его объятиях в настоящую минуту. Странное ощущение: влюбиться в женское тело...