Алексей Хапров - Наследник
— Да я и сам не так много в него играл, — признался Радик. — Всего пару раз с папой, и все.
Поединок начался. По ходу игры я вдруг почувствовал, как во мне все сильнее и сильнее нарастает азарт.
"Вот уж не думал, что на четвертом десятке можно так увлечься детской игрой, — мысленно подивился я. — Так, глядишь, скоро и до пряток дело дойдет".
Из коридора послышались приглушенные голоса. Мальчик вдруг насторожился, вскочил с места, тихонько подкрался к двери, немного ее приоткрыл и осторожно выглянул в образовавшуюся щелку.
— Катька с бомжем на лестнице о чем-то шепчутся, — сообщил он, вернувшись к столу.
— Странно, — удивленно пробормотал я. — Катерина, вроде, на дух его не переносит, и всегда старается избегать.
— Как же! — усмехнулся Радик. — Они частенько общаются. Только тайком, чтобы никто не видел.
— А ты откуда знаешь? — вскинул брови я.
— А я подглядывал, — хитро сощурился мальчик.
Я осуждающе покачал головой.
— Ай-яй-яй! Как не стыдно?
Произнеся это, я опустил голову, чтобы скрыть появившуюся у меня улыбку. Наблюдение Радика вызвало во мне прилив воспоминаний. Ведь я в детстве тоже тайком шпионил за соседями. Вместе со своими дворовыми приятелями. Мы играли в разведчиков. Однажды мы в окошко подглядели сцену, на которые в кинотеатрах дети до шестнадцати лет не допускаются, и растрепали об увиденном на весь двор. Моя пятая точка затем долго горела от отцовского ремня…
— Го-о-ол! — влетел в мои уши восторженный вопль Радика. — Десять-восемь! Дядь Жень, ты проиграл.
— Ну, что поделать? — сокрушенно развел руками я.
— Давай еще?
— Давай.
Мы поменялись сторонами и начали новый поединок.
В самый его разгар в комнату зашел Карпычев. Он еле держался на ногах. Его глаза были мутными и осоловевшими.
— О, я смотрю, вы уже подружились, — заплетающимся языком проговорил он и обратился ко мне. — Одевайся. Отвезешь нас с дедом к оврагу.
Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, он развернулся и вышел.
Радик почему-то побледнел. В его глазах появился страх.
— Ну, зачем так расстраиваться? — ободряюще проговорил я, отнеся его реакцию целиком на грусть от одиночества. — Я скоро вернусь. Приеду, и доиграем.
Когда я спустился в холл и стал обуваться, мой взгляд упал на открытый дверной проем. Радик стоял на лестнице и пристально смотрел на своего приемного отца. Его лицо выражало неимоверную жалость и отчаяние. Он словно с ним прощался.
Я оторопел. С чего это он?…
Глава восемнадцатая
На улице стемнело. Дождь прекратился, но туман не спал. В воздухе ощутимо веяло сыростью.
Карпычев снял машину с сигнализации и протянул мне ключи.
— Геннадий Матвеевич, я на "Тойоте" никогда не ездил, — предостерегающе заметил я.
— Все на свете когда-нибудь случается впервые, — философски изрек он. — Ты, главное, не волнуйся.
Мы сели в машину. Старик разместится на заднем сиденье, Карпычев — рядом со мной. Я включил зажигание и завел мотор. Панченко выскочил из будки и открыл ворота, при этом старательно отводя от меня глаза. Я отпустил сцепление и нажал на газ. Машина медленно покатилась вперед. Вырулив на улицу, я переключился на третью передачу.
— Быстрее я не поеду, — извиняясь, произнес я. — Видимость плохая, да и техника незнакомая.
— От тебя этого никто и не требует, — дружелюбно откликнулся Карпычев. — Едь, как можешь. Главное, довези.
Он обернулся к старику.
— Может, все-таки вернемся?
— Нет, — прохрипел тот. — Я должен быть там. Меня туда что-то зовет.
Когда мы подъехали к Голосовому оврагу, над ним снова клубился зеленоватый туман. Вокруг стояла гнетущая тишина. Меня охватило предчувствие недоброго.
Мы вышли из машины, и подошли к склону.
Внезапно старик скорчился, обхватил голову руками, упал на колени, мучительно застонал, и затрясся в каких-то безумных судорогах.
Мы со страхом смотрели на него.
— Что с тобой? — обеспокоенно крикнул Карпычев.
— М-м-м! — продолжал стонать старик. — М-м-м! Я слышу голос! Он зовет меня к себе! Я должен идти!
Он поднялся на ноги и, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед. Карпычев бросился за ним и преградил ему путь.
— Нет! Нет! Не ходи туда!
Старик решительно отстранился.
— Отстань.
Но Карпычев был преисполнен решимости противостоять намерениям деда. Он снова стал перед ним.
— Не меша-а-ай! — истошно крикнул старик. — Я должен идти!
Его вопль грохотом отозвался в моих ушах. В его глазах вспыхнуло какое-то дикое безумие.
Карпычев продолжал удерживать старика. Он схватил его за плечи и не давал продвинуться вперед.
Вдруг старик замер. Его лоб нахмурился, рот приоткрылся. Он словно к чему-то прислушивался. Глядя на него, я тоже весь обратился в слух. Но в моих ушах по-прежнему господствовала тишина.
Старик посмотрел на Карпычева и негромко произнес:
— Мне сказали, чтобы я взял тебя с собой.
Карпычев отшатнулся. В глазах старика снова появился безумный блеск.
— Ты должен пойти со мной, — внушающе отчеканил он, и повторил эту фразу еще несколько раз.
Карпычев обмяк. Старик положил руку ему на плечо и заговорил так, словно читал проповедь.
— Нам нечего бояться. Нас ждет только хорошее. Мы должны без тени сомнения отвергнуть от себя этот суетный мир, возвыситься над его приманками, сбросить с себя пороки рода людского, и обрести свободу. Этот мир не дает свободы. Мы все — его рабы. Мы всего-навсего игрушки в руках слепой и безжалостной необходимости.
Старик высвободил руки, широко раскинул их в стороны, и восторженно прокричал:
— Нас ждет свет! Нас ждет грядущее!
У меня по спине даже поползли мурашки. Я с боязливым изумлением наблюдал за ним. В этом человеке явно жил какой-то гипнотический дар, способный подчинить чужую волю. Сила его темперамента пробуждала самые потаенные уголки подсознания, и заставляла их проявлять себя с неукротимым неистовством. Мои ноги как-то сами по себе, вопреки моему желанию, сделали два шага вперед. Мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы вырваться из лап ухватившей меня дьявольской силы. Я снова отступил назад.
Карпычев стоял, не шелохнувшись. Его глаза отрешенно смотрели куда-то в даль. Он был словно парализован фанатизмом старика.
Тот взял его за руку и проговорил:
— Пойдем со мной.
Карпычев покорно последовал за ним.
— Геннадий Матвеевич! — предостерегающе крикнул я.
Старик обернулся и зыркнул на меня так, что меня словно шарахнуло током.
— Женя, — глухо, с напряжением, словно с кем-то борясь, выдавил из себя известный актер. — Позаботься о Радике.
Они стали спускаться вниз. Я стоял и зачарованно наблюдал, как две темные фигуры постепенно растворяются в расстилавшемся по дну оврага тумане.
Прошло около часа. Карпычев со стариком не возвращались.
Туман в овраге перестал клубиться, и принял свой естественный бледноватый оттенок. Я ходил по краю склона и жадно прислушивался к доносившимся до меня звукам, пытаясь различить в них шум приближающихся шагов.
— Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич! — громко звал я.
Но ответом мне было только эхо.
Хлынул ливень. Мне пришлось спрятаться в машине. Ненастье бушевало долго. Когда дождь, наконец, утих, я вылез наружу и продолжил поиски.
Я шел по периметру склона, не переставая выкрикивать имя-отчество известного артиста. Но он по-прежнему не отзывался.
В моей голове, словно испуганные летучие мыши, затрепыхали разные нехорошие предположения.
Сделав по склону полный круг, я решил спуститься вниз.
Боже, как это было страшно! Все вокруг представлялось мне угрожающим. Я весь покрылся потом. Дыхание стало прерывистым. Колени дрожали. Все тело бил озноб. Мое состояние приближалось к истерике. Я уже не просто кричал, я буквально вопил:
— Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич!
Но до моих ушей доносился только стук собственного сердца.
Пройдя по дну оврага от начала и до конца, я так никого и не встретил.
Измученный, растрепанный, вымокший до нитки, обмазанный грязью с ног до головы, я снова вышел к яблоневым садам. Карпычевская "Тойота" продолжала стоять на своем месте. На горизонте тем временем забрезжили первые лучи солнца.
Немного отдохнув, и дождавшись, пока посветлеет, я снова спустился в Голосов овраг. Я облазил его вдоль и поперек, осмотрел каждое деревце, каждый куст, каждую травинку, стремясь обнаружить хоть какой-нибудь след. Но все мои усилия оказались напрасны.
Я опять вернулся к машине. Присев рядом с ней, я обхватил руками подогнутые колени, и стал думать, что делать дальше.
