Алексей Хапров - Наследник
— Дядь Жень, а ты прямо сейчас уходишь?
— Прямо сейчас.
— Подождешь меня минут десять? Я переоденусь.
— Подожду, — обреченно буркнул я.
Дверь закрылась. Из меня вырвался тяжелый вздох.
"Ну, вот, взвалил обузу себе на плечи!".
Спустившись вниз, я стал неторопливо прохаживаться по двору.
Из будки появился Панченко.
— Привет.
— Привет, — сдержанно ответил я.
— Как дела?
— Нормально.
— Куда идешь?
— Гулять.
— А кого ждешь?
— Пацана.
На лице моего напарника высветилось недоверие. Тут из дома появился Радик.
— Дядь Жень, я готов!
Брови Панченко удивленно подскочили вверх.
— Оказывается, ты не только гувернантка, но и нянька, — с ехидцей проговорил он.
Я едва удержался, чтобы не треснуть ему по физиономии.
Когда мы вышли за калитку, Радик спросил:
— А куда мы пойдем?
— А куда бы ты хотел? — встречно поинтересовался я.
— Поехали в парк Горького.
— А что там интересного?
— Карусели, аттракционы. Тебе понравится.
— Ну, поехали, — согласился я. — Как туда добраться знаешь?
— Знаю.
— Тогда принимай обязанности штурмана.
В парке имени Горького я оказался впервые. Он впечатлил меня своим масштабом и разнообразием. Это был целый город развлечений. Правда, лично я развлекался недолго. Первого же аттракциона, — "Американские горки", — мне хватило с лихвой. Я еле-еле сошел на землю. Вокруг меня все прыгало и плясало.
— Тебе понравилось? — спросил Радик, глаза которого искрились от удовольствия.
— Понравилось, — кивнул я. — Только, знаешь, давай ты дальше будешь кататься один. Что-то я староват для острых ощущений.
— Так тебе не понравилось, — огорчился мальчик.
— Понравилось. Очень понравилось, — успокоил его я. — Меня просто немного пошатывает.
— Значит, у тебя слабый вестибулярный аппарат, — со знанием дела пояснил мой спутник. — Если так, то рисковать, конечно, не стоит.
Радик отрывался на полную катушку. Аттракционы следовали сплошняком, один за другим, по порядку и без разбору: "Бешеная мельница", "Брейк-данс", "Евростар", "Серпантин", и другие. После каждого из них, в его глазах бушевал восторженный огонь.
— Зря ты не пошел. Знаешь, как классно!
Радик преобразился. Он буквально ожил. Из него полностью исчезла ставшая для меня привычной угрюмость. Он снова стал таким, каким я помнил его по фильму: жизнерадостным, энергичным, веселым.
Его многие узнавали. На него смотрели, показывали пальцем. К нему подходили и спрашивали:
— Мальчик, а это не ты снимался в кино?
Но Радик отмахивался от поклонников, как от назойливых мух:
— Нет, не я!
И проходил дальше, не оглядываясь.
Когда мы шли по аллее, у нас случилось небольшое приключение.
Радик вприпрыжку бежал впереди. Я чуть поотстал. Вдруг из-за кустов вышли трое бритоголовых "хлопцев" лет по шестнадцати, и обступили моего спутника. Они ему что-то сказали, Радик им что-то ответил, после чего получил внушительный подзатыльник и оказался в плотных тисках.
Я понял, что мне придется вмешаться.
— В чем дело, молодые люди? — спросил я, подойдя к ним.
"Хлопцы" оценивающе посмотрели на меня, и, видимо не найдя во мне ничего угрожающего, сквозь зубы процедили:
— Гуляй, пока цел.
Во мне все вскипело. Я схватил ближайшего из них за шкирку и хорошенько тряхнул. Тот оказался на земле. Я произнес несколько крепких фраз. Мой выпад возымел действие. "Хлопцы" спешно ретировались.
— Чего они к тебе прицепились? — спросил я Радика.
— Потому, что я черный, — глухо ответил мальчик. — Деньги требовали.
Его настроение заметно испортилось. Он нахмурился. Уголки его губ опустились вниз. Его глаза потухли и покраснели. Мне стало его жалко. У меня в детстве тоже иногда отнимали деньги. И я знал, как это тяжело и неприятно. Стремясь его развеселить, я шутливо воскликнул:
— И чего это они решили подойти именно к тебе? У тебя что, на лбу написано, что ты миллионер?
— Ко мне всегда цепляются, — тихо произнес Радик. — Лучше бы я не снимался в этом фильме.
Он кисло посмотрел вперед и вздохнул:
— Что-то мне здесь надоело. Поехали куда-нибудь еще.
— Ну, нет! — решительно возразил я. — Пока не покатаюсь на колесе обозрения, никуда не поеду. Не знаю, как ты, а я еще никогда не видел Москву с высоты птичьего полета. Пойдем?
— Пойдем, — воспрял духом мой спутник.
На самом деле прокатиться на этом аттракционе я, конечно, желанием не горел. Здесь был просто вопрос психологии. Мне не хотелось, чтобы наш визит в парк Горького закончился на столь минорной ноте. Я хотел ее затмить. А что для этого может быть лучше, как ни новая порция положительных эмоций?
Чем выше мы поднимались, тем больше и больше у меня захватывало дух. Я все крепче и крепче цеплялся в подлокотники.
"Откуда во мне вдруг появился страх высоты? — недоумевал я. — Ведь раньше его не было. Может, у меня и вправду что-то случилось с вестибулярным аппаратом?".
Сидевший рядом со мной Радик тем временем увлеченно крутил головой по сторонам. Ему было хоть бы хны. Его глаза снова горели восторженным огнем. Осадка от недавнего инцидента как ни бывало.
Наблюдая за ним, я вдруг почувствовал, что начинаю все понимать.
"А ведь он не такой уж плохой мальчуган, каким показался мне в начале, — подумалось мне. — Я только сегодня, в этом парке, увидел его настоящее лицо. На самом деле он очень добрый, жизнерадостный и общительный человек. А вся его агрессия — это никакая не испорченность и не избалованность, а всего лишь защитная маска, напялить которую его вынудили люди. Он изначально хотел делать только хорошее. Он был для всех открыт. Но человеческие пороки общеизвестны. На него выплеснули зависть, недружелюбие, откровенную злобу. В результате он ожесточился, замкнулся и ушел в себя. Мир, казавшийся ему ранее таким разноцветным и ярким, вдруг приобрел в его глазах тусклые, черно-белые оттенки. И он принялся ему мстить. Мстить за ту несправедливость, которую проявили по отношению к нему. В нем стало укореняться убеждение, что смысл жизни заключается не в красоте, вере и величии, а в борьбе, мести и ненависти. Детская душа — это очень хрупкая субстанция. Относиться к ней нужно бережно и осторожно. И очень важно, чтобы возле Радика были люди, способные помочь ему преодолеть начавшую было формироваться в нем ненависть к обществу. Чем больше их будет, тем выше шансы, что из него вырастет хороший человек, а не еще один подонок, которыми и так богата наша земля. И Карпычев это прекрасно понимает. Вот, наверное, почему он и решил прогнать Катерину".
После парка мы поехали на Арбат. Но погулять по нему нам толком не удалось. Причиной стала погода, которая вдруг резко испортилась. Небо заволокли тучи. Загремел гром. Засверкали молнии. Сверху стал накрапывать дождь, грозящий каждую минуту превратиться в ливень. Поскольку зонтиков у нас с собой не было, мы сочли разумным переждать непогоду в кинотеатре.
Посмотрев новый фантастический боевик со Шварценеггером (кстати, фильм оказался очень даже неплохой; Радик был от него в полном восторге; мне он тоже понравился), мы вышли на улицу и с сожалением обнаружили, что погода за истекшие три часа не улучшилась. Дождь продолжал моросить. Землю окутал туман. Ходить по городу в таких условиях — удовольствие небольшое.
— Ну, что, поехали домой? — предложил я.
— Поехали, — со вздохом согласился Радик.
Дома нас ожидал большой сюрприз. Карпычев был в доску пьян. Мы с Радиком удивленно переглянулись. Такого за ним доселе не наблюдалось.
— Откуда я знаю? — огрызнулась в ответ на мой вопрос, как это все следует понимать, шуровавшая на кухне Катерина. — Что он, у меня разрешения спрашивал? Надрызгался вместе со своим бомжем, и все. В роль вживается.
Я поужинал, прошел к себе, переоделся, включил телевизор и принялся смотреть какую-то передачу. Через некоторое время в дверь раздался осторожный стук. В комнату заглянул Радик.
— Дядь Жень, давай сыграем в настольный хоккей.
Я вздохнул. Ребенок явно был одинок, и цеплялся за любую возможность скрасить свое одиночество.
— Давай, — согласился я.
Мальчик радостно кивнул и вскоре появился с огромной картонной коробкой.
— Правда, я не уверен, что смогу быть для тебя достойным соперником, — предупредил я, устанавливая игру на стол. — Я в такую штуку играл последний раз очень и очень давно.
— Да я и сам не так много в него играл, — признался Радик. — Всего пару раз с папой, и все.
Поединок начался. По ходу игры я вдруг почувствовал, как во мне все сильнее и сильнее нарастает азарт.
"Вот уж не думал, что на четвертом десятке можно так увлечься детской игрой, — мысленно подивился я. — Так, глядишь, скоро и до пряток дело дойдет".
