Фридрих Незнанский - Убить ворона
– Мне показалось, он нервничал, заставлял перепроверять шасси, шарнирные узлы.
– Он не говорил почему?
– Это как-то не принято. Если старший говорит проверить – значит, у него есть основания.
– За какой отсек отвечали лично вы?
– Правый двигатель, ближний к фюзеляжу.
– Почему вылет самолета был задержан на десять минут?
– Я не знаю. Мы закончили вовремя.
Сабашов сделал очередную запись, и следующий вопрос был неожиданным для него самого:
– Вся бригада механиков нервничает в отличие от вас. Что так?
– Если кто-то сверху уже решил сделать из нас козлов отпущения, то нам все равно не выкрутиться…
Глава 15. ПРОСТО РАБОЧИЙ
Заводской пейзаж напомнил Турецкому известную картину «Последний день Помпеи». Когда-то в детстве, рассматривая яркую репродукцию полотна Брюллова, он с ужасом воображал завтрашнее утро для тех, кто останется в живых. Похоже, судьба подарила Александру возможность воплотить наяву его детские страхи. Вся прилегающая к авиационному заводу территория была усыпана густым слоем пепла. На обозримую глазу даль расплылось сплошное черное пятно окружающего пространства – черные снежные шапки деревьев, черные окна, черные, шустрые, как крысы, коты сновали под ногами, и даже лица людей казались обгоревшими до черноты.
Несмотря на разгар рабочего дня, у проходной собралась громадная галдящая толпа. Люди неуверенно топтались на месте, ботинками и валенками взрыхляя пепел, отчего через несколько минут зола уже скрежетала на зубах Турецкого, окутывая язык и нёбо. Маленький мужичонка в грязноватой искусственно-пыжиковой шапке сплевывал черную слюну, яростно затирая ее ногой в землю.
– Это че ж получается! Я пашу, пашу, а бабу свою прокормить не могу. Че же они там себе думают… – Кривым грязным пальцем мужичонка указал куда-то на небо.
– А ничего не думают. Будут они тебе думать, как твою бабу содержать. Тут скоро детишки с голоду передохнут. А он – бабу, бабу… – Свирепый детина от злости носком кирзового сапога колотил по земле, как норовистый конь.
– Твоя баба, Силыч, еще лет пять на собственном жире просуществует – не боись! – хохотал в толпе парней молодой хлопец в кепке.
Толпа прибывала, проявляя все большее нетерпение:
– Директора давай. Хватит ему прятаться от народа.
– Деньги наши кто зажилил?
Детина вырыл вокруг себя уже настоящую яму:
– Он все посредниками прикрывается. А мне какого… это знать. Я работяга.
– Пусть Лебедев придет. С ним будем разговаривать, – кричали где-то позади Турецкого.
Александр был несколько озадачен картиной, которую никак не ожидал застать у проходной. Авиационный в Новогорске, по всем сведениям, к кризисным предприятиям не принадлежал – всегда тянул помаленьку лямку, свою работу не останавливал и в более худшие времена, а теперь и вовсе продукция завода весьма успешно выходила на международный рынок. Развивающиеся страны охотно заключали сделки, скупая недорогие по мировым масштабам, но надежные самолеты. Вылетая на место катастрофы, Турецкий по своим каналам на всякий случай навел справки и о личности директора самолетостроительного – Лебедева Алексея Сергеевича – ничего, ни малейшей компрометирующей его тени – даже в Москву прилетал редко, все больше выманивал к себе в Новогорск высокое начальство. Дескать, чего заводские деньги тратить, вам нужно – вы и прилетайте, встретим честь по чести. Тем более забастовка на заводе показалась Турецкому странной и неожиданной, особенно если учесть погибший самолет, трагедию, которую переживал город, и взбудораженность населения последними событиями. Он внимательно пробегал взглядом по толпе, однородной в своей основной массе, – все те же землистые простые лица, несуетливые движения рабочего человека, огоньки дешевых папирос – ничего бросающегося в глаза, никаких подозрительно шмыгающих субъектов. Забастовка производила впечатление органичной акции протеста, никем не спровоцированной.
У памятника Ленину, где Ильич доверчиво протягивал руку в сторону проходной, указывая, по-видимому, труженику дорогу к рабочему месту – чтобы, не дай бог, кто не заблудился, – собралось некое подобие импровизированного митинга. На постамент выходили профсоюзные лидеры, чтобы сказать дежурные слова о тяжелом положении рабочих на заводе. Все эти горячие выплески давно были до боли знакомы Турецкому по газетным статьям, информационным программам и интереса не представляли.
– Вы все понимаете, какое значение для нашего города имеет завод, – разорялся очередной выступающий. – Если нам не платят зарплату, если нет денег для социальной поддержки, значит, большей части населения Новогорска просто нечего есть, значит, дети не могут получать нормальное образование, значит, наши пенсионеры голодают. До каких пор мы будем терпеть такое унижение! И дело не в руководстве завода. В конце концов, контракты с заказчиками заключаются, оплачиваются вовремя. Куда же идут деньги, где они оседают, в каких карманах? Виновата сама система. А ее ни директор, ни бухгалтер поправить не в силах. Наш профсоюз ставит на повестку дня вопрос об отставке Президента. Долой коррумпированное правительство!
Из толпы раздались жидкие крики поддержки. По всему было видно, что аппетиты заводчан так далеко не распространялись, а все, чего они хотели, – выговориться какому-нибудь начальничку поближе, поплакаться в жилетку собственному князьку. Толпа явно ожидала Лебедева. Турецкий тоже решил: «раз пошла такая пьянка» – познакомиться с директором в неформальной обстановке, поглядеть, что он за птица, заодно станет понятным, на какую приманку эту уточку можно ловить.
Новенькая «девятка» лихо припарковалась почти к самому турникету проходной. Из нее вывалилась пара бритых самцов, как две капли воды похожих друг на друга. «Близнецов они, что ли, набирают в охранники, – отметил Турецкий, по привычке вглядываясь в лица. – Таких однояйцевых вряд ли с одного раза запомнишь». Следом за своими ребятами из машины выкарабкался и хозяин – вальяжный, солидный мужчина в непривычном для этих мест кашемировом тонком пальто, крупных очках и очень привычной для Сибири, но совершенно неуместной в данном гардеробе ондатровой шапке. Он долго здоровался с кем-то, жал руки, приветствовал.
– Все понимаю, – без лишних слов обратился Лебедев к аудитории. – Все, дорогие наши господа-товарищи, понимаю! Но вы же видите, ничего в данный момент сделать не могу. На заводе несчастье. Последние два месяца мы работали на перспективу, но нелепый случай в один миг сжег наши денежки. Да что там денежки… – Директор махнул кулаком, в котором была зажата шапка, и замолчал, словно сдерживая слезы.
– Ты давай погибшими не прикрывайся! – жестоко припер оратора кто-то из толпы.
Тут Лебедев взвился во всю свою «птичью» мощь:
– Как вам не стыдно! Ну-ка выходи сюда, кто такой смелый?!
Паузу директор держал, как большой актер. Никто, однако, на трибуну не вышел. В толпе бастующих чувствовались разброд и шатания, в то время как Лебедев «взлетал» все выше и выше. «Умеет владеть массами», – не без иронии заметил Турецкий, наблюдая за нехитрыми психологическими манипуляциями директора. «Народ-то и впрямь вполне смахивает на стадо баранов. Даже толком объяснить, чего хотят, не могут». Между тем директор распалялся:
– Чего я хочу? Достатка? Он у меня есть. Власти? У меня ее побольше, чем у некоторых столичных руководителей. А потому единственное мое желание на сегодняшний день – доброе имя и процветание завода. Да разве вы не знаете? Разве нужно мне вам рассказывать? Разве не вместе мы вот уже многие годы держим завод, спасаем его. Силыч, – обратился Лебедев к мужичку в пыжиковой шапке, – чего ты молчишь? Мы с тобой вместе на завод пришли, пацанами, после войны, когда батьки на фронте погибли. Разве не так?
– Ну, – мужичок поскреб пятерней затылок.
– Что – ну? А теперь мы вроде по разные стороны баррикад? Так?
– Ну так. – Силыч на всякий случай нахлобучил поглубже пыжиковую шапку и тихонько отступил подальше в толпу. – Что я? Силычу вечно за всех отдуваться.
– Я вам скажу, господа-товарищи, так, – Лебедев пошел в последний решающий бой. – Никаких баррикад нет, никакого разделения между нами нет. Все это происки врагов. У нас сегодня с вами беда общая и задача общая. Вы же прекрасно знали – продадим самолеты, будет у нас кусок хлеба – и у вас, и у меня, заметьте. Контракт мы заключили выгодный, денежный. Ну кто же знал, что случится такая страшная история. Как говорится, человек полагает, а Бог располагает. Тем более в такие трагические минуты мы просто обязаны держаться вместе, помочь друг другу, понять. Мне сегодня не легче, чем вам. Поверьте. – Директор решительно ударил смятой шапкой о ладонь, словно давая понять, что разговор закончен. В этот момент в кармане пальто у оратора мелодично затренькал сотовый телефон. Этот звонок заставил директора недовольно поморщиться. Впечатление от народного радетеля оказалось несколько смазано.
