Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
Норов и чеченцы заняли очередь за пожилой толстой женщиной в куртке, накинутой на плечи поверх домашнего халата. Ее левая рука почти до локтя была в безобразных бело-розовых волдырях, – должно быть, она обварила ее кипятком. Тетка стояла у стены и громко вздыхала, надеясь привлечь внимание пьяного грязного парня, по виду бомжа, который мирно дремал на стуле, опустив вниз разбитую рожу и не обращая на тетку ни малейшего внимания. Рядом с пострадавшей дамой переминался ее муж, худой, лысый и нервный; он не решался попросить кого-нибудь освободить место.
Дауд присел на корточки, прислонившись спиной к стене, и Норов последовал его примеру. Голова была чугунной, едва закрыв глаза, он отключался, несмотря на неудобную позу, но стоило забыться, как он опять проваливался в кровавый осклизлый кошмар. Он видел смертельно раненого Костю, глядящего на него из могилы дикими потусторонними глазами, и страшную пулю, дробившую ему кости черепа. Слышал чавканье, с которым грузное тело Петро шлепалось в грязь… У него сразу вновь конвульсивно сжималось горло, он испуганно встряхивался и распахивал глаза, слезящиеся от усталости и бессонницы.
Он слегка касался плечом Дауда и ощущал его терпкий животный запах, усиленный высыхавшей на теле одеждой. Во всем огромном мире: и здесь, среди окровавленных пьянчуг, и дома, среди других людей – равнодушных к нему, враждебных или симпатизирующих, – не было для него никого, роднее этого чужого, небритого необразованного парня, только что жестоко казнившего двух человек и раньше без колебаний пристрелившего третьего, чтобы спасти его, Норова, жизнь.
В углу коридора ожидали двое подвыпивших парней лет сорока: один сидел на стуле в домашних тапочках и тренировочном костюме с закатанной до колена штаниной, из-под нее виднелась голая нога, безобразно распухшая и покрасневшая в районе лодыжки,– должно быть, у парня был сложный перелом. Его товарищ стоял, беспокойно оглядываясь, затем приблизился к Норову.
–Земляк, закурить не найдется? – по-русски обратился он.
Лицо его было ничем не примечательно, если не считать темных длинных, украинских усов. От него несло перегаром и табаком.
–Не курю, извини.
–Везет, бля, – хмыкнул парень и прошел из приемной на улицу.
Через минуту Норов тоже поднялся.
–Пойду продышусь,– сказал он Дауду и вышел в холодный влажный предрассветный сумрак.
Парень уже разжился сигаретой у таксистов, дремавших в машинах на стоянке напротив, и с удовольствием курил, глубоко затягиваясь, держа сигарету большим и указательным пальцем.
–Дай дернуть разок,– попросил Норов.
–Ты ж не куришь,– усмехнулся парень, протягивая сигарету.
Норов неумело набрал в легкие дыма и закашлялся. Парень посмотрел на него осуждающе.
–Не куришь, и не надо! – недовольно заключил он, забирая у Норова сигарету. – Только добро на тебя переводить!
* * *
–Как ты на таком драндулете ездишь? – проворчала Ляля, забираясь на заднее сиденье «рено».– Вроде, не бедный мужик, можешь себе нормальную тачку позволить!
–Чем тебе эта не нравится?
–Да всем! Даже ноги не вытянешь!
–Радуйся, значит, ноги длинные.
–Тебе звонил Жан-Франсуа? – спросила Норова Анна.
–Да. Нашли Клотильду, вернее ее тело.
–Клотильду убили?!
–Да.
–Господи, какой ужас!
–Что за Клотильда? – заинтересовалась Ляля.
–Ты ее видела в субботу, в Броз-сюр-Тарне,– сухо напомнил Норов.– Мы там были на дне рождения ее дочери.
–Ух ты! – поразилась Ляля.– Такая интересная женщина! Настоящая француженка! Такая стильная! Мы ведь и в пятницу в ее кафе сидели, когда нас Жером забрал. Она, кстати, к Жерому клеилась. Я даже ревновала немного, но Жером мне сказал, что они – просто друзья. Когда же ее убили? Вчера? А кто убил, за что, – неизвестно?
–Пока нет. Тело пытались сжечь,– прибавил Норов, обращаясь к Анне.
–Зачем?!
–Не знаю. Возможно, заметали следы.
–Маньяк какой-нибудь орудовал! – уверенно объявила Ляля.– Разве будет нормальный человек жечь труп? Он его закопает. Ну и дела! Вот уж не знала, что во Франции есть маньяки! Думала, только в Штатах да у нас.
–Ванюша тоже упоминал про маньяка,– негромко заметил Норов Анне.
–Какой Ванюша? – спросила Ляля с заднего сиденья.
–Маньяк – первое, что приходит в голову,– не отвечая ей, сказала Анна Норову.
–Да маньяк, маньяк! – твердила Ляля.– Точно вам говорю!
–Тебе, конечно, виднее,– пожал плечами Норов.– Ты же у нас специалист по криминалу.
–Ты не веришь в маньяка? – вглядываясь в его хмурое лицо, спросила Анна.
–Нет.
–Ты подозреваешь Даниэля? – Имя она произнесла одними губами, чтобы Ляля не слышала.
–Кого-кого, он подозревает? – Ляля перегнулась к ним с заднего сиденья, чтобы лучше расслышать.
–Тебя,– ответил Норов.
–А я-то причем?!
–Брыкин сказал, что ты на все способна. А уж он-то в курсе.
–Че, правда, что ль, он так сказал? Вовка?! Вот пидарас! Главное, сам убил, а на меня сваливает! Надо было у него не только часы, а бумажник с кредитками забрать, да в унитаз выкинуть, чтоб ему обиднее было!
–У Даниэля – алиби, – негромко пояснил Норов Анне. – Он был у родителей Клотильды. Вот что меня смущает.
–Да о ком вы все время говорите? – возмутилась Ляля.– Мне тоже скажите! Вот придумали – секретничать! Я че, чужая что ли?
* * *
На харьковской таможне творилась неразбериха. В те годы украинская пограничная служба еще только складывалась: не существовало ни отлаженной процедуры, ни нормативных актов, ни циркулярных документов. Опытных сотрудников не хватало, таможенные декларации подавались не заранее, а по прибытии; технического оснащения для проверок и экспертиз попросту не было, все делалось кое-как, на глаз. По сути, процесс сводился к тому, что пограничники, прикинув примерную стоимость груза, называли размер взятки, и если она уплачивалась – сразу или после непродолжительных торгов – то отпускали с миром.
Однако взятки готовы были платить далеко не все, что приводило к спорам, конфликтам, задержкам, проволочкам и путанице. За два дня перед прибытием Норовского поезда на таможне успело скопиться не меньше полутора десятка составов, следующих в Россию и из России. У большинства уже отцепили вагоны, загнав локомотивы в депо, но некоторые так и стояли нерасформированными.
В девять утра Норов и полковник ждали в толпе машинистов и коммерсантов, сопровождавших свои грузы, возле отдельного вагончика на товарном дворе, где размещалась таможня. У всех в руках были документы, все кляли украинский бардак и мечтали закончить всю эту канитель сегодня. Внутрь еще никого не пускали, никто не знал, когда и с
