Три грации на обочине - Лариса Павловна Соболева
– Папа! Как ты можешь так говорить! Мама, скажи!
– Молчать…
Одно слово, всего одно, но Георгий Данилович произнес его внушительно, хоть и тихо, да с такой болью, такой горечью и безысходностью – невольно у доченьки челюсть отвисла. Она вновь перевела взгляд на маму, ища у той поддержки. Сейчас начнется… Но мама опустила глаза, закусив нижнюю губу! Не-а, поддержки не будет, это более чем странно, это нонсенс.
– Ма-а… – протянула доченька, чувствуя перемены в худшую для нее сторону. – Не поняла, в чем дело? Я взрослая девочка, мне двадцать один…
– Ты сопля! – посмел оскорбить ее папа. – Сопля, у которой нет ни совести, ни знаний, ни обязанностей, ни благодарности, ни элементарных человеческих чувств. Зато вдоволь патологической любви к себе, наглости, хамства, тупого эгоцентризма.
Лучшая защита – нападение. Искра применяла данную тактику интуитивно, не настолько она умна, чтобы действовать сознательно, воспользовалась и сейчас из чисто оборонительных целей:
– Прекрати! Ты что себе позволяешь?! Я не какая-то там…
– Я позволяю?! Я?! – резво, как ужаленный, подскочил папа. А дальше он попросту стал орать, весь побагровел, надвигаясь на ошеломленную дочь, отступавшую к стене. – Это ты мне?! То есть дочь приказывает отцу заткнуться, что бы она ни творила?! Но одевать, кормить, деньги давать обязан я?
Искра зажмурилась и втянула голову в плечи, ведь папа замахнулся! Тут уж мама не выдержала, однако не единственное чадо защищать кинулась от узурпатора, а к мужу. Поглаживая его по плечам, она уговаривала его:
– Жора! Жора, прошу тебя, не надо так, у тебя давление… Поспокойней, ладно? Жора, пожалей себя…
Папа медленно опустил руку, тяжело дыша, а в глазах одно бешенство (по мнению напуганной Искры), и его уже было не остановить. Георгий Данилович слишком долго терпел обеих своих баб, его разочарование глубоко и болезненно, ему теперь хотелось все высказать за долгие годы молчания и мучений с ними:
– Медея, мы кого с тобой произвели на свет? Это же чудовище! Может, нам ее подменили в роддоме? Посмотри, как она с нами разговаривает – как с прислугой, которой платит зарплату! Ты ничего не попутала, Искра? Ты содержишь нас, не я вас обеих? У меня пять предприятий, пять! Я работаю без выходных, праздников, отпусков, потому что моя дочь знает одно слово – да-а-ай! Мне это слово плешь пробило. Да-а-ай! Или истериками доканывает, когда «дай» не получает. А ты!..
Георгий Данилович резко развернулся к жене, та от одного взгляда своего тихого мужа отпрянула назад, вытаращив глаза на перекошенном страданием лице. Никогда Медея Андроновна не видела его таким гневным, она боялась, он умрет, потому с мольбой сложила руки:
– Жорик, умоляю, не нервничай. Да ну ее к чертям собачьим!
– Меня к чертям собачьим? – пискнула ошеломленная Искра.
– Ты всегда потакала нашей дочери, ты вырастила это! – выбросил папа в сторону дочери руку. – А мне было стыдно! За вас обеих! Строите из себя… графинь с огорода! А как перед Митей было стыдно… провалиться сквозь землю хотелось!
Мда, Митя… Бойфренд Искры – красивый (разумеется!), умный, главное, перспективный. Он предложил ей свою квартиру и через три месяца, подкопив денег на свадьбу, пожениться, если… они подойдут друг другу. На будущую супругу возлагались определенные обязанности, а претендентка не только ничего не умела, но и не желала ничегошеньки делать, к тому же оказалась истеричкой. В общем, испытание бытом Искра не выдержала, Митя собрал ее вещи и привез девушку к маме с папой на перевоспитание. Сказал, что красота проходит, как и страсть, а остаются уважение, долг, обязанности. Хочется приходить домой, где порядок, вкусная еда и ласковая жена. Пообещал забрать Искру, но после экзаменов на пост жены – готовка, уборка, глажка, обязательно испытательный срок на его территории. Если Искра справится, он честно женится, ему нужна красивая и воспитанная жена. После того случая папа как-то сник, видя, что дочь никакого желания измениться не проявляла, а ушла в загул.
– Ладно, папа, я больше не буду, – придя в относительное равновесие после шока, решила поставить точку дочь. Ведь главное пообещать, а выполнять не обязательно. – Ну, правда, засиделись и не заметили, как время… Я пошла к себе, ага? Спать хочется.
Не встретив возражений со стороны родителей, Искра отступала к выходу и юркнула за дверь, слыша из гостиной фразы папы, брошенные, конечно, ей:
– Работать пойдешь! Больше ни копейки не получишь, пока не научишься зарабатывать и тратить свои, а не мои.
Искра ухмыльнулась, поднимаясь на второй уровень. Работать… на какого-то козла? Красивая женщина создана не для работы, а для праздника, который обязан обеспечить крутой мэн. В своей комнате Искра растянулась на кровати, не раздеваясь, сладко потянулась и прикрыла веки, улыбаясь. Ой, какой вечерок был… не с Митей, с другим. Митьке выпад с ее возвратом «на родительские хлеба», как он по-идиотски выразился, она вернет, когда тот будет в ногах валяться. У него какие-то понятия из прошлого века: дом, семья, дети, обед. На фиг, на фиг, только она будет устанавливать правила.
А в гостиной Медея Андроновна лихорадочно капала из пузырька в стакан капли, муж полулежал в кресле с видом несчастного раба, которому не удалось восстание. Жена подплыла к нему и протянула стакан:
– Жорик, выпей.
– Не хочу, – отвел он ее руку.
– Жорик, умоляю, выпей… – дрогнувшим голосом попросила Медея Андроновна. – Это по-старинке: валерьянка. Успокаивающее. Безвредное.
– И бесполезное.
Взглянув на жену, Георгий Данилович сжалился (по натуре он добрый, отходчивый человек) и таки выпил дурацкую валерьянку, после, поставив локти на колени, свесил кисти вниз и опустил голову. Он понимал, что огорошил дочь сегодня резкостью, это ненадолго, завтра она придет в себя и, придумав изощренный план мести, пойдет в наступление, вооружившись обидами, претензиями, обвинениями. И заговорил хрипло, его слова пропитались горечью:
– Мы думали, у нас искра божья родилась, вот и назвали – Искрой. Это же свет, радость, счастье, гармония. А вырастили бездушное чудовище!
– Помимо нас есть школа, институт, друзья…
– Мы – ладно, – не слушал жену он, – мы заслужили, но дочь наша всем будет портить жизнь.
– Меня сейчас волнует твоя жизнь. Как чувствуешь себя?
– Нормально, – буркнул он. – Не умер же. Если не хочешь, чтобы я умер, не иди у нее на поводу, обещаешь?
– Да, да, обещаю. Как скажешь, так и будет, только не нервничай.
– Идем спать. У меня завтра… то есть сегодня трудный
