Михаил Васильев - Грибник
Вы уже выступали в заглавной партии в "Спящей красавице". Кажется, это первое выступление после вашего возвращения?
Ну да. Если не считать сказку "Перестройка в Солнечном городе". Детский утренник. А "Спящая красавица" — мой дебют после возвращения на сцену. Можно так сказать. И надеюсь еще на много-много ролей. Я по-прежнему на ногах.
Странно было видеть на фотографии лицо, которое он, может быть, увидит в реальности, где-нибудь у проходной театра. Совсем не верилось в такую возможность.
Было слышно, как за дверью нервно галдят актеры. Это они спускались по лестнице, шли в перерыв между репетициями в буфет.
На лестничной площадке рядом с библиотекой тоже слышались голоса. Женские. Непонятно о чем они говорили, но один голос Артур уже узнавал. Бокситогорская.
"Вдруг она, Регина Табашникова, действительно, зайдет сюда, — подумал он, глядя на букет из пластмассовых желто-красных листьев в капроновой вазе на подоконнике. — Тогда я мог бы сказать о том, как нелепы букеты осенних листьев, любование старостью и смертью. Заговорить в духе "Мастера и Маргариты". Можно добавить: как лесной человек, я это хорошо знаю… Ну, и дальше что-нибудь интересное о себе.
Он опять набивал информацию в компьютерную картотеку. Набрал: "И.Ефимов. Сталин и Смерть. Камерная опера для баритона, меццо-сопрано и инструментального ансамбля в составе…"
Голоса за дверью смолкли, и вошла она. Оказавшаяся выше, чем думал оцепеневший сейчас Артур. Непохожая на себя в журнале, немного другая, попроще, но она, Регина Табашникова. Настоящее нежурнальное лицо Регины оказалось не таким сияющим, совершенным, как на фотографии, но все равно лучше, потому что было живым.
Раздался ее голос, глубокий и по-актерски сильный. Она, конечно, спрашивала что-то о книжке, о "Соборе". Только сейчас Артур понял, что ни одной такой книги в библиотеке нет. Он все оставил в репетиционном зале.
— Изволите ли знать, не сохранилось в наличии, — нелепо и как-то архаично начал он. Вроде бы пошутил. Попытался шутить. Может быть, для того, чтобы обратить на себя больше внимания. Сидел, пытаясь застегнуть несуществующую пуговицу на воротнике рубахи.
Но прекрасная Регина осталась серьезной. Сейчас от волнения Артур с трудом понимал, что она говорит. Как глухарь, пока слышал только себя. Задрав голову, смотрел на ее медальон, древнюю золотую монету на длинной цепочке с изображением всадника на колеснице. Почему-то казалось, он уже видел где-то что-то подобное. На ее крошечную руку — наверное, шириной с три его, артуровых, пальца. Наверняка, такая рука никогда не поднимала ничего тяжелее шариковой ручки или карандаша для макияжа. Почему-то именно сейчас вспомнилось про наган, лежащий в ящике стола, грубую черную железку.
Смотрел в ее лицо с благородно удлиненными глазами, немного великоватым ртом и широкими, чуть вывернутыми губами. Такая естественная для нее красота. Увидел бледные следы уже почти выведенных веснушек, и это почему-то как будто успокоило его.
— А мне Лаидка Бокситогорская уже рассказала, насплетничала о том, что у нас новый библиотекарь появился. И зовут его почему-то Артур. Я думала, армянин.
Как странно, несуразно было слышать свое имя, произнесенное ей, Региной Табашниковой.
— Я ее знаю, — заговорил Артур. — Бокситогорская — это ваша подруга? Она сегодня сюда заходила.
— Все здесь в театре друг другу враги или друзья. Или будто бы друзья, — непонятно высказалась Регина.
Присела на подлокотник кресла. Двигалась она резко и уверенно. Вспомнилось, что Регина еще и спортсменка.
Сейчас Артур заметил, что она смотрит на раскрытый журнал со статьей о ней.
"Какой я хитрый!" — мысленно обрадовался он. Уже казалось, что он специально сделал это.
— А вы спортом занимаетесь? — спросил он поспешно, боясь, что Регина уйдет. Вроде ничего ее здесь больше не удерживало. — Я читал. Даже борьбой-дзюдо? Это сейчас модно… Хотя, я считаю, что лучше старенький ТТ, чем дзюдо и каратэ. Как говорится. Только у меня не ТТ, а наган, — совсем некстати добавил Артур.
По лицу Регины было явно видно, что она не понимает его. И не знает, что это такое: ТТ, наган, может, и каратэ тоже. Она подчеркнуто грациозно продолжала сидеть на подлокотнике. Так сидят на троне. Или, может быть, на коне.
— Порадуешь толкованием? — Наконец, спросила она. И, не дав ответить, добавила. — А ты что, тоже спортсмен?
— Да не то что бы… Разве что так, рыболов-спортсмен, — по возможности загадочно отвечал Артур. — Охотник, рыболов. Грибник даже.
— О, прямо-таки настоящий мужчина, — Регина даже слегка улыбнулась, наконец. — А то у нас в театре мужчин нет.
Кажется, Артур покраснел — такое было чересчур, услышать это от самой Регины Табашниковой.
— В журнале пишут о том, какая непростая обстановка в нашем театре, — пробормотал он.
— Да уж… Иногда думаешь даже, хорошо бы бросить все это и жить простой естественной жизнью. Оставить всю эту суету, уехать в какую-нибудь глухую деревню.
"Ничего хорошего", — подумал Артур.
— Я регулярно навещаю такую, — сказал он вслух.
— Охотится? У тебя, наверное, и ружье есть?
— Ну, не ружье, — уклончиво ответил Артур. Он, насколько мог, небрежно, достал из ящика стола свой наган, со стуком положил его на библиотечную стойку. Глядя со стороны, заметил, как дико тот выглядит здесь, в библиотеке, среди старых книг и партитур.
— Ого! — усмехнулась Регина. — Теперь в библиотеках пистолеты стали выдавать?
— Ну, не совсем пистолет, — уже снисходительно пояснил Артур. — Банальный солдатский наган.
Регина, безо всякого смущения, вертела револьвер в руках, не торопясь и не задумываясь о том, что сейчас кто-то может войти и увидеть его. В своих эмпиреях, наверное, и не знала, что иметь револьверы в этой стране запрещено. Умудрялась держать его по-женски, кончиками пальцев, как-то боком, параллельно телу.
— И что, вот с этим охотишься? — спросила она.
— Да нет, — солидно отвечал Артур. — На кого на Ладоге охотиться, на нерп, разве что. Или, вообще, в рыбу стрелять.
— Нет, нерп жалко. Я их видела, они такие симпатичные, — Регина смело сжимала наган, к счастью, нажимая не на спусковой крючок, а на скобу, защищающую его.
Казалось, что вот-вот здесь грохнет выстрел. Глядя на ствол нагана, сейчас направленный на либретто "Жидовки" Фроманталя Галеви, Артур не решался сказать, что тут лучше не целиться вообще никуда. Заговорить об этом с Региной казалось невозможным. Он только многозначительно кашлянул и уже протянул к нагану руку.
— Вот что!.. — произнесла Регина. — А дай-ка ты мне его. Ненадолго. Поиграть.
— Зачем вам такая мальчишеская игрушка? — осторожно поинтересовался Артур.
— Думаю, пригодится для какого-нибудь розыгрыша. Или на киносъемках. Скоро сниматься в одном фильме, а сейчас реквизит в киногруппах такой убогий — может и пистолета не оказаться, когда надо.
— Ну, возьмите, — принужденно сказал Артур. — Только осторожнее с ним. Вот на эту кривую железку не надо нажимать. И еще спрятать.
— Спрячу, — снисходительно усмехнулась Регина. Артур проследил, как его такой грубый облезлый наган опустился и исчез в изящной и маленькой, почти кукольной сумочке: — Увидишь свой пистолет в кино. Постараюсь почаще им там махать.
Она уже собиралась открыть дверь, когда в библиотеку вернулась Октябрина.
— Какие высокие девки сейчас танцуют, — та, как всегда по индивидуальному собственному обычаю оценила ушедшую. — Недаром от них партнеры отказываются.
"Я бы от такой партнерши никогда не отказался", — подумал Артур.
— Небось, тоже рассчитывает на главную партию в "Соборе". Со своей кривой ногой, — добавила Октябрина.
Оказывается, Октябрина решила, что книг раздали мало. Ей понадобилось, чтобы Артур поехал в бибколлектор и привез еще.
— Возьмите еще пачки две, — сказала она. — Думаю, там в каждой штук по двадцать книг. Полагаю, все-таки, что в прачечной и рабочим сцены Гюго не понадобится, — подумав, добавила она. — Вы, наверное, знаете, где ближайший к нам библиотечный коллектор?
— Да, это где-то на Литейном.
Артур бывал там. Когда-то недоступный рядовым покупателям коллектор теперь стал, в общем-то, обычным книжным магазином. После только что произошедшего события какие-то книги, какой-то бибколлектор казались нелепой суетой.
— Машину возьмите в гараже, — продолжала Октябрина. — Или какой-либо автобус. А вот эта бумага — счет о перечислении денег. Заодно уж купите мне лекарств свежих в аптеке. Потрудитесь, сделайте одолжение. Там же на счете, на обратной стороне названия записаны.
По пути Артур опять отражался во множестве театральных зеркал. Он продолжал переживать подробности разговора с Региной, вспоминал вроде бы упущенные им нюансы, ее мимику, интонации. Вглядывался в свои отражения, будто надеялся, что стал меняться, почему-то похорошел. Увы, к сожалению, остался прежним.
