Питер Аспе - Дети Хроноса
– Тебе принести что-нибудь выпить? – спросила Ханнелоре, когда Лео подошел и сел рядом с ней.
– Нет, спасибо, Ханне.
– Правда нет?
Лео решительно помотал головой.
– Ты, наверное, спрашиваешь себя, почему я договорилась встретиться с тобой здесь?
Лео действительно задавал себе этот вопрос.
– Потому что это самое безопасное место для нашего разговора. Де-Ягер никогда сюда не приходит и…
– И ты уже давно собиралась тайно встретиться здесь с неизвестным поклонником, – пошутил Лео.
– Откуда ты знаешь?
– Не боишься сплетен? – Лео указал на шумных юристов у стойки бара.
– Они думают, что ты молодой стажер, – ухмыльнулась Ханнелоре. – В сентябре их здесь полно.
– Ханне, мне сорок семь.
– Я знаю, – быстро ответила она. – Но за трезвую оценку своих коллег я в данный момент поручиться не могу.
– Думаю, что при таких обстоятельствах мне все-таки следует взять себе пиво, – сказал Лео.
– А мне еще чашечку чая! – крикнула ему вслед Ханнелоре.
Лео подошел к бару и непринужденно сделал заказ, словно он бывал здесь уже многие годы.
– Я не смог сегодня связаться с Питером, – сообщил Лео, поставив на стол поднос с чаем и пивом. – И так как информация Версника показалась мне довольно важной, я позвонил тебе.
Ханнелоре сделала глоток чая и откинулась на спинку стула. Она не видела ничего страшного в том, чтобы сбросить туфли. Здесь такая комфортная обстановка, посчитала она.
– Рассказывай, Лео. Я слушаю.
– Кун Версник – отличный парень. Он не совсем соответствует типичному образу потрошителя, но что ты хочешь? В наши дни только что закончившему обучение врачу работу найти нелегко.
– А кому легко? – вздохнула Ханнелоре.
Лео знал ее воинственную натуру. Заместитель прокурора с левыми взглядами такое же редкое явление, как кактус в лесу Амазонки.
– Кун Версник изучил отчет Де-Ягера о вскрытии. По его словам, Де-Ягер пропустил решающую деталь.
– Общеизвестно, что доктор Де-Ягер время от времени делает ошибки, – терпеливо отметила Ханнелоре. – Только что закончившие обучение врачи знают тоже не все.
– Отец Версника – известный пластический хирург, Ханне. Кун взял домой рентгеновские снимки Герберта, потому что подозревал, что что-то было не так. Его отец подтвердил это официально. Челюстные кости жертвы не распилены, а разделены. Это означает, что речь здесь идет о пластической операции.
Лео схематически изобразил челюстную кость на картонной подставке под пиво и пытался показать Ханнелоре разницу между двумя хирургическими техниками.
– По словам отца Версника, Де-Ягер должен был это увидеть, – гордо констатировал он.
– Какова цель подобной операции? – с любопытством спросила Ханнелоре.
– Когда разделяют челюстные кости, подбородок становится не таким выдающимся вперед. Вследствие этого хирургического вмешательства контур лица становится мягче и правильнее.
– То есть наш Герберт – тщеславный парень.
– Или он настолько уродлив, что ему потребовалась такая операция. Отец Версника говорит, что эта техника операции относительно новая. В 1986 году такие операции были редкостью.
– Ты имеешь в виду, что на основании этих данных мы можем установить личность Герберта довольно легко?
– Да, Ханне, именно это я имею в виду.
– Питер будет доволен, когда узнает это.
– Я тоже так считаю. Иначе как думаешь, почему я осмелился ступить на запретную территорию?
Ханнелоре лениво поднялась.
– Я считаю, ты заслужил еще пиво, – ухмыльнулась она.
Ван-Ин знал репутацию «Клеопатры», но сам он там еще не бывал. Он припарковал свой «фольксваген-гольф» на гравии перед украшенной голубыми неоновыми огнями виллой.
– Мертвое царство, судя по всему, – заключил он, когда они вышли из машины.
«Фольксваген-гольф» был единственной машиной на импровизированной парковке. Версавел пожал плечами:
– Еще только без пятнадцати два, Питер. Чего ты хочешь?
Ван-Ин проигнорировал наивное высказывание Версавела. В период расцвета придорожных ресторанов все было по-другому. Тогда эти заведения весь день работали на полную мощность. Каждый уважающий себя коммивояжер регулярно отмечал в них свои успехи в продаже, сидя с наполовину пустой бутылкой игристого вина и девушкой на коленях.
Прежде чем позвонить в дверь, Ван-Ин заглянул внутрь через окно. В полумраке он разглядел деревенскую дубовую стойку, высокие табуреты и обязательные кресла с продавленными подушками. Там также стоял блестящий проигрыватель. Такой больше уже нигде не увидишь.
Линда сидела на кухне, когда прозвенел звонок. Перед ней стояла пустая бутылка «Эликсира д'Анвер». Она взяла сигарету из почти пустой пачки и прикурила ее. Когда эти назойливые люди уйдут, она оденется и съездит в GB[27], чтобы купить себе новый запас.
– Может, они сегодня закрыты, – предположил Версавел, когда через пять минут им никто не открыл.
– Чушь. Вероятно, они увидели «фольксваген-гольф». В этой среде полиции по определению не рады. Обойду-ка я дом. Кто знает, может, они лежат и загорают в саду.
Версавел продолжал звонить в дверь, из-за чего Линда не заметила, что Ван-Ин стоит и смотрит на нее через кухонное окно. Ее чуть не хватил удар, когда он постучал в окно.
– Мы закрыты! – свирепо крикнула она.
– Полиция. Я могу поговорить с господином Артсом?
«Копы, – поняла она. – Это может быть весело».
И, шаркая, направилась к задней двери.
Услышав, что его зовет Ван-Ин, Версавел перестал звонить в дверь и поспешил за угол. Ван-Ин махнул ему рукой, чтобы он подошел. Линда открыла дверь и впустила полицейских. Кухня была похожа на поле боя. Версавела чуть не затошнило от запаха протухших остатков пищи.
– Значит, вы разыскиваете моего драгоценного супруга? – театрально спросила Линда.
– Да, именно. Мы надеялись застать его здесь. Его нет?
– Вы его здесь видите? – поинтересовалась она с издевкой.
Ван-Ин не собирался злить пьяную бабу. Он взял стул и сел. Версавел последовал его примеру, при этом чуть не наступив на засохший яичный желток.
– Мы можем подождать, пока он не вернется домой, – решительным тоном пообещал Ван-Ин.
– Тогда вам придется долго ждать. Он позавчера уехал.
«Это, наверное, был не первый раз», – хотел сказать Ван-Ин.
– Когда он вернется? – спросил он.
Линда стояла, прислонившись к кухонному шкафу. Ее халат внизу распахнулся и обнажил неуклюжие ноги. Она намеренно подождала, пока мужчины отведут взгляд, прежде чем поправить одежду.
– Этот ублюдок больше не вернется, – внезапно вырвалось у нее.
– Почему вы так думаете, госпожа Артс?
Ван-Ин достал из нагрудного кармана сигарету и прикурил ее. Вонь на самом деле больше невозможно было выносить.
– Можно мне тоже одну?
Линда ринулась к нему, как медведь к медовым сотам. Ван-Ин отдал ей свою предпоследнюю сигарету, это ее немного успокоило. Тут же прикурив, она сделала несколько судорожных затяжек.
– Он взял с собой фотографию своей матери. – Она указала на пустое место на каминной полке. – Раньше он никогда ее с собой не брал.
Версавел подумал о своей маме. С тех пор как она три года назад умерла, он носит ее фотографию у себя на шее как драгоценный талисман. Она и Франк были единственными людьми, которые на протяжении всей его жизни были рядом с ним в горе и в радости, и он скучал по ней. Ван-Ин последовал за взглядом Линды. Ее взор застыл на пустой бутылке «Эликсира д'Анвер». Ее пальцы, судорожно сжимавшие сигарету, тряслись.
– То есть это не первый раз, когда ваш муж покидает супружеский дом.
Сейчас он все-таки это сказал.
– Супружеский дом! – заржала она. – Если бы я знала, что он будет волочиться за каждой юбкой, я бы никогда не вышла замуж за этого крокодилотрахаля.
Версавел посмотрел на Ван-Ина. Они оба еле сдерживались, чтобы не засмеяться.
– То есть вы полагаете, что он больше не вернется, – пробормотал Ван-Ин сквозь зубы.
Линда бросила наполовину выкуренную сигарету на пол и выпросила новую. Ван-Ин отдал ей свою последнюю сигарету. При этом в ее пачке было еще минимум штук шесть.
– То, что этот мерзавец мне изменяет, мне безразлично. Но он должен держаться подальше от моих денег.
Неприятное было сказано. Они были уверены, что муженек Линды сбежал с ее деньгами. Согласно закону, он был вором, а копам платят, чтобы они ловили воров.
– Ваших денег?
– Да, моих денег. Этот похотливый бананосос – обычный вор.
– Если я правильно понимаю, вы хотите подать иск на вашего мужа.
– Если вас не затруднит, – огрызнулась она.
