Фредерик Дар - Дама в черной вуали
* * *
Что бы ни было, но завтрашний день приходит всегда. В моей команде состояние эйфории. Пино познакомился с американкой, а Берюрье тут же покорил ее. Он не стал держать это в тайне, а поспешил поделиться с нами радостью своей победы. Великолепная женщина: первый ее муж торговал галстуками, второй был развратником, третий продавал вареные сосиски, четвертый содержал бакалейный магазин и аптеку.
— Я очень давно искал подобную женщину,— заявляет он.— Если бы вы только увидели ее обнаженной! У нее тело принцессы...
— От которой сбежало четверо мужей,—желчно язвит Пино.
— Что ты понимаешь в этом! Ты бы целовал ей ноги, если бы она досталась тебе... Что это за женщина!.. Да, она просит, чтобы я обучил ее любви по-французски...
— Становишься профессором.
— Пусть тебя это не волнует! Возможно я и не Дон Жуан, но у меня есть несколько секретов!
Я не успеваю высказать свои соображения,— в каюту входит офицер, опекающий нас на корабле.
— Комиссар,— шепчет от,— мы выполнили вашу просьбу. Я принес первые результаты.
Он протягивает мне фирменный бланк Трансатлантической компании с тремя фамилиями и объясняет:
— На теплоходе обнаружено три женщины, имеющие в своем багаже траурные одежды. Речь идет о генеральше Доми-Тур, семидесятидвухлетней даме, муж которой умер год назад,— об этом даже писали газеты. Траурный наряд мадам Лека-Биней в память о погибшем всего неделю назад ее брате.
— Кто же третья?
— Это жена индийского дипломата, мадам Гара-Темиш! Но траурный наряд принадлежит не ей, а няне ее сына. Это все...
— Я благодарю вас... И браво! Вы очень оперативно справились с задачей. Спасибо!
Он уходит, оставив меня в полном смятении...
Допустим, что индийский дипломат был связан с Грантом. Чувствуете? В таком случае, он должен встретиться еще с кем-то в Нью-Йорке, чтобы передать ему документы... Дальше. Чтобы не очень привлекать к себе внимание, он поручает своей жене выполнить эту задачу. Он спокоен: женщина с ребенком не вызовет подозрений.
Дама же нанимает юную француженку по уходу за малышом. Заметив, что ее служанка в трауре, мадам решает воспользоваться траурным нарядом. Это позволяет ей скрыть свое лицо естественным способом. Вернувшись в отель, она
переодевается, складывает чемоданы и садится на теплоход. Вот почему в ее багаже находится черный наряд! Логично ведь? Логично! Я семимильными шагами приближаюсь к тайне! Я, можно сказать, уже на пороге ее разгадки!
— Что-то не клеится? — спрашивает меня Пинюш.— У тебя такой потерянный вид!
— Наоборот, старик! Все идет самым наилучшим образом!
Я напоминаю своим коллегам о главной цели нашего пребывания на борту теплохода «Либерте» и ставлю перед ними задачи.
— Берю, ты сейчас проникнешь в каюту генеральши... Я жду от тебя самого серьезного отношения к делу! Обыщи в каюте каждый уголок. Будь бдителен: тебя никто не должен застукать в каюте. Иначе испортишь все дело!
— Будь спокоен, шеф. Я владею своим ремеслом.
— Не сомневаюсь!.. Тебе же, Пино, предстоит познакомиться с каютой торговки удобрениями... Программа та же, что и для Берюрье. Понятно?
— Понятно, Сан-Антонио. Все это так неожиданно и не вовремя. Я назначил своей Нане свидание в баре.
— Придется предупредить ее, что появились непредвиденные обстоятельства. Придумай, что хочешь. Например, что твоя горячо любимая тетушка Амелия находится при смерти...
Толстяк пожимает плечами.
— Легко сказать,— хнычет он.
Я взрываюсь:
— Ты иногда задумываешься над тем, за что тебе платят зарплату? Или ты считаешь, что это вознаграждение за шефство над старыми американскими вдовушками?
— Не надо так думать обо мне, Сан-Антонио. Я всего лишь любитель! За последние четырнадцать лет я ни разу не изменил серьезным образом своей мадам Берюрье...
— Тем более! Ты же не поменяешь свою жену на американскую вдовушку. Даже если у нее и груди до самых колен.
— Как будто ты видел их?!
— Я хотел бы увидеть такие щедроты природы. Но боюсь, а вдруг я сердечник. Твоя богиня одной грудью моет посуду, а вторая в это же время подметает пол.
Ничего не сказав, Берюрье выскакивает из каюты, резко хлопнув дверью.
Пино смеется как сливной бачок.
— Можно подумать, что к нему возвращаются его двадцать лет!
— Тогда ему бы надо изменить и свою внешность: иначе годы могут подумать, что ошиблись адресом!
Пино взбивает расческой свои сто тридцать четыре волосины на бледном черепе. Затем той же расческой вспушивает усы, чтобы придать им задорный вид.
* * *
Праздничная месса на борту теплохода. Святой отец Колатэр правит ее на сцене кинозала. Зрелище, скажу я вам, очень волнующее! Среди верующих я замечаю и головку малышки Марлен в глубине церкво-театро-кино-праздничного зала. Она искренне радуется моему появлению и тут же сообщает:
— А вы мне снились сегодня ночью! Я видела вас в образе розового облака, сквозь которое я пролетала на крыльях! У меня за спиной было два больших крыла!
Слишком крутовато для ее интеллекта!
После окончания мессы я приглашаю ее к себе.
Мои коллеги где-то в это время шарят по чемоданам, я же закрываю дверь каюты на защелку и предлагаю Марлен кресло, а сам сажусь на койку.
Начинает слегка штормить. Кресло бросает из стороны в сторону.
— Садитесь рядом со мной! — приглашаю я нянечку.— Так будет менее опасно!
Она стремится к безопасности. Малышка явно не читала Кокто[29], но ее физическое развитие позволяет вполне компенсировать этот пробел в образовании. Ощущаю, что Марлен, все равно что богатейшая целинная земля, а такие земли надо возделывать!
Приступая ко второму акту чувственно-осязательной драмы «Все выше и выше!», я все же не забываю, что объектом номер один моих профессиональных интересов является ее хозяйка.
— Когда я думаю, что вы покидаете Францию, меня охватывает чувство горечи! — заливаю я глупышке.
— Почему?
— Мне кажется, что я вас больше никогда не увижу! Вы ведь обязательно найдете в Америке себе денежного американца, чемпиона по бобслею!
— Но это же не сразу случится! Мы с вами еще сможем встретиться в Америке! — успокаивает меня Марлен.
— Что вы? Ваша хозяйка не разрешит вам выходить из дома!
— Еще этого не хватало!
— Я просто знаю подобных рабовладелец!
— Моя хозяйка не такая! Она добрая... И потом, я вольна распоряжаться своим свободным временем!
— Это хорошо! Значит, она не очень следит за вами?
— Вы же видите...
— А сейчас вы обедаете с ней за одним столом?
— Нет... Я питаюсь в спецзале для детей.
У меня все вопросы иссякли, но зато созревает предложение:
— Вам бы надо снять свою юбку. Помнется она...
— Но это не очень удобно...
— Ну, что вы! Да это делают сплошь и рядом во всех приличных обществах! Самые знатные герцогини могут вам подтвердить это!
Она сопротивляется недолго.
И я присутствую при открытии скульптуры. Уверяю вас: это зрелищно. Это достойно телерепортажа. Чувствуется, что она совершенно без комплексов, а это всегда способствует самым тесным контактам.
Занятый по уши работой, я уже давно не оказывал внимания дамам. Поэтому свожу до минимума увертюру третьего акта вышеназванной драмы и являю на свет свое готовое к действию оружие. Марлен имеет право на исключительный сеанс, репертуар которого полностью сымпровизирован беспокойным сегодня океаном.
Как только я заканчиваю свою программу, малышка начинает лихорадочно одеваться и выскакивает из каюты, словно стартует на короткую дистанцию.
— Что же сказать хозяйке? — спрашивает она на прощанье.
— Что месса затянулась!
Я недолго остаюсь в одиночестве. В каюте появляется Пино. Лицо его зелено-голубого цвета южных морей.
— Что с тобой?
— Ты ничего не ощущаешь?
— Корабль горит, что ли?
— Он качается!
— Слава Богу! — улыбаюсь я блаженно.— Но ведь без качки доплыть до Америки никому еще не удавалось!
— Ой, Сан-Антонио, мне кажется, что сердце поднимается до самого горла!
— Выпей стаканчик. Оно опустится.
— Я в баре уже выпил целых пять! И никакого результата.
— Тоща ложись... К вечеру ты придешь в норму... Вот увидишь! А какие новости у тебя?
— Никаких, Сан-Антонио. Я ничего в каюте генеральши не нашел. Я... я об...
Пино не успевает закончить фразу и бежит в туалет.
Я же принимаю допустимую для меня дозу и жду приглашения на обед.
* * *
Как только начинает звучать уже знакомая мелодия, приглашающая к обеду, я выхожу из каюты, но направляюсь не в ресторан, а в апартаменты жены индийского атташе.
Самой совершенной инспекции я подвергаю все, куда можно заглянуть: шкаф, кровать, плафоны ламп, чемоданы, сливной бачок в туалете... Простукиваю паркет, трубы, перегородки. Ничего! Если не считать черного платья и черной вуали, что я нашел в ящике комода. О них и говорил мне офицер... Я боюсь сделать окончательный вывод. Пока. Вместо этого подвергаю тщательному осмотру каюту Марлен, которая находится напротив каюты ее хозяйки.
